Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

Рассуждение 2. Куда сходить? Чем развлечься?

Хоть хиппи и называли себя выспренне – «дети цветов», но в большинстве своем в ежедневном поведении, особенно между собой, когда не надо показывать свою особость, проявлялись самые обычные человеческие качества и слабости характеров, которые многих доводили до банального алкоголизма и наркомании, бессмысленного бродяжничества и полной социальной неустроенности. А когда появлялись у них дети, то это была зачастую катастрофа… Например, тот же фактурный Саша Пессимист, так красноречиво писавший о нелюбви окружающих к себе и нам, таким прекрасным и замечательным, сам просто ненавидел своего пасынка, что выражалось в любом взгляде и слове, тому адресуемом. А вообще большинство жило в своих норках, по возможности минимально контактируя с окружающим неприветливым миром. Или опять-таки испытывая себя на прочность на мучительных автостопах, с тем чтобы увидеть примерно то же самое, что они могли видеть в любом пригороде рядом с собой… Там вдали, за эти тысячи километров, их никто не ждал и смотреть было особо нечего, так как заброшенная, неухоженная столетиями страна большевицкой властью была доведена до полной разрухи, а отношения между людьми также дошли до довольно низкой ступени…

Аполлонистый Пессимист

Я был всегда против такого примитива и однобокости, тем более что начинал в истинно артистической тусовке Кроки – Сольми, где общение в кружке единомышленников и креативность были важнее и домоседства, пусть даже в обнимку с умными книжками, и постоянных разъездов без определенного смысла. Синей птицы пропал и след, но небо время от времени все-таки манит синим взмахом ее крыла…

Не стоило начинать социально протестное движение, выделяться, нарываться и прочее, если все заканчивалось тем же, чем у гопников в подворотне. То есть пьянство плюс чисто наркоманское существование было ни мне, ни многим даже тем, кто так жил, неинтересно, недостаточно и требовало не столько развлечений, сколько наполнения каким-то особым, активным занятием (с выделением адреналина) серого вещества и расширения горизонтов, черт возьми! Смысл выделяться и отгораживать себя от фальшивого мира мог быть только тогда, когда мы сами могли бы создавать ежедневное отличие от окружающего совка интеллектуальным, творческим и даже бытовым усилием. Не то чтобы все были такие креативщики, таланты и духовные подвижники, а просто сидение по флэтам с гремящим роком, косяком или вмазкой было и опасно, и неимоверно скучно. Большинство только рассуждало о каких-то крутых писателях, философах, интересных фильмах, книгах, картинах и идеях, но сами, как правило, не могли ни на что особенное разродиться, оправдываясь евангельскими словами «будьте как дети». Нас тянуло порисовать, пописать стишки, показать их, сходить куда-нибудь на выставку чего-нибудь несовкового, людей интересных посмотреть и пообщаться, проявить себя миру, с противоположным полом опять-таки где-то встретиться и потусоваться. Но где? Не на комсомольском же собрании…

Кстати, даже многие хипповые коммуны разваливались именно из-за замкнутости, монотонности и вследствие нараставшей конфликтности на чисто бытовой почве. Обособленность от неинтересного внешнего общества уютна, но без открытости к себе подобным и постоянного привлечения свежих идей и сил такая флэтовость приводит к такой же тоске… И тут бывали застой и вымирание, как у динозавров…

Идеи, как нам самим развлечься и самовыразиться, исходили из простой невозможности найти вовне что-то, что могло бы удовлетворить молодую, несерьезную публику. Это сейчас на любой вкус и кошелек концерты, клубы, интернеты, путешествия по заграницам и походы в супермаркеты. А что тогда имелось из более-менее несоветского? Не на ВДНХ же ходить любоваться свиноматками по 500 кило… Был зал Московского горкома графиков на Малой Грузинской, на вернисажи «Двадцатки»[16] и прочих объединений которого выстраивались часовые очереди. Оно, конечно, были Третьяковка и Пушкинский, в которых именно в это время стали проводиться масштабные тематические выставки. А постоянные экспозиции уже в зубах застряли. В мемориальные и экзотические музеи, типа Музея музыкальной культуры и Зоологического, не тянуло. Бывали, правда, уже лекции некоторых умников о том о сем интересном и спектакли театра Зайцева по Ионеско в каком-нибудь НИИ[17]. Ну кино, типа «Иллюзиона», куда на интересные показы было трудно попасть, закрытые просмотры в Доме кино, Доме архитектора, ЦДРИ, с десяток спектаклей в модных театрах «Ленком», Театр на Таганке, Театр на Юго-Западе. Какие-нибудь мастерские художников, дачи кинорежиссеров и прочей творческой публики, к которой мы, увы, в большинстве не принадлежали. Даже не припомню ничего больше… И это в Москве, а в провинции вообще тоска зеленая… Играть в «Эрудит», складывая из букв слова, шахматы и шашки, решать кроссворды, заниматься рукоделием или самодеятельной живописью, книги читать, в конце концов? Не знаю, насколько это все было массово…

А как нашему асоциальному типажу можно было в такие места попасть? Спецпропусков не было, знакомств маловато, а самое главное, и денег на билеты пшик, даже когда вдруг что-то интересное наклевывалось…

Я ни в коем случае не унижаю людей с печальной судьбой, наркоманов и алкоголиков. И прошу простить, если кто-то подумал, что я очень свысока на таких людей взираю.

Моим большим приятелем в свое время был торчок Андрей Беляевский. Мы друг к другу в гости ходили, несмотря на разные жизненные позиции. От Чапая, Володи Трехногого (у него костыль был, которым он лупил ментов и кого ни попадя в пьяных драках и от него получил свое прозвище) и Леши Шмелькова тоже не упомню грубого слова в свой адрес. Миша Красноштан живал у меня, любил старинные байки порассказать, стихи свои почитать (по его словам, он был когда-то даже в Союзе писателей), философские беседы вел многочасовые и в конфликтных ситуациях брал мою сторону, хотя поначалу хотел натравить на меня Андрея Субботина. А мы с последним в одной школе учились. Он, сын профессора-африканиста, в простом классе, я, сын школьного учителя, в математическом. Было наехал, да узнали друг друга, едва не расцеловались…

Про благородство Майкла Крэзи напишу чуть дальше. Это были люди, которых мне тоже хотелось приподнять и вывести из их грубого мирка, особенно наркомании. Для этого я устраивал позднее разные встречи и поездки, например к священнику Дмитрию Дудко, который в то время был живой, интересный и авторитетный человек. Он приезжал раз ко мне встретиться с потерянным поколением. И даже Гена Саблин кому-то мог помочь, несмотря на полную профанацию идеи. А уж искусство, поэзия, вообще высокие материи, которые не в стороне от тебя, а идущие из тебя, пусть даже скромного «качества», очень облагораживают любую публику, и их надо было поощрять.

Насчет идеологии тоже не соглашусь. Именно тогда она у нас и была. И манифесты писали, и спорили до утра. А как цивильным гражданам доказывали свою правоту или на автостопе водил «врубали»!.. И было ведь чему и кому оппонировать. Сейчас все размылось и в лучшем случае живется старыми преданиями и духом прежних времен (это предложение писалось году в 89-м, переписано из пипл-бука). На самом деле все манифесты и формулировки нашего движения были несколько фанфаронскими и многословными. Для себя теперь, особенно после прекрасного фильма «Дом Солнца»[18], я определяю это движение как стихийную самоорганизацию романтических натур, которые поодиночке были окружены безумной идеологией, лживой действительностью с ее бессмысленными и глупыми карьерными стремлениями окружающих и невозможностью попасть в западный мир свобод. Свобод от государственного контроля и установленных неестественных форм жизни. Советские (вернее, антисоветские) хиппи восприняли как родные найденные в Америке и Европе формы внутренней эмиграции, опознавательной символики и способов внешнего объединения. Они были очень актуальны тогда, но с падением совка и свободами, которые хлынули в страны, получившиеся из СССР, такое существование стало анахронизмом и мешало, видимо, встраиваться в очень тяжелые новые условия. К тому же поколения менялись очень быстро в последние годы. Молодые люди отхипповывали год-другой, и на следующее лето, каждый год, ты с удивлением видел тусовку наполовину обновившейся. Или даже более чем наполовину. Ротация кадров, так сказать. И всегда это были совершенные юнцы, лет 15–18, и очень редко, как Серж Сидоров, приходили люди под 30. Серж, кстати, отличался даже среди нас оригинальностью. Он в виде фенек и бус навесил на грудь иконостас какого-то заслуженного служебного пса. Но к концу он переоделся в настоящего московского барина с шубой и шапочкой пирожком на профессорской голове с необходимейшей бородкой.

Серж Сидоров

Был еще оригинал среди нас, оригиналов, рижанин Андрей Мент, щеголявший разными униформами – то зелеными френчами, то стародавней синей милицейской формой с галифе. Даже мне как-то рязанский Кришна подарил украденные из военторга кагэбэшные офицерские брюки с синей узкой лампасиной, которые я надевал под алую куртку с самодельными деревянными пуговицами (просто молния сломалась), с перекинутой наискосок самодельной же сумкой. Военные в метро таращились, но, видимо, загадка им казалась неразрешимой, и никто ничего мне не говорил.

Двуликость и скукота официоза были в тягость даже комсомольцам. Они устраивали с послевоенных лет какие-то тяжелые походы, которые заканчивались «перевалами Дятлова»[19] или (позднее) слетами Клуба студенческой песни, но дальше этого их смелости и идеологической зрелости не хватало. Было окошко в виде не потухшего и поныне по странной случайности КВН, но все это носило такой же шероховатый надуманный характер, как самодеятельные театры или многочисленные вокально-инструментальные ансамбли по всей стране, где можно было таки отрастить немножко хаерка и произносить не только официальные лозунги, но не более. Самоцензура и отсутствие свободы редко дают качественный творческий всплеск, да и он рождается вопреки, сильно вопреки, а не благодаря окружающему удушающему строю.

Ник Рок-н-Ролл

Про всяких металлистов, байкеров и рокеров во главе с Хирургом я писать не буду, так как если кто-то из них как-то и пересекался с нами, все равно саму их жизнь я не знаю. Но вот первый настоящий советский панк, который просто случайно жив до сих пор, Ник Рок-н-Ролл, довольно плотно терся с нами. Его похождения на стороне, где он постоянно клал кучи то в метро рядом с ментами, то на флэтах, я лично, слава богу, не видел, зато при мне в «Туристе» он не на спор, а просто чтобы шокировать отгрыз и проглотил практически половину граненого стакана. И это при том, что зубов своих у него уже оставалось только несколько штук, а еще несколько металлических, вставных…

Красноштан

Большего идиотизма я в жизни не видел. Нет, видел раз. Не помню, каким образом нас с Мишей Красноштаном затащили совершенно несистемные люди в какой-то дом в Царицыне, рядом с метро, где собралась неизвестная нам компания и где один лихой малый, русский с Северного Кавказа, после принятия некоторого количества горячительных напитков босиком вышел в окно прогуляться по узенькому наклонному жестяному подоконнику восьмого этажа. Красноштан еще подзуживал его к этому рискованному поступку. Я не выдержал и выбежал оттуда глубокой ночью и дошел до метро, где сильно озяб, ожидая открытия станции…