Мургаш

3

Желязко и Колка отправились в Саранцы за продуктами. Мы же с бай Недялко и Кочо терпеливо их ожидали, гадая, каким будет хлеб — свежим или черствым.

— Я за черствый, — поднял брови бай Недялко. — Пастухи у нас едят хлеб семидневной давности и живут по сотне лет.

В этот момент со стороны Саранцев послышалась стрельба. Мы все трое вскочили на ноги. Наверное, наши наткнулись на засаду.

— Вот вам и хлеб! — нахмурился Кочо. — Надо было потерпеть еще денек…

Золотое сердце было у нашего Кочо, сельского учителя, поэта и мечтателя. Он жил заботой о людях, его волновали их печали и радости, и он считал, что еще ничего настоящего не сделал в жизни.

Через час Желязко и Колка вернулись.

На вопрос, как дела, Колка зло махнул рукой: на обратном пути наткнулись на засаду, по ним открыли огонь, и они пустились бежать со всех ног.

Оставаться здесь было уже нельзя, и Колка предложил перебраться в столнишскую рощу. Все меньше и меньше становилось мест, где еще можно укрыться. Многие наши верные убежища были раскрыты, а население со страхом и подозрением относилось к каждому незнакомому человеку. Полиция шла на провокации: переодетые шпики выдавали себя за партизан. Нарвешься на такую провокацию — потом не выпутаешься.

Весь день мы провели на небольшой тенистой полянке в Балабанице. Вечером бай Недялко и Желязко спустились в село за продуктами. Все обошлось благополучно, они принесли даже перевязочный материал.

Во что бы то ни стало надо было связаться с сельской подпольной организацией, и поэтому на следующий вечер бай Недялко снова собрался в путь. Вернувшись, он сообщил, что партийный секретарь и еще с десяток людей арестованы. Связь установить не удалось.

На следующий день мы решили пойти в село Доганово. Дождались сумерек и отправились напрямик через поле. Как видно, погода только и ждала, когда мы отправимся в путь: сразу же начался дождь. Он все усиливался. По темному, хмурому небу огненными змейками блистали молнии, артиллерийской канонадой гремели раскаты грома.

Наш проводник бай Недялко свернул на какой-то пригорок:

— Здесь посуше.

На вершине холма среди соснового леса стояла небольшая часовенка. Мы вошли внутрь и посветили фонариком. Ливень проник внутрь часовни, и на полу стояло небольшое озерцо.

Пока мы искали, где бы присесть, Кочо пошел к алтарю и снял иконы. Несколько штук он положил на пол, лег на них и накрылся «девой Марией», потому что крыша часовни протекала.

— Неплохо Кочо устроился… — заметил Колка.

Из его слов нельзя было понять, восхищается ли он изобретательностью друга, завидует ли ему или возмущается таким кощунством. — Пятеро святых снизу, один сверху, а сам посередине!

После полуночи дождь прекратился, и мы снова отправились в путь. Дорогу так развезло, что идти было просто невозможно. На рассвете остановились в карапольском сосновом леске. Своей верхней частью он примыкал к большому дубовому лесу, покрывавшему всю гору.

Расположились здесь на дневку. Под вечер прямо против нас остановился какой-то крестьянин из Доганово. Он испуганно посмотрел на нас и собрался было наутек, но мы уже вскочили на ноги и пригласили его присесть рядом. Кочо продолжал спать в нескольких шагах от нас, и крестьянин его не заметил.

Сначала наш разговор не клеился, а потом человек этот осмелел и рассказал, что в Доганово стоят воинские части с танками, а их штаб расположен в школе.

— Что слышно в ваших краях о партизанах?

— Говорят, что их разбили на Мургаше, но позавчера снова партизаны напали на три села. Будто бы побывали в Гайтанево, Байлово и Раковице.

— И много их было?

— Кто их знает! Одни говорят — двадцать, другие — двести…

Оставив Колку сторожить этого человека, мы пошли разбудить Кочо. Надо было решить, что делать с крестьянином. Если задержать до вечера, родственники могут сообщить полиции и поднять тревогу. Если же отпустить, он может нас выдать.

— Твое мнение, Кочо?

— Безобидный он человек. Бедняк. Не выдаст…

И мы его отпустили, разумеется предупредив, чтобы молчал. Он поклялся, что никому, ни одной душе ничего о нас не скажет. И все же, как только он отошел от нас, мы поспешили перейти на другое место.

— Раз уж нет еды, хоть воды напиться, что ли, — предложил спустя немного бай Недялко.

— И мне пить хочется, — согласился Колка.

— Лазар, я пойду принесу. Здесь поблизости есть вода, — сказал Кочо.

Он был из Доганово, знал здешние места и не мог заблудиться. Я дал ему два котелка и приказал не задерживаться.

Прошло минут пятнадцать — двадцать. Кочо нет и нет.

— Куда же это запропал парень? — начал сердиться бай Недялко.

В это время невдалеке послышались винтовочные и автоматные выстрелы. Выдал ли нас этот крестьянин или просто воинская часть вышла на обычное прочесывание леса, было непонятно.

Мы подождали, не подаст ли Кочо сигнала, но он словно в воду канул. Выстрелы слышались все ближе и ближе. Неприятель приближался к нам.

Идти к дубовому лесу не имело смысла: нас сразу обнаружили бы. Мы осмотрелись, отыскали густой кустарник и залегли в чащобе полукругом. Каждый из нас замаскировался ветками и травой.

Приготовившись к бою, решили открыть огонь только тогда, когда начнут стрелять в нас. Были случаи, когда солдаты, обнаружив партизан, молча проходили мимо.

Ближе всего ко мне лежал Желязко. Вдруг он чуть шевельнулся и показал мне на что-то глазами. В пятидесяти шагах от нас виднелись сапоги — одна пара, две, десять…

Очередь из автомата срезала верхушки кустов, в которых мы залегли. Пули пролетели над нами и забились в землю в пятидесяти метрах позади. Что это, простая небрежность автоматчика или сделано преднамеренно?

Постепенно шаги и выстрелы стихли. И вдруг опять послышались выстрелы. Наткнулись ли они на Кочо или просто так палили в воздух?

Мы уже решили, что опасность миновала, когда заметили вторую цепь солдат. И на этот раз они прошли в двадцати шагах от нас. Остановились невдалеке, и начался тот обычный солдатский разговор, какой возникает, когда нет начальства, послышался смех.

— Рассыпаться цепью! Вы что как на базаре! Осматривать каждую щелку! — К солдатам подошел усатый фельдфебель.

Вскоре и эта группа удалилась.

Солнце склонилось к закату, а мы все оставались на месте и ждали. Ждали, не покажется ли Кочо, не подаст ли какой знак. Но он так и не появился.