Царство

Глава 13

– Бе-е-е-е-й!!!

Оглушительно хлопнули тетивы самострелов, отправив полтораста болтов в ветеранов-меченосцев, буквально стоптавших замешкавшихся латгалов. А сверху на головы рыцарей обрушились две с половиной сотни стрел с гранеными и шиловидными наконечниками, пробивающими хауберки даже двойного плетения. Одного слитного залпа русичей хватило, чтобы спешить свыше пяти десятков летящих во весь опор крестоносцев. И это не считая тех, кто не успел затормозить перед павшими наземь лошадьми соратников, на скаку споткнулся о них и со всего маха полетел вниз. Стрелки сторожевого полка буквально выкосили острие «кабаньей головы» ливонцев. И прочие всадники были вынуждены объезжать свалку из лошадиных и людских тел, обтекая ее двумя узкими поначалу клиньями.

Быть может, имей ратники воеводы Захара больше времени для стрельбы, успей они накопать на пути врага неглубоких ям (в коих жеребцы-дестриэ с успехом ломали бы копыта) да вбить в землю частокол склоненных к крестоносцам кольев, они бы и вовсе остановили ливонскую атаку. Но времени на подготовку к бою у русичей практически не было, и все, что они действительно успели сделать, так это накидать перед строем полка железных рогулей, образующих не столь и широкую защитную полосу.

Между тем, прикрывшись чудинами, рыцари успели пролететь практически пятьдесят шагов, прежде чем их встретил залп русских стрелков, – едва ли не половину разделяющего противников расстояния. Чтобы проскакать на галопе все сто шагов, тяжелым всадникам крестоносцев требовалось чуть менее пятидесяти ударов сердца, то есть три залпа лучников и в лучшем случае два залпа самых умелых и быстрых баллистариев. Но добрую половину этого времени новгородские и владимирские вои упустили, атаковав, лишь когда враг показался сквозь разреженный строй латгалов.

А в итоге владимирские дружинники успели только еще один раз отправить в полет стрелы с бронебойными наконечниками, пусть уже без команд и вразнобой. Лучники вновь целили в лошадей и спешили еще добрых два десятка крестоносцев. При этом ранено дестриэ было заметно больше, но тяжелые и мощные скакуны даже с ранениями могут продолжать свой бег, зверея от боли и в любой момент способные выйти из повиновения наездникам. Но сейчас, в потоке прочих всадников, даже подстреленные животные продолжали скакать вперед.

А вот новгородские баллистарии, многие из которых замешкались при виде накатывающих на них рыцарских клиньев, еще раз выстрелить уже не успели. Да что и говорить: вид летящих во весь опор сотен ливонцев на мощных, рослых жеребцах, готовящихся стоптать русичей подкованными копытами дестриэ, заколоть их длинными копьями или сокрушить булавами, напугал даже опытных, бывалых воинов. Многим новгородцам в эти страшные мгновения показалось, что им придется сражаться и не с людьми вовсе, а какими-то стальными чудовищами. Или же и вовсе неотвратимой стихией, подобной штормовой волне на озере Ильмень. Лишь немногие ратники, коим хватило мужества и сноровки перезарядить самострелы, не отвлекаясь при этом на тяжелый галоп стремительно приближающихся крестоносцев, успели разрядить их по ворогу – уже в упор. Но подобных смельчаков набралась считаная горстка, а некоторым мужество и вовсе изменило в последний миг. Так, вскинув арбалет, несчастные промахивались всего с пары шагов из-за дрожащих рук или отвлекшись на заполошный клич воеводы:

– Назад, все назад! В стороны уходите!

Недавний сотский голова, Захар отчетливо понимал, ради чего всех стрелков вывели вперед большого полка. И потому после первого общего залпа он не посмел приказать воям отступить. Они должны были отправить во врага еще хоть по одной стреле. И отправили, когда вал крестоносцев уже практически доскакал до русичей.

Отхлынули было назад пешцы-стрелки, застопорились было на полоске железных рогулек ливонцы. Но не столь и широка она оказалась, а подкованные копыта европейских жеребцов менее уязвимы к «чесноку», нежели копыта степных монгольских лошадок. Однако и здесь ветераны ордена меченосцев потеряли не менее двух дюжин братьев и полубратьев, рухнувших наземь вместе с их дестриэ. Но остальные продолжили скакать во весь опор, чуть замедляясь, лишь чтобы объехать павших наземь соратников.

А пару мгновений спустя рыцари и сержанты Ливонской комтурии врезались в бегущих воев сторожевого полка. Пробивая их на скаку копьями, проламывая шеломы вместе с головами ратников тяжелыми булавами, перехватывая спины стрелков рубящими ударами романских мечей. И одновременно с тем над полем боя раздался торжественный клич немецких крестоносцев:

– Gott mit uns!!!

А вторил ему отчаянный крик гибнущих русичей, безжалостно истребляемых ворогом.

Конные лучники младшей дружины Юрия Всеволодовича отхлынули в сторону от рыцарского клина, спешно уходя от тарана и напоследок обстреляв ливонцев на пределе поражения своих составных луков. Ибо уже к самим гридям неотвратимо приближались германские всадники под началом Германа фон Буксгевдена, следующие на левом крыле орденской рати.

Между тем ветераны-меченосцы, разъяренные потерями от «подлого оружия» (в итоге от обстрела пало не менее трети братьев и полубратьев), безжалостно истребили всех воев сторожевого полка, оказавшихся на их пути. Сгинуло не менее двух сотен русичей, погиб под копытами догнавшего его дестриэ воевода Захар. И крестоносцы, разгоряченные первой победой и первой пролитой ими кровью, полетели дальше. На ратников большого полка, замерших на месте, плотно сцепив щиты и воткнув копья втоками в землю, направив при этом на врага острые наконечники.

До стены щитов русичей ливонцам остались считаные шаги.

– Gott mit uns!!!

Перед столкновением с «ежом» русичей на острие клина вырвались рыцари, склонившие к земле свои огромные копья длиной в три с половиной, а у кого и четыре метра. Плотно упершись спиной в заднюю, чрезвычайно широкую луку седла и вытянув ноги к передним копытам жеребца (стремена при этом натягиваются до упора), каждый из братьев приготовился протаранить схизматиков, расколоть их строй пополам и истребить всех, кто окажется на пути.

– Не жа-ле-е-е-ть!!!

В ответ на рев ливонцев прогремел бодрящий русичей боевой клич владимирских ратников, вставших прямо против острия вражеского клина, вновь единого. Явственно дрожит земля, даже трясется она под ногами пешцев, а руки многих воев из первого ряда стали на несколько мгновений ватными. Страшно людям – умирать всегда страшно… И увы, отнимает страх силу, отравляет душу, лишает воли к победе.

Но стоят гриди, даже не оглядываясь назад, бодрят себя отчаянной молитвой, вспоминают напоследок лица любимых или силятся переродить свой страх в свирепую боевую ярость. Ни на миг не дрогнула стена плотно сцепленных щитов, все так же сверкают на солнце широколезвийные острия коротких, но крепких и толстых рогатин. Или же граненые наконечники более длинных, двух с половиной или трехметровых пик… Рогатины смотрят низко, нацелены они в широкие груди дестриэ, в то время как пики готовы жалить их наездников.

А с реющих над головами русичей стягов все так же грозно взирают на крестоносцев очи искусно вытканных ликов Спасителя и Богородицы. Смотрят – и будто вопрошают: разве заповедовал Господь крестить людей силой, огнем и мечом, убивая несогласных?! Разве не четвертым Вселенским собором был утвержден единый для всех христиан Символ веры, и разве не католики изменили его, впав в ересь филиокве?

И разве возможно принесшим обет братьям-монахам и священнослужителям убивать, говоря не об исключительных случаях защиты своей обители и укрывшихся в ней от внешнего врага мирян, а пытаясь захватить и подчинить своему влиянию новые земли?

– А-а-а-а-а-а!!!

Дикий крик воинов с обеих сторон огласил поле битвы перед самым столкновением и тут же потонул в треске ломающихся копейных древков да отчаянном, диком ржании изувеченных жеребцов, падающих на владимирских пешцев вместе с наездниками. Или даже кувырком летящих через себя, с разгона напоровшись грудью на прочную рогатину, выдерживающую при случае и медвежий натиск.

Но ведь и смертельно раненые дестриэ не могут остановить свой бег, на разгоне врезаясь в стену щитов окровавленной грудью. Из тел их зачастую торчат обломанные копейные древка – ни стеганая попона, ни кольчуга поверх нее не могут защитить рыцарского скакуна от русских пик и рогатин. Но будто пытаясь отомстить, жеребцы сносят гридей вместе с ростовыми червлеными щитами, сбивают их наземь, крушат копытами или падают сверху, придавив несчастного русича так, что ни вздохнуть ему, ни пошевелиться.

А еще страшнее рыцарские копья, разящие воев сверху вниз. Они ведь длиннее пик пешцев и с высоты седла дотягиваются до щитов, пробивают их, впиваясь острием в лица дружинников или же разрывая на груди кольца кольчуг вместе с человеческой плотью. Только дощатая броня способна выдержать таранный удар крестоносца, но подобные панцири есть не у каждого воина даже в первых двух рядах «ежа». Что уж говорить о тех, кто встал дальше?!

Впрочем, и сами рыцари, а также их оруженосцы или сержанты во множестве находят свою смерть на пиках русичей – на скаку напоровшись на них или же вылетев из седла да упав сверху на граненые наконечники всем телом. Но и те счастливчики, кто избежал встречи с копьями гридей и не был придавлен собственным жеребцом при падении, благополучно приземлившись рядом, ненадолго переживают прочих спешенных соратников. Ибо всех рыцарей, кто оказался на земле, русичи добивают безжалостно, пронзая ворогов узкими жалами клевцов или обрушив на них рубящие удары чеканов.

В считаные мгновения погибло до сотни ливонцев. Но при этом сами крестоносцы поразили копьями или сбили с ног да затоптали копытами дестриэ в полтора раза больше гридей. Рыцарский удар оказался воистину страшен! И именно то, что тяжелые всадники атаковали клином, сосредоточив всю мощь и силу их тарана в одной точке, позволило меченосцам проломить владимирскую стену щитов. После чего, пусть и потеряв скорость и лишившись сломанных копий, уцелевшие ветераны павшего ордена врубились в ряды простых ополченцев, щедро раздавая могучие удары булав и секир да безжалостно рубя новгородцев мечами.

Но с другой стороны, именно то, что «еж» владимирских дружинников погасил силу и скорость тарана, позволило простым ополченцам устоять под натиском всадников и принять бой. Плохо вооруженные и незащищенные, они все равно кидаются в схватку, короткими охотничьими рогатинами или даже просто заостренными кольями опрокидывая рыцарских жеребцов или же подрезая задние копыта дестриэ кривыми засапожными ножами. А когда всадник оказывается на земле вместе с конем, то крестоносца безжалостно забивают дубинами, цепами, молотами, топорами. И пусть за каждого ливонца ополченцы платят жизнями когда троих, когда четверых или даже пятерых мужей, все же не бегут они, а стоят, бьются!

Но в брешь, образовавшуюся в стене щитов дружинников, уже хлынули набежавшие чудины. И ширится пролом в строю гридей, ведь бьют в него уже клинья тевтонцев и германских рыцарей, ведомых неистовым епископом Германом фон Буксгевденом! Принял вражеский таран и вечевой полк, и также оказался пробит «еж» новгородской тысячи, вставшей на крыльях пешей дружины базилевса. Лишь небольшие островки сбившихся в «кулак» ратников, вставших спиной к спине, сумели устоять, обтекаемые рыцарями со всех сторон. И чем больше крестоносцев прорывается к ополченцам, тем сложнее им сдерживать натиск ворога! А тут еще и крещеная католиками чудь напирает сразу вслед за всадниками, в иступленной ярости стремясь вступить в сечу.