Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

Манифестация против насилия властей 10 мая 1987 года

Вечером от меня обзвонили всех, кого могли (в первую очередь Щекочихина из «Литературки»), и приступили к изготовлению плакатов. Я на куске картона вывел сверху православный крест и начертал из Евангелия (как будто это было учебное пособие для ментов и гэбухи): «МВД и КГБ! Уважайте личность! Соблюдайте права! Возлюбите ближнего своего!» Глупее ничего нельзя было представить. Но именно с этим наивным плакатом я и стоял назавтра в середине небольшой группы человек в 25–30 спиной к волосатому Николаю Васильевичу и лицом к бульвару, на котором было пару дней назад винтилово с удушением моего соседа Феди. Кирилл Минин безответно ссылался всем недовольным нашим присутствием на статьи Конституции, Рулевой своими вежливыми речами пытался вразумить возбужденных старушек, остальные юные борцы за права хиппующих и художничающих мирно стояли и отбивались от нападок беснующихся.

С полчаса или больше мы постояли одной линией, Конфета привезла еще с полдюжины отлично изготовленных на простынях лозунгов, которые раздала всем смельчакам. Маевка, одним словом. Кто-то нас фотографировал, снимали на кинокамеры. Мы весело переругивались с обывателями и злобными старушками, которым тут за два десятилетия уже просто обрыдли эти волосатые и усатые. Хотя откуда старушки в этой части центра, если почти всех уже тогда выселили в новостройки на окраины?

В какой-то момент сзади к монументу подъехал открытый военный грузовичок и из него дружно попрыгали десятка два пьяных обалдуев. С развязными воплями: «Я за тебя, падла, в Афгане кровь проливал!» стали оттаскивать тех, кто стоял по краям. И несмотря на то, что у Храмова волос было меньше всех, отмутузили его за них основательно, пока рвали из наших объятий. Когда же вырвали, то пару раз коленкой он получил по пути в «пятерочку» (отделение милиции номер пять на Арбате). Плакаты рвали и сталкивали нас вниз.

Ну а потом настал и наш черед. Еще волокли беременную жену друга Антона Европейского. Моя жена и кирилловская Тамара фотографировали с последнего этажа рядом стоящего дома, с лестничной площадки из окна, но сквозь уже пробивавшуюся весеннюю зелень сверху, из дома напротив, невесть что получилось…

Но побои были не напрасны. Косвенно, но самым видимым образом эта акция способствовала утверждению свободной для художников и связанных с ними коммерсантов зоны в самом центре Москвы. Относительно свободной, конечно. После этой манифестации власти почти перестали гонять и хиппи, и художников, которые потихоньку перебрались вместе с торговцами сувенирами и стариной с Измайловского острова на Арбат, создав в считаные месяцы самый длинный в мире вернисаж. Кстати, почти все современные московские галеристы и владельцы антикварных салонов начинали свою карьеру с подоконников Арбата, который без меня и не состоялся бы… Так что борьба стоила свеч! Сейчас надо бы с этих галеристов процент просить за светлое прошлое…

Из записей конца 80-х об этой акции: «Кирилл Минин всем пытался читать Конституцию, а Саша Верещагин доказывал, что честному человеку жить в совке невозможно. Простояли мы часа полтора, что было почти рекордом за 70 лет последних, наверное; потом, как и предсказывал папа Ильи Гущина, бывший кагэбэшник, а тогда уже кооператор, приехал грузовичок с одинаковыми пьяными охламонами, которые стали кричать, обвинять нас и порвали нам плакаты. Мы толпой пошли к метро, но тут я вспомнил, что после последних двух акций мы остались без каких бы то ни было ксив перед летним сезоном путешествий. Повернули и пошли по Арбату к пятому отделению. Тут Коле Храмову некстати пришло в голову развернуть мой уцелевший чудом плакат, и это переполнило чашу терпения у следовавших вокруг нас агентов безопасности. Самый главный подошел к нам и срывающимся голосом стал требовать пройти к нему в автобус, а когда мы стали его спрашивать, кто он, собственно, такой, он отвечал, что «простой советский гражданин»… Мы ржем и обходим его с двух сторон. Тут какой-то японец начинает меня спрашивать, что тут происходит. Я стал отвечать и вдруг вижу, что наших 50 человек окружает плотная толпа в одинаковых костюмах, отгораживая их от окружающих. При этом подворотню в отделение милиции перегородили курсанты, не давая пройти, что тоже странно, так как обычно никто туда по своей воле не рвется и ментам приходилось нас туда затаскивать силой. Потом выскочили молодцы в курточках и всем стали крутить руки, при этом избивая. Самого неволосатого, Храмова, тянули и за стриженые волосы, и за бороду, Конфете отбили и без того больные почки. Меня спас, сам того не желая, какой-то ветеран, который стал расталкивать двоих оперативников, которые меня держали. Они несколько опешили и стали просто волочь к отделению, думая, что мужик весь в наградах (дело-то было на День Победы практически) за меня заступается. И только в отделении выяснилось, что это бывший начальник погранзаставы (тоже КГБ) хотел внести свою лепту в пересчет моих ребрышек…

В отделении набралось 36 человек, из них двое случайных и пара алкашей, которых брали обычные менты. Катя и Тамара Минина, несмотря на то что фотографировали с крыши, все-таки тоже угодили к нам. К окнам подбегала Лариса Чукаева, спрашивала о задержанных и бежала звонить в западные корпункты.

Видимо, такой нашей реакции на избиения хиппарей и решимости никто не ожидал, и, опасаясь дальнейшей политизации происшедших облав, менты просто делали дурацкие лица, отдавали документы и ни слова не произносили о побоях и только что случившейся демонстрации. Между прочим, говорят, было два уголовных дела против ментов в связи с историей Феди Поковича, которого замучили, как героя и жертву ментовского беспредела».

Некоторые говорят, что только те, кто хотел уехать на Запад, из кожи вон лезли и пытались себя показать борцами с режимом. Сомневаюсь. Не у всех эта мотивация была. Я лет с двенадцати не хотел в СССР жить. И поступал так впоследствии, потому что то общество вокруг нас было мне совсем не родное и неприятное и я просто не хотел считаться с его законами и понятиями. И творил собственную жизнь. Сначала мой круг общения составили немцы из ГДР с довольно несовковым мировоззрением и их друзья, потом продвинутые ребятки из математической школы (наполовину разъехавшиеся благодаря наличию у них пятого пункта). Потом пытался пристать к театралам, а когда нашел подходящую протестную среду единомышленников, отвязных волосатых пиплов, стал себя и их развлекать по мере сил и талантов, противопоставляя нашу жизнь совкам вокруг нас. И не знал тогда никто, уедем мы или останемся и что вообще будет… Не помню ни одного из тогда тусовавшихся хиппарей, кто прилагал бы усилия для выезда, кроме Виталика Совдепа, у которого была еврейская линия. И довольно скоро для выезда стало не нужно отказываться от гражданства, от квартиры и вообще от родины. Просто время перестройки уже рвануло вперед, и в 1988-м уже стали ездить за границу много обычного и даже стремного народа и, что самое удивительное, возвращаться! С нами была та же история. Перемены шли семимильными шагами, и, между прочим, опять-таки благодаря отсталости и диктаторской системе, в которой, если первый человек в стране говорил что-то, это становилось беспрекословным законом. Хорошо, что попался Михаил Сергееич, а не очередной Иосиф Виссарионыч…