Царство

Глава 7

При виде живого и вроде бы целого здоровяка (если не считать заметной даже под волосами огромной шишки на затылке) у меня отлегло от сердца. И тут же резко повело в сторону так, что я едва удержался на ногах, – дикое напряжение и страх за друга, державшие меня до этого самого мгновения, спали. Начался адреналиновый откат, плюс еще ранение… Голова реально здорово закружилась, и, чтобы устоять на ногах, я был вынужден вонзить острие меча в палубу, оперевшись на клинок, словно на трость.

Микула, покинув трюм, первым делом рванул к поверженному мной германцу с секирой – и только вооружившись, напряженно осмотрелся по сторонам. Впрочем, на когге больше не было никого из экипажа – эти парусные торговые суда, как правило, не требуют большой команды, состоящей из десяти-пятнадцати человек. Не считая капитана и минимальной охраны.

Так вот, когда взгляд северянина остановился на причале, а бледное лицо его побледнело еще сильнее (притом что брови угрожающе нахмурились), мое сердце вновь учащенно забилось. Проследив за взглядом порубежника и посмотрев на причал, я заметил приблизившегося к судну дородного купца (судя по довольно дорогим одеждам, отороченным мехом – каким, правда, я вот так с ходу не скажу) и четверых крепких парней в айзенхутах, стеганых гамбезонах с нашитыми на них стальными бляхами и с боевыми секирами за поясами.

– Приплыли, твою же ж…

Следующие по причалу немцы (не иначе как хозяин корабля и его личная охрана) между тем начали подниматься по сходням на борт. Они уже заметили нас и слегка напряглись, но постарались не подать вида. Ведь заранее разглядеть трупы членов экипажа за бортом новоприбывшие никак не могли. Но вот первая пара телохранителей купца и сам торговец начали подъем на когг, и секунду спустя замерли на месте, ошарашенно разглядывая залитую кровью палубу и трупы убитых мной матросов и стрелков.

– Was ist passiert?!

– Sie haben uns angegriffen, angegriffen!

Купец ошарашенно закричал одновременно с матросами, коим хватило ума не ввязываться в драку, что и сохранило им жизнь. Они опасливо молчали до самого конца – видимо, боялись упустить свой шанс на спасение, в случае если бы предупрежденный начальник и его воины решились бы просто удрать. А теперь вот визжат со страхом и одновременно надеждой в голосе, наверняка обвиняя нас с Микулой во всех грехах, тут и язык понимать не нужно. Но гораздо хуже то, что воины, замершие было на несколько мгновений, тут же буквально взлетели по трапу и полуокружили меня и северянина, цепко держа в руках секиры и меряя нас напряженными, злыми взглядами.

Одна команда торгового гостя – и кинутся вперед… Четверо свежих бойцов, явно не новичков в схватках – против раненого меня и едва вооруженного северянина. Справимся ли? Может быть, и сдюжим, но потеряем еще сколько-то драгоценного времени. А ведь мою схватку с членами экипажа видели на соседних судах, не могли не видеть! И сейчас сюда наверняка уже направляется портовая стража.

– Мы не желали причинить тебе обиды, купец. Вот плата за неудобство, и знай: твои люди первыми напали на моего друга.

Понимая, что терять нечего, я решил рискнуть, уповая на то, что торговец, ведущий дела вблизи новгородских владений, наверняка бывает и в купеческой столице древней Руси. А значит, может владеть и языком, если конечно, функцию единственного переводчика не выполнял убитый мной толмач. Кивком головы указав на его тело и рассыпанные под ним, а также на палубе денарии, я с напряжением посмотрел прямо в глаза купца, и к вящей радости тот ответил мне, причем на очень чистом русском, без акцента (хоть и очень гневно):

– Что здесь случилось?!

Я было открыл рот, чтобы начать говорить, но тут за моей спиной раздался зычный голос Микулы.

– Вчера вечером я искал корабль, отплывающий в земли свеев. На большинстве судов никто не понял моей просьбы, но на твоей ладье мне ответили на моем языке и предложили довезти нас с побратимом до Уппсалы. Пригласили подняться, заключить соглашение и внести залог за двух человек. Но когда я вступил на корабль и показал кошель с деньгами, меня ударили чем-то очень тяжелым по голове. Ударили сзади… Твои люди были татями, купец. Они напали на меня исподтишка, со спины, хотя я был готов честно заплатить. Они обворовали меня, забрав серебро, меч и кинжал. Они заковали меня в цепи, и если бы не побратим, я и не знаю, что меня ожидало бы в дальнейшем. Забрав их жизни, мы были в своем праве.

Я с интересом, сочувствием и одновременно сожалением выслушал рассказ друга. Да, его доброта и честность в этот раз сослужили дурную службу северянину – способный одолеть в настоящей схватке хоть десяток ворогов, он стал жертвой вероломства. Причем вероломства именного разбойного, подлого – и слава Богу, что хоть в живых оставили! Не иначе, решили позже продать как раба.

Как говорится в поговорке, жадность фраера сгубила…

Купец же, дослушав короткий и содержательный рассказ Микулы, резко обратился к матросам, рыкнув на них так, что даже мне стало не по себе. Последние после короткой паузы наперебой затараторили что-то извиняющееся. Выслушав их с лицом, более подобающим разъяренному морскому разбойнику, нежели честному дельцу, торговый гость отдал короткое распоряжение, и члены экипажа буквально бегом рванули к телу убитого мной толмача. Нехило он их выдрессировал!

Легкое, неосторожное движение тут же отозвалось резкой болью в плече, заставившей меня прищурить глаза и тихо застонать. Н-да… Я хоть и стараюсь не обращать внимания на ранение, но если волнение при появлении владельца когга чуть притупило боль и жжение, но теперь они словно мстят мне за короткую передышку. Пока еще держусь на ногах, сохраняя ясный рассудок, но надолго ли меня хватит?!

Между тем матросы уже подняли тело переводчика, и лицо торгового гостя, как именуют также купцов на Руси, чуть просветлело. Разглядев россыпь серебра на окровавленных досках и все еще тугой мешочек-кошель на палубе, он важно кивнул, после чего ответил:

– Этот поганый кусок дерьма Гуго вместе со своими племянниками был той еще головной болью. Но нанять кого-то более добропорядочного мне не хватило монет – вложил все в товар. Что же, я должен извиниться перед вами за разбойное нападение этого выродка, и вдвойне за то, что ему удалось разложить команду за моей спиной! Вашего серебра с лихвой хватит на наем новых людей и даже стрелков; кроме того, мы действительно направляемся в земли свеев. Если вы готовы отправиться в плавание на моем когге – что же, я буду рад гостям на своем корабле. И да, меч, серебро и прочие вещи, отобранные Гуго, мы обязательно вернем. Меня зовут Бруно, Бруно из Любека, и я честный купец.

– Микула.

– Георгий. Мы принимаем ваше приглашение, уважаемый. И небольшая просьба лично от меня – отправьте, пожалуйста, за лекарем.

Напряжение вновь отпустило меня, а вместе с ним пропал и стержень, державший до того на ногах. И, озвучив свою просьбу, старательно держа голос так, чтобы не дрогнул, я начал медленно клониться вперед, к доскам палубы. В какой-то момент это движение стало вдруг очень стремительным, но прежде, чем я бы врезался лицом в обструганное дерево, чья-то крепкая рука ухватила меня за плащ, удержав от падения.

– Спасибо, Микула…

В следующий миг мир вокруг окончательно погас.

…Гаюк остановил взмыленного, белоснежного арабского скакуна на самой вершине высокого, не иначе как насыпного холма, бывшего чьим-то погребальным курганом. Он единственный возвышается над плоскостью отцветшей степи на многие версты вокруг, позволяя обозреть долину широкой полноводной реки, разделившей бывшие кипчакские кочевья и земли зихов. Последние называют реку Кобан, что означает «поток».

Вдали же, в сиренево-серой дымке у самого горизонта, темнику виднеется ровная цепочка кажущихся отсюда не столь и высоких гор. И на равнине, и в горах разбросано множество селений зихов, но горцы не имеют мощных крепостей (за исключением построенной еще греками Матархи). А потому они станут легкой добычей храбрых нукеров старшего сына Угэдэя, великого кагана монголов.

Гаюк самодовольно улыбнулся: что же, этот полноводный «поток» не остановит его воинов. Особенно если переправу наводят орусуты-бродники – не зря он настоял, чтобы полторы тысячи мужей их присоединились к его тумену, ой не зря.

Четыре чингизида покинули землю булгар десять седмиц назад, как только стаял снег и почва немного просохла, чтобы удержать копыта легких степняцких лошадок. Каждый из царевичей повел на юг собственную тьму. Монголы, тюрки, хорезмийцы, сами булары и кипчаки, прежде всего из враждующих с восточными ордами токсобичей, широко растеклись по донской степи, изгоном обрушившись на рискнувшие остаться в здешних местах половецкие кочевья.

Еще прошлым летом и осенью Гаюк и Мунке, а также покойный ныне Кадан и Бучек обрушились на половцев, разбив их в серии многочисленных стычек. Котян же, последний влиятельный хан западных кипчаков, старательно избегал большого сражения и сумел увести часть своего народа за горы, в земли бачжигит, к кагану Бела. Но не все половцы покинули степь вместе с ханом, а кто-то и вовсе успел вернуться, и этой весной они вновь испытали на себе свирепую монгольскую ярость.

Нукеры братьев-темников гнали кипчаков перед собой, словно диких зверей во время загонной охоты – гнали их к разлившемуся по весне Дону. В то время как упрежденные монголами бродники намертво заперли броды через полноводную реку. Оказавшись в смертельной западне, половцы приготовились подороже продать свои жизни, но Гаюк, старший из чингизидов в Южном походе, проявил мудрость, предложив обреченным вступить в тумены монголов. Всем мужчинам, от мала до велика, оставив в степи лишь женщин и детей, – и те вынужденно уступили, не имея никакого выбора. Поверившие в посулы о щедрой добыче и понимающие, что их семьи теперь на положении заложников, кипчаки будут храбро биться под знаменами чингизидов, а те бросят их вперед, на самое острие атаки, против зихов, асутов и тех же кипчаков…

Правда, такому неожиданному повороту возмутились бродники, потерявшие многих воев, защищая переправы от прорывающихся половцев. Но разве их возмущение могло на что-то повлиять? Самые неуступчивые и говорливые стали короче на голову, и сразу присмиревшие «союзники» уже без сопротивления дали нукеров в тумены чингизидов.

И вот сейчас три тысячи кипчаков из весеннего пополнения первыми заканчивают переправу на противоположный берег Кобана. Правда, орусуты не смогли найти удобного брода через незнакомую им полноводную реку, берущую свое начало в горах и подпитываемую ледниками. А при переходе через тот брод, коий им все же удалось обнаружить, лошади едва поднимают головы над водой. Да и течение здесь слишком сильное. Но зато бродники быстро нарубили деревьев в лесистой пойме Кобана и принялись сноровисто сбивать плоты, после чего умело повели их к противоположному берегу. Жаль, что полный трудов день короток и солнце уже клонится к закату… Но до наступления ночной тьмы еще хватит времени, чтобы половецкие тысячи закончили переправу. Оставшаяся же часть заметно выросшего тумена закончит переправу завтра.