Царство

Глава 16

Когда кроха проснулся и заплакал – одновременно жалобно и мило, чем-то похоже на мяуканье котенка, – я отдал малыша кормилице, а сам отправился в баню. Ростислава, родившая всего за четыре дня до моего приезда, еще очень слаба и большую часть светового дня спит. А грудью малышей здесь вскармливают кормилицы. Лично я против подобного, но таковы местные правила для знати, ничего не поделаешь. Так вот, учитывая, что Слава на момент моего прибытия в Рязань как раз спала, то я попросил ее не будить и, немного побыв с ребенком, воспользовался удачной возможностью смыть с себя дорожную грязь и пот перед долгожданной встречей с любимой.

В своем настоящем я никогда не любил бани, потому что брезглив и одновременно с тем стеснителен, да и большой жар всегда переносил с трудом. Но здесь, в условиях средневековья, баня едва ли не единственный способ отмыться дочиста, да и должен признать, что ощущение небывалой легкости после парной мне очень нравится. Нужно только вытерпеть жар и обжигающие прикосновения веника, наградой за которые будет короткий разбег – и кажущаяся ледяной в первые мгновения речная вода, в которую я и нырну с короткого помоста.

Но пока приходится сидеть на лавке и выжидать, с трудом вдыхая обжигающе горячий воздух, я пытаюсь отвлечься на воспоминания о недавних событиях и размышляю над тем, что уже успел сделать и что еще только предстоит.

Битву под Псковом орден проиграл разгромно, с оглушительным треском! Дитрих, увы, не пережил удара Микулы, но нам все равно воздалось за его бренную тушку. Фон Вельвена же псковичи подняли на копья в схватке на валу. Практически все рыцари ливонцев погибли, пытаясь пробиться из окружения, пало и большинство чудинов, не сумевших вырваться из гибельного кольца истребляющих ворога русичей. А между тем в реальной истории в битве на Чудском озере левое крыло ливонского клина составил датский треффен: рыцари, сержанты, кнехты и арбалетчики – достаточно сильный контингент. Однако, спровоцировав врага на решающее сражение до подписания Стенсбийского договора между магистром Тевтонского ордена и датским королем, я лишил немцев датской поддержки. Кроме того, в 1242 году крестоносцы не делили свои силы и не отвлекались на псковичей, а сам псковский городской полк пал в начале ливонского вторжения. Так что не столь и мало мое влияние на происходящие события!

Не столь и мало…

По сути своей Ливонская комтурия Тевтонского ордена перестала существовать как организованная боевая сила, но на полноценное ответное вторжение Всеволодовичам банально не хватило времени. Да и потери они понесли немалые, а тут еще и разбредшиеся по округе мародеры доставляют сложности. Впрочем, последние, прознав о поражении ударной силы ордена, поспешили ретироваться в Ливонию, где, по обрывочным слухам, успевшим до нас дойти, уже вспыхнули первые, пока локальные очаги восстания. Грозящие, впрочем, переродиться в настоящий пожар. А учитывая, что крестоносцев осталась реально горстка и что не менее трети балтов-ополченцев также сумеют вернуться, то вполне ожидаем расклад, при котором эсты, ливы и латгалы полностью вернут себе родную землю уже к зиме, в то время как ливонцы уцелеют лишь в замках.

А зимой, как я надеюсь, ворога в уцелевших замках добьет Невский!

Да, Александр Ярославич одержал громкую победу над Фолькунгами на Неве, хотя его личный триумф и затмило Псковское побоище. Но все одно племянник базилевса доказал, что может действовать самостоятельно, и весьма успешно. При этом сработала и та часть моего плана, в которой литовцы должны были напасть на ослабевшие Полоцк и Смоленск – очевидно, Дитрих честно выполнил свои обязательства по передаче золота вождям воинственных язычников.

Правда, на момент моего спешного отъезда на юг ни один из княжеских центров литвины не захватили, но это ведь даже и к лучшему. Быть может, прознав, что орден потерпел серьезное поражение от Всеволодовичей, разбойники даже не попытаются сражаться. И подобру-поздорову вернутся в родные леса и болота, как только с севера на них двинет русская рать.

А ведь дипломатию никто не отменял, и как только Александр соберет полоцкие и смоленские рати да приведет князей к присяге базилевсу (или изгонит их в случае отказа от нее), он также предложит литовцам мир и военный союз. Несложно догадаться, против кого он будет направлен. Сейчас ведь самый удачный момент, чтобы ударить по смертельно раненному ордену, и прибалтам это гораздо выгоднее, чем искать счастья в сече с сильной русской ратью.

Благо, что разгром под Усвятом двенадцатилетней давности они еще вряд ли успели забыть.

Правда, никаких особых сил Александру никто не выделил, несмотря на все попытки Ярослава еще поделиться с сыном воями. Но увы, самим мало! Потому, помимо собственной дружины, усиленной боярскими отрядами и ратниками отца, уже сражавшимися со шведами, в войско Невского включили лишь часть Псковского городского полка – правда, большую часть. А заодно и полторы сотни новгородцев, укрепивших до того гарнизон пограничного града.

Однако же благодаря значительным трофеям, захваченным на поле боя, всю тысячу отправившихся с Александром псковичей и новгородцев удалось снабдить боевыми жеребцами или заводными лошадьми крестоносцев (последние должны повысить мобильность пешцев). А заодно облачить всех ратников в наспех починенные кольчуги. Так что победитель шведов отправился громить литовцев во главе солидной полуторатысячной конной рати, часть которой, впрочем, спешится перед сечей. Плюс по пути Невский сможет собрать уже непосредственно полоцкое и смоленское ополчения, потому никаких оснований для беспокойства за успех его предприятия у меня нет. В отличие от его отца. Но такова родительская участь – беспокоиться за своих детей. Главное, чтобы это беспокойство не помешало ребенку взлететь. Однако же, на мой взгляд, Александр уже прочно встал на крыло…

А потому племянник базилевса справится, я уверен. Не совсем уверен я за Всеволодовичей: слишком много воев потеряно на поле боя. Славных воев, сражавшихся в первых рядах. Да, очень обидно, что самые большие потери пришлись на долю владимирских пеших гридей, пешцев вечевого полка и стрелков. И ведь все они ой как пригодились бы нам против татар! Все же у последних нет именно рыцарской конницы, способной протаранить строй панцирных копейщиков. А вот бешеный натиск закованных в броню феодалов на дестриэ способны остановить разве что пикинеры в плотном строю – вроде шотландского шилтрона или швейцарской баталии. Кстати, и те и другие являются ополченцами – это к слову о том, что в средневековой Европе воевали только всадники, а пехота была разве что вспомогательной биомассой.

Конечно, английские лучники неплохо справлялись при Креси и Азенкуре, и вот тот факт, что наши стрелки не заготовили заранее колья и не успели воткнуть их в землю перед атакой крестоносцев, меня, конечно, разочаровал. Ибо в личном разговоре с воеводой Еремеем Глебовичем я последнему эту тактику буквально разжевывал. Но тот то ли забыл, то ли не придал значения, то ли отвлекся на более важные задачи, а результат по итогам вышел весьма плачевным.

И именно поэтому, прежде чем отправиться на юг, я добился встречи с базилевсом – благо, что мне было и что предъявить (тело Дитриха), и на что рассчитывать. Юрий Всеволодович не подвел: в награду за изощренную комбинацию, одним из результатов которой стал разгром шведов и ордена, а другим – присяга новгородских бояр, после общей победы не посмевших уклониться от похода против татар, действительно предложил мне что-то в духе «проси, что хочешь»! Ну, так я и попросил раздать трофейные арбалеты новгородским ополченцам. Исправных, к слову, набралось шесть сотен штук, да еще полсотни удалось быстро отремонтировать, плюс пятьдесят осталось от павших баллистариев.

К сожалению, боевые качества новгородского ополчения не слишком высоки, и против агарян они откровенно не потянут со своим охотничьим оружием, плотницкими топорами и дрекольем. Но воев вполне возможно быстро обучить обращаться с самострелами! Разбавив их сотней уцелевших новгородских арбалетчиков, коим и поставлена задача подготовить пополнение. Кроме того, я вновь изложил тактику быстрого возведения линии надолбов, непреодолимых вражеской конницей на разгоне без серьезных потерь. Ведь достаточно, чтобы каждый стрелок нес с собой хотя бы один тонкий, как копейное древко, и даже не очень длинный деревянный кол, чтобы возвести заграждение. Хотя, конечно, лучше, чтобы еще по две штуки на брата пребывало в обозе.

И наконец, я предложил использовать освободившиеся червленые щиты павших русичей в качестве павез. Нет, ну а что – павеза отлично показал себя в феодальных войнах как стационарное укрытие для арбалетчиков, вот только в настоящий момент он не получил широкого распространения даже в западной Европе, не говоря уже о Руси. Но ростовой червленый щит, сужающийся книзу, на небольшой подпорке, вполне способен закрыть арбалетчика от вражеских стрел не хуже павеза. Ведь, в конце концов, против степных лучников врага стрелки все-таки нужнее, чем копейщики.

Выслушав мои пожелания, Юрий Всеволодович, довольно ухмыльнувшись, пообещал воплотить мою задумку в жизнь и добавил, что такого молодца никак нельзя оставлять без награды. Но последнюю он решил отложить до конца войны с татарами, а пока одарил набором оружия из харалужной стали и меня, и Микулу. В мой набор вошли меч, кинжал и топор, порубежнику же вместо меча досталось копье.

Я такой царской щедрости был крайне рад, а то ведь в прошлый раз подобный дар у меня успешно изъяли еще до столкновения с татарами. Но все же не преминул как можно раньше отпроситься на юг – успеть повидаться с семьей, прежде чем рязанская рать, к коей я и собрался присоединиться, выступит на восток из Мурома.

По итогам же мое предложение позволило Юрию Всеволодовичу перевести семьсот ополченцев из разряда «пушечное мясо» в разряд конкурентоспособных ворогу стрелков. Кроме того, шесть сотен уцелевших пешцев царской дружины и вечевой тысячи разбавили тремя сотнями псковских ратников, добавив им трофейного оружия, а также треугольных тарже или норманнских каплевидных щитов. Последние иногда обобщенно называют рондашами, хотя рондаш – это прежде всего круглый щит. Причем рондаши ливонцев размерами уступают нашим червленым, но ратникам в задних рядах должны сгодиться.

А к без малого тысяче тяжелых копейщиков добавились и две с половиной сотни уцелевших секироносцев с двуручными «датскими» топорами – вои боярских пеших дружин. И три сотни ополченцев, коих вооружили метательными сулицами (трофеи и псковские запасы), по шесть штук на брата – прям как римских велитов. Всего же на круг вышло более двух тысяч вполне боеспособной пехоты, учитывая и сотню уцелевших владимирских стрелков. Последних, в свою очередь, разбавили полусотней лучших охотников из ополчения, коим передали уцелевшие биокомпозиты павших ратников.

Что касается всадников, то основные потери пришлись на воев боярских отрядов: погибло чуть более ста двадцати ратников. И еще свыше полутора сотен павших пришлось на оба отряда дружинников и конников вечевого полка. Еще полсотни конных лучников погибло в перестрелке с арбалетчиками. И все же выжило под тысячу триста всадников, коим также достались трофейная броня, отличного качества каролинги и уцелевшие дестриэ.