Мургаш

4

Мы снова тронулись в путь. В арьергарде осталась вторая чета батальона Ленко. Вскоре вошли в лес и стали быстро спускаться по Калояновой возвышенности, которая тянулась на несколько километров на север, до самого Литаковского хребта.

Здравко и я шли позади всех. Девять часов минуло с начала боя, и тень усталости легла на лица людей. Я взглянул на Здравко. Он еле держался на ногах.

— Остановимся ненадолго?

Я приказал передать в голову колонны, что объявляется пятнадцатиминутный привал, и огляделся. Нужно было организовать непосредственное охранение.

— Мустафа! Приказываю твоему отделению оттянуться назад и занять высоту!

— Ясно!

Не прошло и десяти минут, как наш Мустафа прибежал назад:

— Лазар! Войска с двух сторон!..

— Тревога! — крикнул я, и в тот же миг слева и справа затрещали автоматы и пулеметы. Немного погодя открыли стрельбу и колонны противника, двигавшиеся с Мургаша.

Оказалось, что со стороны Ботевградского поля также приближались колонны солдат и жандармов. Мы очутились в центре огромного, сжимавшегося вокруг нас кольца.

Неожиданная стрельба противника, успевшего вплотную приблизиться к нам, внесла растерянность в ряды нашего арьергарда. Кое-кто из бойцов, не слушая команды, бросился вниз по оврагу.

Начался бой по всему фронту. Меткий огонь наших головных подразделений быстро охладил пыл жандармов, жаждавших легкой победы.

В овраге, куда отошли Калоян и Стамо Керезов с группой партизан, тоже кипел ожесточенный бой.

Со мной осталась группа бойцов. Нам предстояло принять на себя главный удар противника, чтобы дать бригаде время для отхода.

Укрывшись за стволом бука, стрелял Миле. В нескольких шагах от меня спокойно заряжал свой карабин Огнян Джотето.

Жандармы лезли с трех сторон. Слышались крики офицеров, за деревьями мелькали фигуры жандармов, из-за каждого дерева сыпались пули. В пятидесяти шагах от меня пробежал офицер с легким пулеметом. Позиция, выбранная им, была очень удобной. С нее он мог отрезать путь к оврагу, единственный, который нам оставался.

Я вскинул автомат и короткой очередью сразил офицера. За ним ползли два жандарма. Первый бросился к пулемету, но, пока он наклонялся, пули из моего автомата достали его. Второй жандарм метнулся назад.

Чтобы прибавить своим солдатам смелости, офицеры заверяли их, что партизаны вооружены плохо, что автоматического оружия у них совсем нет. Неожиданная автоматная стрельба ошеломила нападающих, и они залегли за деревьями.

Бой разгорался. Стреляли со всех сторон, а нам нужно было беречь патроны. Я нажал на спуск автомата и внезапно почувствовал какую-то тяжесть в руке. Взглянул на нее и увидел, что в двух местах рукав набух кровью. Когда пули попали в меня — я не мог понять. Боль пришла неожиданно.

Я взял автомат в левую руку и выпустил еще одну очередь, уже не целясь. Потом засунул раненую руку за борт между двумя пуговицами своей офицерской куртки.

— Лазар, нас окружают!

Кричал Джотето. Я взглянул на Миле, который стрелял укрывшись за буком, посмотрел на остальных партизан и подал команду отходить к оврагу. Все сразу мы не могли отходить. Кому-то надо было остаться. Но кому?..

Товарищи начали отход перебежками. И вот остались только Огнян Джотето, Миле и я.

— Лазар, уходи! — крикнул мне Огнян Джотето.

— Мы будем ждать тебя у реки!

— Иди, иди!

Он подбежал к одному дереву и выпустил целую обойму. Пока я спускался, были слышны звуки его выстрелов. Когда его убили, как он погиб — я не видел.

Внизу у реки Еловица мы догнали одну группу партизан, среди них были Иван Белый и Мустафа. Мы перешли вброд речку и стали подниматься по крутому склону Литаковского хребта. Несмотря на то что кругом еще лежал снег, южный скат начал покрываться зеленью. Деревья с распустившимися почками стояли засыпанные снегом, который летел вниз при каждом дуновении ветра, при каждом прикосновении к стволу, и это казалось неправдоподобным.

Жандармы остановились у реки.

— Скорей к хребту!

На совещании мы решили, что, после того как перевалим через Литаковский хребет, остановимся на отдых в лесу, а ночью пересечем Ботевградское поле на пути к Средна-Горе.

Стрельба повсюду утихла. Куда отошли остальные партизаны — я не знал. Поблизости не было видно никаких следов. Вдруг Миле подбежал ко мне, остановился:

— Ты ранен, Лазар!

Я кивнул.

Миле стал рыться в своем ранце. Он вытащил из него бинт и пузырек с какой-то жидкостью, разрезал рукав моей куртки и сделал перевязку.

Маленькую полянку, где мы остановились, со всех сторон окружали высокие толстые деревья. Я решил, что останемся здесь, и выслал нескольких бойцов в горы на поиски уцелевших товарищей. В этот момент на хребте севернее нас снова разгорелся бой. Стреляли десятки тяжелых и легких пулеметов, автоматов и винтовок. Это батальон Ленко вступил в схватку с основными силами противника, двигавшимися из Ботевграда.

На западе тоже началась стрельба. Жандармы снова вошли в соприкосновение с группой Калояна и Керезова.

По Литаковскому хребту быстро наступала со стороны Мургаша колонна противника. Со мной было около двадцати человек. Единственным правильным решением было спуститься к Врачешской реке, а оттуда снова направиться к Мургашу. Рядом начиналась прогалина, которая вела к реке. Я позвал Миле и Ивана Белого и сказал им о своем плане отхода.

Я попытался подняться, и вдруг перед глазами заплясали красные и зеленые огоньки, все вокруг завертелось в бешеном круговороте. Чей-то голос, словно со дна колодца, крикнул: «Лазар, Лазар!», кто-то пошлепал меня по щекам, и я медленно открыл глаза.

Надо мной склонились несколько товарищей.

— Где мы?

— На поляне.

Я спохватился. Мы же решили, что спустимся по прогалине, а оттуда по поросшему лесом скату пойдем к Злой поляне, где стоят овчарни, в которых можно найти что-нибудь поесть и отдохнуть.

В это время колонна, двигавшаяся по Литаковскому хребту от Мургаша, открыла огонь. Мы стали быстро спускаться к реке и, перейдя ее, остановились в маленькой зазеленевшей буковой роще.

Хлеб, сладкий хлеб Мустафы, казался мне теперь горьким. Раны на руке болели, но сильнее этой боли была тревога за судьбу бригады.

Тогда я еще не знал, что батальон Ленко оторвался от врага, что группа Калояна и Стамо Керезова, хотя и плохо вооруженная, вырвалась из окружения, что после двенадцатичасового сражения из всей бригады погибли шесть человек: Латин, Прокоп Хаджихристов, Михаил Симеонов, Благой Харалампиев — Денчо, Илия Христов — Огнян Джотето и Здравко Иванов.

Тогда я еще не знал, что в этот день мы отбивались от наседавших на нас двенадцати тысяч солдат и жандармов, что еще восемнадцать тысяч ожидали нас в поле, что мы одержали настоящую, большую победу, что вечером в кабинете военный министр отчитывал подчиненных, позволивших «бандитам» выскользнуть из долго готовившейся западни, в которой должна была погибнуть бригада «Чавдар».

Солнце давно закатилось. Настала холодная снежная ночь, и опять — в поход. В темной дали угадывались очертания Мургаша.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ