Осколки легенд. Том 2

Виктор Семенович оказался молодым совсем мужчиной, ему, похоже, тридцати еще не было. Ну или он только через этот рубеж перевалил. Был он улыбчив, крепко сбит и вдобавок недурен собой. «Наверняка бабам нравится», – решила про себя Павла, что по факту означало, что в другие времена и при других обстоятельствах она и сама бы с ним не отказалась лечь в постель. Кем-кем, а ханжой она никогда не была. Не имелось у нее на это ни возможности, ни желания.

– Моя фамилия Абакумов, – представился владелец кабинета, не вставая из-за стола. – А вы, стало быть, Веретенникова?

– Точно так, гражданин начальник, – без тени шутовства ответила женщина. – Веретенникова Павла Никитична, осужденная по статье 58 пункт «г», в настоящее время…

– Находящаяся передо мной, – оборвал привычно-тягостные для Павлы перечисления особенностей ее социального статуса Абакумов. – Да. Стоять не стоит, потому присаживайтесь. Чаю?

– Не откажусь, – не чинясь, произнесла Веретенникова, усаживаясь за вытянутый совещательный стол.

– Николай Николаевич, не сочти за труд, распорядись, – попросил Виктор Семенович Зобнина. – И до десяти вечера свободен. Но в десять ровно быть у меня, ясно?

– Так точно, – козырнул теперь уже бывший сопровождающий Павлы и, не даже не прощавшись с ней, вышел из кабинета.

– Бывали тут раньше? – обвел рукой кабинет Абакумов. – Не так ли?

– Случалось, – не стала скрывать Веретенникова. – В начале тридцатых, еще до того, как Кирова застрелили. Агранов тогда был первым замом Ягоды, руководил всеми оперативными службами, вот я несколько раз вместо Бокия сюда на совещания и приходила, когда он сам не мог. Потом Агранов в Ленинград отбыл, а по возвращении занимался уже совсем другими делами, далекими от тех, которые были в моем ведении. Рютин, Пятаков, Радек и так далее.

– Вы бы эти фамилии всуе не поминали, – с улыбкой посоветовал ей Виктор Семенович. – Ни к чему хорошему это не приведет.

– Так я хорошего от жизни давно не жду, – одернула ворот ватника, который так и не сняла, Павла. – Я еще вчера сидела на бревнышке, смотрела на тундру и думала, что это навсегда, что тут меня и закопают.

– Но не камыш же рубила и не лес валила, – резонно заметил Абакумов. – Это куда хуже. И жизнь людскую подобный труд сокращает значительно быстрее.

– Не поспоришь, – согласилась с ним Веретенникова. – Давно гадаю, кому за такой поворот в своей судьбе «спасибо» сказать. Кстати – не подскажете?

– Нет. Сам удивился, увидев в вашем деле протокол о пересмотре сначала приговора, а потом и статьи, но докапываться до истины не стал. И неинтересно, и ни к чему, и времени на это нет. Война идет, Павла Никитична, вот какая штука. И этот факт требует от нас напряжения всех сил и подключения всех резервов. Даже тех, которые вроде бы окончательно списаны со счетов.

В этот миг в ушах Павлы прозвучал мелкий дребезжащий смешок старого саама Лухты, в котором послышались ей смешанные в одно целое насмешка и злорадство. «Старый ты хрен, – подумала она. – Как ты сказал, так всё и вышло! Признаю!»