Царство

Глава 6

В висках аж застучало от волнения, а от нехорошего предчувствия стало как-то муторно на душе. Медлить я не стал: намотал портянки-онучи на ноги и обулся в теплые, подбитые мехом кожаные сапоги (за голенищем левого нашел свое привычное место засапожный нож), после чего вновь поднялся на ноги. Через голову натянул распоротую на левом рукаве нательную рубаху, а поверх нее, пусть и с некоторым трудом, надел стеганый кафтан, служащий и в качестве теплого верха, и мягким доспехом. Затем, перепоясавшись и нацепив перевязь с мечом на пояс, накинул на плечи теплый плащ, в последний момент подхватил шапку-четырехклинку и наконец-то открыл затвор комнаты, снятой вчера Микулой.

– Уф-ф-ф…

Даже эти простейшие действия заставили меня обильно вспотеть. Тяжело выдохнув, я стер пот с лица и двинулся по узкому коридору без окон, едва освещенному тусклыми, чадящими свиным жиром светильниками, намереваясь как можно скорее покинуть постоялый двор. Но далее меня ожидали столь же узкая и неудобная для спуска скрипучая лестница (вообще не помню, как вчера по ней поднимался!) и просторный, уже лучше освещенный зал харчевни, пропахший, однако, чем-то прогорклым и совсем не аппетитным. Хорошо хоть он оказался почти пуст, и в нос не шибал запах застарелого пота решивших подкрепиться путешественников, воинов и торговцев.

Хотя я и сам не шибко благоухаю после болезни…

– Хозяин! Хозяин!!!

К прилавку, тянущемуся вдоль одной из стенок залы (и напомнившему мне барную стойку), подошел дородный светловолосый немец, мгновением ранее покинувший кухню. Пристально посмотрев на меня своими серыми водянистыми глазами, он что-то коротко спросил, вот только смысла вопроса я не понял. И ответил ему, уже не надеясь, что он разумеет русский язык:

– Со мной был друг. Друг – высокий такой, крепкий! Ты знаешь, куда он пошел? Когда был здесь?!

Свой вопрос я сопровождаю активной жестикуляцией, но практически сразу понимаю, что нет, до моего собеседника ничего не доходит. В итоге он просто пожал плечами, отрицательно покачал головой и, отвернувшись, удалился на кухню под мое злое шипение:

– Немчура поганая…

Ладно, хотя бы не стал приставать насчет оплаты, и то хорошо. Плюнув на хозяина постоялого двора (фигура речи, а не конкретное действие), я быстро пересек душную залу, направляясь к дверям, и с облегчением выбрался на свежий воздух, полной грудью вдохнув прохладный воздух с заметной примесью ароматов йода и соли. М-м-м, морем повеяло…

Ну конечно, морем. Конкретно, Балтийским, или Варяжским, как его на Руси кличут. И Микула мог пойти только в одно место – порт. Зря я тормошил владельца трактира, совмещенного с мини-гостиницей – вряд ли он мог сказать мне больше того, что я знал и сам. Разве что уточнил бы, когда видел северянина в последний раз.

Нужно искать порт.

С поисками порта проблем не возникло. Весь Ревель сегодня – это замок, нижний город и, собственно, порт. Замок пока еще небольшой, но уже каменный, и стоит он на отвесном склоне известнякового плато, возвышающегося над округой на пять десятков метров и именуемого эстами Тоомпеа. И стоит сказать, что благодаря высоте холма и его отвесным известняковым стенкам укрепление выглядит очень внушительно.

Нижний же город представлен, по сути, все теми же деревянными посадами, что и на Руси, и нет в его застройке никакого четкого европейского плана. Разве что обнесен он все же хлипким деревянным частоколом, но так и у нас ведь у ряда городов разросшиеся посады окружены стенами. И скорее всего, нижний город построен как раз на месте старого Колываня, когда-то именуемого на западе Линданисе…

Соответственно, торговые причалы со сходнями, рядом складских построек и приставшими к ним кораблями также нашлись довольно быстро – у моря. Какая, блин, неожиданность… А вот настоящей неожиданностью стало то, что кораблей в естественной гавани обнаружилось довольно много. Судя по всему, купцы пережидали здесь зимние шторма.

И вот что мне теперь делать, где искать северянина?! Куда, блин, мог подеваться гигант-русич, стоящий в схватке десятка бойцов противника? Микула, зараза, ну как некстати-то…

От сильного волнения, однако, в голове вроде бы даже прояснилось, а тело стало слушаться на порядок лучше. И малость обрадованный этим фактом, я двинул в сторону порта, очень надеясь найти хоть кого-то из русских купцов и попросить разумеющего языки толмача помочь мне в поисках. За отдельную плату, разумеется. Уже не особо ходового на Руси серебра у нас с Микулой было достаточно – у каждого имелся свой кошель.

Последняя мысль, однако, переключила мои думы на сплошной негатив. Порт – он и в 1238 году порт. А значит, есть и дешевые кабаки, и девушки с низкой социальной ответственностью, и трущиеся вокруг тех и других портовые бандиты. И если честный порубежник не там засветил тугой кошель с серебряными денариями скандинавской чеканки, то мог стать мишенью таких вот «асоциальных личностей». Причем не готовый к встрече с татями в городской черте (а не на узкой лесной дорожке или в чистом поле), Микула мог и пропустить первый удар сзади чем-нибудь увесистым по голове. Или, не дай бог, ножом в спину. И ведь при таком раскладе уже никакие боевые навыки или лучшее оружие не спасет – достаточно пропустить всего одну атаку, чтобы потерять всякий шанс на спасение…

– Ну твари, ну… Если вы ему что-то сделали!..

В порыве гнева, навеянного собственными домыслами, я схватился за рукоять меча, чем здорово напугал шарахнувшихся в сторону прохожих, и тут уж пришлось мне выдохнуть, успокоиться. Наверняка ведь в городе есть орденские патрули, поддерживающие порядок в посадах, или хотя бы собственно городская стража. Вот доложат на меня, и что тогда делать? Драться?! И точно отрезать себе путь в Швецию? Или же сразу сдаться и неизвестно сколько провести в местном «зиндане» до «выяснения обстоятельств»?! Меня не прельщали оба варианта, а потому я поспешил в порт, надеясь как можно быстрее и дальше уйти от напуганных мной горожан.

Насколько вообще возможно спешить по чавкающей грязи…

К слову, в Новгороде, между прочим, имеются мостовые, выложенные дубовыми плахами. Да еще и собственный водопровод, пусть доступный немногим, но все же, все же…

Чуть успокоившись, я добрался до пристаней, заметно упрев – день выдался достаточно теплым, даже жарким. Особенно когда выходишь на солнце в плаще и кафтане… Но как ни странно, самочувствие мое от прогулки не ухудшилось, а скорее, наоборот, даже поправилось. А тут еще и морской бриз в лицо… Закрой глаза и думай, что действительно на море. Теп лом, южном море…

Пройдя вдоль немногочисленных причалов, к которым пришвартовано всего десятка полтора судов – как понимаю, основная их масса выведена на рейд спецом, – я добрался практически до конца пристани, безуспешно обращаясь к немногим встреченным мной морякам. Ответом мне было или абсолютное игнорирование, или равнодушное пожимание плечами, один в один копирующее жест владельца трактира.

– Немцы, твою их за ногу…

Гневно шипя ругательства себе под нос, я оглянулся по сторонам, тщетно пытаясь хотя бы на рейде разглядеть судно, по очертаниям походящее на невысокую и пузатую ладью новгородских купцов. Но на глаза мне попались лишь германские и датские когги с носовыми и хвостовыми надстройками.

И тут буквально над головой раздался незнакомый голос, достаточно громкий для того, чтобы я вздрогнул.

– Ишешь друга, русыч?

Вопрос был задан на довольно чистом русском, хотя все же с некоторым акцентом, выдающим то ли скандинавское, то ли немецкое происхождение говорящего. Но легкая насмешка в его тоне мне не понравилась, как и чуть приглушенная насмешка в глазах вкупе с какой-то нехорошей, ехидной улыбкой рослого блондина, обратившегося ко мне с носовой надстройки следующего по пути когга. Внимательно, спокойно посмотрев в глаза говорящего, я подождал, пока ему станет неуютно и ухмылка сползет с его лица, и только после этого заговорил:

– Да, я ищу друга. Друга, который вчера отправился искать корабль до Уппсалы. Высокий, широкоплечий, с русой бородой и серыми глазами… Он был с мечом – и при деньгах. Хороших деньгах купца Любомира из Изборска, поручившего своему зятю заранее найти корабль в земли свеев. Сегодня Любомир, отправивший нас с Микулой в Колывань впереди своего обоза, и сам прибывает в город – где-то после полудня. И за живого, потерявшегося зятя, коего очень любит его единственная дочка, он отдаст и два, и три кошеля с серебром. И простит любые обиды, лишь бы только вернуть его домой. У меня и самого точно такой же кошель остался на постоялом дворе – с третьим ратником нашего отряда. И я бы отдал его человеку, кто помог бы мне разыскать и выручить Микулу из беды. Так что, слышал о нем? Или, быть может, видел?

По мере того, как я неспешно говорил, к блондину присоединились еще двое моряков весьма разбойничьего, даже пугающего вида – один со шрамом через всю левую щеку, другой с отсутствующим правым глазом. И, что важно, без всякого прикрытия повязкой. Прям вот разрыв шаблона, блин… Причем на меня они смотрели равнодушными взглядами матерых душегубов, коим перерезать мою глотку прям вот сейчас и сбросить тело в воду – дело пары минут. Да, и при этом никакой искорки заинтересованности в их глазах не читалось, а значит, мою речь они явно не понимали.

Зато «переговорщик», выслушав меня с явно напряженным видом человека, очень сильно колеблющегося (я бы даже рискнул заявить об упорной внутренней борьбе, отразившейся на его лице), явно занервничал. Обратившись к своим товарищам, он, нисколько меня не стесняясь, быстро заговорил, отчаянно жестикулируя, и товарищи внимательно его выслушали. Тот, что помоложе, со шрамом на лице, как брат похожий на разумеющего русскую речь, промолчал. А вот кривой, выглядящий, наоборот, самым возрастным в компании благодаря седине в волосах, что-то отрывисто рявкнул, и толмач прям как-то всерьез погрустнел… Посмотрев вниз, он лишь коротко бросил:

– Нет, русыч, мы не видели твоего соратника.

После чего вся компания повернулась ко мне спинами, потеряв всякий интерес.

– Эй, обожди, друг! Я тут кое-что вспомнил… Кошелечек-то с серебром у меня с собой. Может, ты все-таки что-то видел или знаешь о моей пропаже, а?!

Для убедительности я подкинул в ладони соблазнительно звякнувший кошель и меня всего аж передернуло от выражения безграничной жадности, промелькнувшей в глазах всей троицы. Переводчик, шумно вздохнув, тут же выдал:

– Может, я все-таки что-то припомынаю… Но послушай, рус, поднимись к нам на когг! Я поспрашиваю людей, может, кто-то в команде видел твоего человека. Поднимись, тебе нечего бояться.

Все, клюнули. Шумно выдохнув, я сделал шаг и на мгновение потерял равновесие, едва не упав на живот. Пришлось упереться руками в сырые доски причала, а когда я вновь выпрямился, засапожный нож уже перекочевал в ладонь левой. Крепко сжавшей рукоять клинка обратным хватом и отвернувшей его от взглядов немцев.

– Уродцы, блин…

Неспешно пройдя по причалу, я вступил на сходни, ведущие на борт когга, при этом как бы невзначай прикрыв левую руку плащом. И, наоборот, выставив правую с кошелем напоказ. С улыбкой, без суеты осмотревшись, я разглядел двух мрачных моряков, напряженно посматривающих на меня с кормовой надстройки – и еще трех человек, как-то чересчур равнодушно замерших на палубе.