Царство

Впрочем, избегать боя оказалось не по сердцу храброй царевне. Словно искушенный множеством битв опытный полководец, она вдруг почувствовала, что в сражении настал переломный момент, когда даже небольшое усилие способно принести окончательную победу. И в этот самый миг она с силой ударила пятками в бока жеребца, посылая его вперед сквозь строй расступающихся перед ней воинов и увлекая их за собой на врага, и так пятящегося под натиском булгар и русичей.

Увлекая, словно живое знамя!

Злая насмешка судьбы: именно удар плохо обученных и столь же плохо вооруженных пешцев мокши, кои должны были стать легкой добычей татар, сломил волю Бату-хана и лишил его мужества. Ведь Нарчатка, сама того не зная, направила своих людей именно на горстку оставшихся подле ларкашкаки телохранителей. И тогда внук Чингисхана, великого «потрясателя вселенной», просто испугался – испугался поражения и следующего за ним бесчестия, испугался скорой смерти и следующего за ней забвения… Он не принял бой с теми, кого недавно презирал и одновременно ненавидел – нет, с горсткой личников он спешно ускакал, едва разминувшись с практически добежавшими до монголов пешцами мокши.

Батый бежал, – надеясь, что соберет сражающиеся на юге тумены и еще вернется, чтобы отомстить.

Батый бежал, разом лишив мужества большую часть своих нукеров, ведь весть о том, что ларкашкаки оставил все еще сражающееся войско, мгновенно облетела орду. Все монголы, кто еще мог развернуть коня и направить его в бескрайнюю степь, покуда орусуты не замкнули вокруг туменов гибельное кольцо окружения, тотчас поспешили это сделать. Преследуемые ковуями, булгарами и мокшей и безжалостно истребляемые ими, словно дикие звери! А вот Субэдэй-багатур так и остался подле гвардии, гибнущей под яростным натиском дружинников базилевса. Ибо нойон твердо для себя решил, что не покроет седую голову позором бегства на закате жизни. И что второе крупное поражение за свою жизнь после неудачной Бараньей битвы с булгарами он хотя бы частично искупит собственной кровью.

Вскоре так оно и случилось… Оставшиеся подле темника телохранители один за другим пали, закрывая своими телами невозмутимо восседающего на белоснежном скакуне нойона. И наконец строй их окончательно развалился под яростными ударами ратника, закрутившего вокруг себя настоящий вихрь из двух словно бы белых мечей.

Невесело усмехнувшись тому, что под конец жизни судьба свела его с достойным противником, настоящим и наверняка известным багатуром, Субэдэй оголил свой клинок. После чего стремительно, по-молодецки рубанул по врагу, рассчитывая, что оружие из индийской стали кара-табан разрубит мечи орусута так же легко, как и любые другие. Резво полетело навстречу витязю острие черной сабли, нацеленное в его горло, но уже на полпути столкнулось с блоком развернутого плашмя меча. И бессильно отскочило от него, пусть и оставив на новгородском харалуге глубокую зазубрину, в то время как правую кисть изумленного темника пронзила острая боль от отдачи. А уже в следующее мгновение голова его взлетела высоко в воздух, отделенная от плеч рубящим ударом второго меча орусута.

Последним, что увидел потрясенный Субэдэй в своей жизни, стал яростный блеск голубых глаз русича. А богатырь Евпатий, за искусство сражаться обеими руками носящий почетное прозвище Коловрат, уже устремился к следующему противнику, так и не поняв, что сразил истинного вождя Западного похода поганых…