85 дней Славянска

2. «ЧЁРНАЯ СМЕРТЬ»

Высота Карачун к юго-западу от Славянска стала одной из основных целей атаки противника 2 мая. С тюркского языка «Карачун» переводится как «Чёрная смерть». Название горы оправдало себя в ходе войны в Славянске — отсюда будет произведена значительная часть артиллерийских выстрелов, принёсших смерть десяткам ополченцев и мирных жителей города и его окрестностей.

Карачун был стратегическим объектом, контроль над которым давал украинцам существенное преимущество перед силами ополчения. Во-первых, это господствующая высота (167 метров), позволяющая хорошо контролировать местность на многие километры вокруг и насквозь простреливать Славянск и его пригороды. Во-вторых, на Карачуне располагалась телевышка, доступ к которой позволял возобновить вещание украинских телеканалов (точнее, военной пропаганды) и отключить российские.

Напомним, что ополченцы — силами всего десяти человек — заняли телецентр на Карачуне ещё 17 апреля, возобновив вещание российских каналов. После захвата высоты украинцами больше попыток её отбить ополчением не предпринималось, зато Карачун постоянно обстреливался нашей «Ноной». Мины часто попадали по тросам, дающим 222-метровой телевышке равновесие, и 1 июля она, наконец, рухнула (восстановлена украинцами только в конце 2016 года).

2 мая на позициях ополчения на Карачуне находилось всего двенадцать бойцов (десять местных и двое из донецкого «Беркута»), вооружённых стрелковым оружием и тремя «мухами»40. Командовал отрядом офицер с позывным Сапсан.

Высота Карачун с 222-метровой телевышкой

Украинцы пошли на Карачун в составе около роты при поддержке четырёх БТРов. Первую атаку отряд Сапсана отбил, но вторую атаку отразить не смог и был вынужден отступить в Славянск. В том числе из-за того, что все три гранатомёта просто не сработали. Немалая часть противотанковых средств, изъятых ополчением с украинских складов, давно потеряла срок годности, и они очень часто подводили бойцов в самый ответственный момент.

Противник в ходе атаки на Карачун потерял около пяти убитыми, ещё несколько было ранено, ополченцы же смогли отойти без потерь. С этого дня украинцы крепко вцепились в Карачун и постоянно его укрепляли, не предоставляя ополчению возможности отбить высоту.

При разборах боевых действий в Славянске Игорю Стрелкову часто вменяют в вину то, что он не укрепил Карачун должным образом, позволив противнику взять высоту, с которой потом два месяца вёлся артиллерийский огонь по Славянску.

По словам Стрелкова, у гарнизона на тот момент просто не было сил и средств для защиты Карачуна. К тому же командующий рассчитывал на сценарий штурма Славянска с городскими боями, а не блокады города.

Вот что говорит Стрелков о ситуации вокруг Карачуна и своей тактике в тот период:

Теоретически, Карачун можно было удержать, если говорить задним числом, когда нам уже известен ход операции в Славянске. На тот момент предсказать, как будут развиваться события, было невозможно. У меня было не больше ста семидесяти бойцов, которые защищали город со стотысячным населением. Вооружения было очень немного, артиллерии не было, „Нона“ ещё была неисправна. Две наши единственные бронеединицы, трофейные БМД, послать туда не мог: была высокая вероятность того, что её расстреляют с воздуха вертолётами, которые постоянно облетали Карачун. Я понимал, что на начало мая вести полноценный бой при штурме мы сможем только в самом городе. Ожидалось, что противник будет раз за разом нас атаковать, чтобы войти в Славянск. Поэтому в начале мая я рассыпал по блокпостам по несколько автоматчиков, а основные силы держал в центре, в готовности вести уличные бои, чтобы действовать там, куда противник будет предположительно прорываться».

Стрелкову, как и многим другим на тот момент, казалось очевидным то, что при колоссальном превосходстве в живой силе и технике, включая танки и авиацию, противник захочет решительно атаковать Славянск, справедливо рассчитывая на полный успех. Но тогда даже Первый недооценил страх украинских вояк перед «российским спецназом», который якобы в большом количестве засел в городе и легко отбивал все атаки, даже с воздуха.

Действительно, о такой логике противника говорит ход почти всех боестолкновений на начало мая. Рисунок боя всегда был одинаковым: украинцы подходят к позициям ополчения (блокпостам, позициям на пожарной части, на железнодорожном вокзале) подразделениями в несколько десятков человек при поддержке 3–5 единиц бронетехники, им помогают снайперы в лесопосадках и вертолёты с неба. Противника останавливают искусственные преграды в виде бетонных блоков и поваленных деревьев, после чего по ним ведётся огонь из стрелкового оружия (пулемётов и противотанкового было очень мало, а многие РПГ попросту не срабатывали). Потеряв нескольких бойцов убитыми и ранеными, противник сразу отступает, не пытаясь прорываться дальше. Отчасти, наверное, потому, что мало кто тогда хотел рисковать и погибать, особенно если наступали не желающие воевать армейцы, а не идейные радикалы. Но в основном — из-за уверенности украинцев в том, что на этих позициях сидят десятки вооружённых до зубов российских спецов. На самом же деле на каждой такой позиции было от трёх до десяти плохо вооружённых ополченцев, которые были бы легко рассеяны при настоящей попытке прорыва с бронетехникой.

Впрочем, не стоит умалять решимость врага, как и храбрость защитников Славянска: на некоторых участках и в майских, и в июньских боях противник пытался штурмовать всерьёз (решимости им позже прибавило понимание, что российские войска так и не пришли), а ополченцы стояли твёрдо, не сдавая позиции ценой собственной жизни.

Поставив себя на их место, я бы не стал осаждать Славянск, зачем? — продолжает Игорь Стрелков. — Имея абсолютное превосходство, я бы на их месте попытался решительно и сразу, пусть и ценой больших жертв, вырвать проблему с корнем, уничтожив наш гарнизон. А они почти сразу приступили к осаде и совершили, с моей точки зрения (которая нисколько не изменилась), крупнейшую стратегическую ошибку. Когда я понял, что они станут не штурмовать, а осаждать, я даже несколько обрадовался. Тем более артиллерию тогда ещё по Славянску не применяли. Обрадовался тому, что противник теряет время, стягивая на нас все силы, пока в Донецке и Луганске готовится референдум, после которого, как мы ещё надеялись, подойдут основные силы. С этой точки зрения наша задача была выполнена успешно. Противник потерял три месяца, хотя вполне мог подавить сопротивление и в Луганской, и Донецкой области.

С другой стороны, за эти три месяца, — и я на это рассчитывал, — на Донбассе могло, даже должно было появиться десять таких Славянсков. Тогда бы, возможно, не было ни мариупольского позора, ни провала в Донецком аэропорту, ни оставления наших городов в июле. К сожалению, ничего такого не было, большинство ополченцев в ДНР до июля практически бездействовало, кроме разве что гарнизона Безлера в Горловке.

Поэтому, исходя из соображений тех дней, я думал: заняли укры Карачун, нагнали туда сил — ну и пусть там сидят. Вообще, в первый месяц ещё неизвестно, кто кого осаждал, — наверное, больше всё-таки мы их, так как они несли больше потерь. Они осаждали Семёновку, мы осаждали Карачун. Меня это более чем устраивало, учитывая слабость и ограниченность наших сил».

Слабость сил ополчения была не только в ограниченности вооружения и техники, но и в отсутствии человеческих ресурсов, годных для полноценного противостояния с противником. Украинская армия была ущербной, не желавшей воевать, но это всё-таки была регулярная армия. Тогда как ополчение представляло собой отряды людей, большинство из которых в те дни вообще впервые взяло в руки оружие. К тому же ощутимо не хватало грамотных командиров и инструкторов. Да и времени на обучение не хватало. Поэтому командующий гарнизоном компенсировал нехватку живой силы и оружия военной хитростью, отчаянно блефуя (годы работы в спецслужбах для Стрелкова не прошли даром) и подогревая веру украинцев в непобедимые орды российских наёмников, засевших в Славянске. Зная, что его телефон прослушивается, Стрелков в переговорах часто специально завышал количество людей и их боевые возможности, оперировал хорошо вооружёнными ротами там, где речь шла о слабо оснащённых взводах.

Что касается ситуации с Карачуном, то, с одной стороны, занятие противником высоты и осада Славянска были предпочтительней жёсткого и решительного штурма, который имел все шансы на успех (если бы не страхи украинцев). Если бы поддержка из России пришла, то утрата Карачуна не стала бы столь болезненной. С другой стороны, отсутствие помощи РФ и полная блокада Славянска с артиллерийским террором с Карачуна сделали положение гарнизона безвыходным, и ему пришлось оставить город.

Но всё это хорошо понятно сегодня, а на начало мая 2014 года события развивались стремительно и просчитать такие вещи было невозможно.

Впрочем, есть основания полагать, что, даже при сохранении контроля над Карачуном в начале мая, ополчение несло бы в боях за удержание высоты недопустимые потери — и всё равно было бы вынуждено отступить с Карачуна. Такого мнения придерживается начальник штаба Славянского гарнизона (с 7 июня) Эльдар Хасанов.

Украинская сторона могла наносить по позициям на Карачуне массированные удары как артиллерией, так и с помощью авиации, — считает Хасанов. — Протяжённость пути от Славянска до Карачуна достаточно серьёзная, поэтому даже подвоз боеприпасов и продовольствия был бы крайне сложным. Для того чтобы оборонять Карачун, нужно было создавать нормальную протяжённую линию обороны. У нас линии обороны не было, были очаговые взводные, максимум — ротные опорные пункты. И даже сравнительно небольшой город, как Славянск, мы держали с помощью опорных пунктов, но никак не сплошной линией обороны. Даже наши полторы тысячи бойцов не были в состоянии такую линию образовать, и тем более держать Карачун».