Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

Алиса. Миша Красноштан

Почему-то еще вспомнил, что в это время я воспылал любовию к Алисе (Ларисе Соколовой). Был в гостях у Конфеты на Шаболовской, и она мне как-то особенно бросилась в глаза (не в объятия…), хотя до этого мы очень часто виделись повсюду. Неправильное, впрочем, выражение «бросилась в глаза», как будто соль или пыль… Помню еще завидущие такие слова Шурупа в последующие дни: «Да, вы с Алисой – самая красивая пара в Москве!» Хотя мы не были парой, и эта красавица абсолютно не обращала на меня внимания. Несмотря на это, я сделал Алисе предложение. Это было возле «Этажерки», и оно просто огорошило Алису. Потом на ней женился Шуруп, и тут я понял, как осчастливила на самом деле меня Алиса своим отказом!

Оказалось, что молодым бываешь только однажды, и та бесшабашность и энергия не даются дважды.

Рассказчиком отменным (и, как оказалось, писателем) был Миша Красноштан. Но редко и далеко не со всеми. Вспоминается, что многих он как-то очернял своими рассказами (гонками, как мы выражались), выдумывая какие-то гадости, а себя, как он считал, этим приподнимал. Было странно, что, имея знакомства со всей советской богемой, он опустился до нашего уличного, стритового уровня, причем и в нем он выбрал именно алкашно-угарную компанию… Был один раз случай в то самое время, когда я к Алисе сватался, что из «Чайника» на Ноге вся тусовка поехала ко мне вместе с Алисой. Очень веселая компания была. И Толик Гродненский со своим авторитетным хайром предводительствовал. Я уже тогда был против всяких, даже легких, наркотиков и предупредил пипл, что у меня ничего употреблять нельзя. Но народ раздухарился, пустил по кругу самокрутку. Я восстановил статус-кво и пошел к себе в комнату беседовать с Красноштаном. Он не только в общей компании не принимал участия, но и поддерживал меня в правах хозяина квартиры. В общем, на третий раз, уже глубокой ночью, я их всех выставил, вместе с Алисой.

Миша, чтобы сгладить мое неловкое положение, стал мне рассказывать свою жизнь, особенно тот момент, когда он сломал ноги, они начали гнить, и он решился поехать в горы на Кавказ, потом еще куда-то, чтобы там его лечили народными средствами, в частности мумиё. Про то, какие были эти лекари, которые и по-русски почти не говорили, и про обычаи тех мест, и про то, что он там выздоровел и слез с наркотиков, и какие друзья у него там завелись, и как даже хотел остаться в памирских горах, в общем, отдельная новая жизнь пошла. Он даже жалел, что обратно приехал тогда в Москву и опустился в эту клоаку…

У Миши были постоянно бегающие маленькие глазки, не вызывающие доверия, как у человека с зоны. Постоянно сальные волосы, приземистая осанка как будто желающего спрятаться человека, жесты с мизинцами, вогнутыми внутрь, провокационная манера говорить; все это никак не вписывалось в довольно обычную и нежную московскую молодежную студенческую и творческую тусовку. К тому же он постоянно как-то горизонтально не по-доброму передвигал нижнюю челюсть, что не добавляло к нему симпатии. В результате его общение сводилось к дринч-тусовке – где бы выпить… При этом упитым в хлам я его тоже не помню. Своей легендарности с красными фанерными штанами «Левис» на въезде в Москву во время Олимпиады он никак не соответствовал, да и джинсы редко носил, все больше какую-то темную грязноватую одежду, чуть не треники, и большинство его избегало. Где он жил постоянно и было ли у него свое жилье, никто не знал. Подозреваю, что тот вечер откровений, который он мне устроил, был большой редкостью для него. По крайней мере, в последующие с ним встречи он не проявлял никакой теплоты и дружелюбия, чего среди интеллигентных людей после откровений не бывает.