85 дней Славянска

10. РАЗОРУЖЕНИЕ ДЕСАНТНИКОВ

Первые потери убитыми и ранеными русские понесли на следующий день, 14 апреля, в Краматорске, когда попытались занять местный аэродром.

На аэродроме после объявления АТО сперва базировались бойцы «Альфы», а в начале мая уже несколько сотен бойцов 8-го полка спецназа ГУР19 и 25-й аэромобильной бригады ВСУ. Из бронетехники на аэродроме было 6 БМП и 5 БТР.

Сам аэродром, построенный в советские времена, представляет собой большой укрепрайон с мощными бетонными заграждениями, огневыми точками и складами вооружения, не разграбленными даже за время независимости Украины.

Силы ополчения в Краматорске на тот момент составляли не больше взвода с лёгким стрелковым вооружением. Атака на аэродром была альфовцами легко отбита. Четверо ополченцев в этот день погибло.

В последующие недели краматорский гарнизон оброс людьми и оружием, и в июне это уже был, по военным меркам, полноценный батальон. Но даже 500 бойцов с противотанковым вооружением не могли отбить этот аэродром: слишком велики были сосредоточенные там силы противника. С другой стороны, сами украинцы с аэродрома несколько раз за двухмесячный период пытались прорваться в город и поставить его под контроль, но также безуспешно: они получали хорошей сдачи на блокпостах и возвращались обратно.

Базировавшиеся на аэродроме украинцы сначала получали припасы и подкрепления по подземным коммуникациям, выходящим на контролируемую украинцами территорию. После того как ополченцы взяли под контроль всю территорию вокруг Краматорска, запасы продовольствия спускались на аэродром на парашютах, которые сбрасывались с вертолётов ВСУ.

Неудачная атака на аэродром 14 апреля отчасти компенсировалась успешной операцией по разоружению украинских десантников под Славянском.

До сих пор вокруг этой истории среди ополчения ходит много слухов и легенд. Неудивительно, учитывая, при каких комичных обстоятельствах эта история произошла.

Звонит мне Лёша Мозговой, — рассказывает Сергей Цыплаков. — Говорит: везём вам оружие, встречайте. Я звоню ребятам в Славянск, передаю информацию, чтобы встретили Мозгового под Славянском. Выехало несколько человек. А там — разведрота 25-й десантной бригады, примерно 20 бойцов хорошо вооружённых. Наши трое славянцев десантникам говорят: присоединяйтесь к нам или сдавайте оружие. Те отвечают — вы что, с дуба рухнули, нас больше, это мы будем диктовать условия. В общем, переговоры шли долго, ВСУшники не хотели применять силу, а может, боялись подвоха. За это время один из наших связался со Стрелковым, и тот прислал боевую группу Ромашки. Группа бесшумно зашла десантникам в тыл из лесу и поставила их под стволы. Те сложили оружие и были отпущены.

Позже подъехал Мозговой. Свои действия он объяснил так. Оказывается, под „везём вам оружие“ он имел в виду как раз оружие этой десантной колонны, которое он ещё физически не имел, но хотел добыть с нашей помощью. Мозговой днём засёк передвижение этой колонны, но разоружить самому не хватало сил — поэтому связался с нами, чтобы из Славянска помогли».

Алексей Борисович Мозговой — командир бригады «Призрак». Убит 23 мая 2015 года в результате расстрела его машины неизвестными под Алчевском, ЛНР

Одним из нескольких ополченцев, приехавших тогда «за оружием», был Евгений Скрипник, позывной Прапор.

На следующий день СБУ обнародовала прослушку телефонного разговора Прапора с Игорем Стрелковым, которые обсуждали встречу с украинскими десантниками:

— Алло, докладываю: это сбежавшая из Крыма часть. Сдаваться не хотят. Их сейчас уговаривают, с Володарского приехал парень, бывший военный. Но не будут они сдаваться, не хотят. Не знаю, как он уговорит их.

— А оружия много?

— То, что на них — двадцать пять.

— Значит, кладите их на землю под угрозой… Сейчас прибыл Ромашка? Нет?

— Нет, когда он прибудет?

— Дождись Ромашку. После этого как следует заблокируй и вплоть до огня на поражение, не*** церемониться с пи***асами.

— Я заблокировал дорогу. У меня тут раз, два, три… у меня пять стрелков с автоматами, но я не знаю этих людей. Они со Славиком.

— Сейчас прибудет к тебе Ромашка. Полностью окружить, заблокировать. И не церемониться! Разоружить полностью! Мы не в Крыму, блин. Объясни им, что мы не в Крыму.

— Всё, понял».

Евгений Скрипник, Прапор

В результате разоружения десантников ополченцы получили КамАЗ и два десятка единиц стрелкового оружия, в том числе несколько АКМ с ПБС20 и три РПК21.

Из задержанных 14 апреля в ополчение в итоге перешло трое военнослужащих-контрактников: Артём Гавзиев (позывной Крик) из Харькова, Лютый из Горловки и Азов из Мариуполя. Все трое остались в Славянске и держали оборону в посёлке Черевковка.

Это подразделение было разведывательно-десантной ротой 25-й аэромобильной бригады ВСУ. Бойцы роты дислоцировались в Крыму до его присоединения к России. После событий марта 2014 года рота была реформирована и отправлена в Амвросиевку Донецкой области, на границу с РФ.

Ополченец Артём Гавзиев в беседе с автором книги рассказал:

На начало апреля нас в роте было восемнадцать человек, мы ездили на „Икарусе“ вдоль границы, патрулировали местность. Приказы от командования были непонятные, невнятные. Начальство в те дни было растеряно, не знало, что делать. Все тогда ждали вторжения российской армии. Если бы это вторжение действительно состоялось, непонятно, как мы могли бы этому помешать.

Потом мы поехали в Луганскую область, в Ровеньки. Там наши „Уралы“ заблокировали безоружные местные жители. Никакой агрессии не было. Нас напоили, накормили, уговаривали не выступать против своего народа. После этого мы на одном „Урале“ поехали в Донецкую область и 14 апреля, часа в 4 утра, попали под Славянском в засаду в районе конного завода. Там нас встретили ополченцы с оружием. Сначала их было немного, они блефовали и тянули время, ожидая подмогу. Когда подмога пришла, нас окружили. К нам вышел Ромашка, автомат у него висел на боку. Он продемонстрировал, что не собирается использовать оружие, подошёл к нам с улыбкой и сказал: „Здорово, братья!“ Тогда я понял, что в этих людей стрелять не буду и перейду на сторону ополчения.

Переговоры с Ромашкой и Стрелковым вели подполковник Скляров и командир нашей роты, старший лейтенант по фамилии Заяц. Игорь Стрелков чётко обрисовал ситуацию: вы окружены, все дороги перекрыты, сопротивление бесполезно. При этом не стал давить и запугивать, наоборот — предложил проехать в Славянск и поговорить в нормальных условиях. В Славянске в здании городской администрации нас накормили и сообщили: кто хочет перейти в ополчение — остаётся со своим оружием и экипировкой, кто не хочет — беспрепятственно уезжает, но без оружия. Нас осталось трое. Автоматы и всё оружие у остальных перед отъездом забрали, оставили им только пистолеты».

При блокировании колонны украинских десантников присутствовал начальник службы контрразведки Славянского гарнизона Сергей Здрилюк (Абвер). Он также принимал участие в переговорах и помог убедить украинских офицеров отказаться от сопротивления, обратившись к ним на украинском языке и показав свой украинский паспорт. По словам Абвера, в то время это был один из самых эффективных методов воздействия на украинских военных: дескать, мы не российские оккупанты, как говорит ваша пропаганда, а такие же, как и вы, украинские граждане, и боремся не против вас и Украины, а против преступного киевского режима22.

Большинство десантников после переговоров и отдыха в Славянске всё же решило уехать.

Они уезжали, но обещали вернуться, — вспоминает Сергей Здрилюк. — Мотивировали нежелание сразу перейти в ополчение разными причинами — поговорить с семьями, забрать личные вещи и тому подобное. Подошли ко мне двое десантников, отдали свои РД23 и оружие, попросили сохранить, пока они съездят домой и не вернутся в Славянск. Я этим ребятам сразу сказал: оставайтесь сейчас, потому что вы потом не вернётесь — вас не отпустят жёны, вам промоют мозги пропагандой, к тому же вами может заняться военная прокуратура. Они всё равно уехали и, конечно, уже не вернулись».

Действительно, идейные и мотивированные люди в те дни и месяцы не раздумывали, не советовались с родственниками, не боялись начальства и шли в ряды ополчения без сомнений. Те, кто сомневался, колебался и долго раздумывал, как правило, оставался в украинских рядах (или в земле) навсегда.

Ещё один показательный пример, рассказанный Артёмом Гавзиевым:

Я был командиром блокпоста в Черевковке. Это был крайний пост перед Краматорском, от которого нас отделял украинский пост у стелы „Славянск“. Там располагались бойцы 25-й бригады, где я раньше служил. Пока между нашими блокпостами не начались активные боевые действия, я постоянно поддерживал связь со своим бывшим сослуживцем Артёмом Безпорточным, родом с Рубежного Луганской области. Мы раньше были не просто сослуживцами, а друзьями — снимали на двоих квартиру в Днепропетровске и готовили друг другу ужин, когда один из нас был на дежурстве. И тут мы оказались по разные стороны баррикад. Я постоянно с Артёмом созванивался, уговаривал переходить на сторону народа. Они с товарищами очень долго тянули с ответом, обсуждали между собой, как поступить. И так тянулось до того момента, пока не начались активные боевые действия и артиллерийские перестрелки между блокпостами. Впрочем, в июне Артём и другие люди с этой позиции уехали: поступил приказ командования вывести оттуда уроженцев Донецкой и Луганской области, так как они считались для ВСУ неблагонадёжными».

На всём протяжении военных действий на Донбассе подобные истории не были редкостью. Война разделила не только города, но и воинские коллективы, и даже семьи. По разные стороны баррикад оказывались люди в возрасте, которые когда-то бок о бок воевали в Афганистане и других горячих точках.

Вот что рассказывает о переговорах с украинцами российский доброволец Василий Сахаров, который воевал в Краматорске:

В конце апреля и начале мая между ополченцами и украинскими вояками шли активные переговоры, причём обе стороны хотели одного — чтобы противник сдался. Сдаваться никто не желал, и переговорный процесс зашёл в тупик. Потом начались боестолкновения и стало не до того, однако телефонные номера ополченцев у противника оставались, и укропы часто выходили на связь. Иногда я находился рядом, включалась громкая связь, и можно было послушать вражьи голоса. Как правило, звонили одни и те же люди, офицеры в звании от лейтенанта до полковника. И я поражался метаморфозам в их поведении.

Сначала, когда инициатива была на нашей стороне и противник думал, что вот-вот к нам на помощь придёт армия ДНР или Путин введёт войска, голоса у них были жалостливые и плаксивые: „Ребята, не стреляйте, мы все русские люди и православные. Зачем же вы наш аэродром ночью из подствольников обстреляли? У нас раненые. А дома семьи и дети… Нас заставляют обстреливать город из миномётов, а мы не хотим. Пожалуйста, не надо больше нападать…“

И такое нытьё практически каждый день. Ну, а когда укропы поняли, что помощи нам не будет и мы сами по себе, они преобразились. Особенно после того, как по Краматорску стали работать „Грады“ и гаубицы. Смелости у них прибавилось, тон поменялся: „Вам хана, колорады! Всех сепаратистов под ноль выведем! Слава Украине! Даунбассу конец, от границы вас отрезали! Сдавайтесь, пока не поздно! Русское быдло, валите обратно в Рашку! За нас вся Европа и США! Вас слили!“