Неполная обойма

Прибывшие поздоровались со всеми за руки.

— С благополучным прибытием вас, — спохватился Викентий Петрович.

— Нам и дома было неплохо, — с улыбкой сказал Шамин.

Туренко уставился глазами на графин, и Гуреев, зная тягу своего начальника к воде, поспешил налить в стакан.

— Устроились в горкомовской гостинице? — спросил председатель горисполкома.

— Куда там, и слушать не захотели. Сразу сюда, — недовольным тоном сказал прокурор.

— Мы должны сообщить вам печальную весть, Артур Григорьевич Дудян умер, не приходя в сознание, в шесть часов утра. Сегодня, — чуть не смахнул слезу председатель.

Охлов знал, что к смертям приехавшие привычны, с Дудяном не знакомы, так если, понаслышке. Единственно, что их может обеспокоить, что потерпевший уже ничего не скажет, поэтому переменил тему:

— Первый просил, как только прибудете, сразу к нему. Он вас ждет.

Шамин глянул на Туренко и сказал за обоих:

— Не будем отрывать время у занятого человека. Дело сделаем, тогда и повидаемся.

Туренко молчал. О немногословности начальника уголовного розыска области ходили чуть ли не легенды. Будто, когда он сердится, вопросы допрашиваемому пишет на бумажке. Будто, когда розыск идет трудно, он в день говорит три-четыре слова. Зато, когда дело идет успешно, он — красноречив, может сказать целое предложение сразу.

Шамин, шутя, взял прокурора за рукав и, обращаясь к председателю горисполкома, сказал:

— Извините нас. Если понадобится помощь, попросим, не постесняемся. Пошли, — и уже на ходу Сиповскому:

— Все материалы мне.

Потом Туренко:

— Дмитрий Иванович, через час сбежимся, посоображаем.

Тот молча кивнул, поднялся и пошел к двери. Гуреев следом. Начальник милиции задержался, заметив жест Охлова.

— Тяжело? — спросил Туренко у Гуреева, как только они вышли из здания горисполкома.

— Не так тяжело, как обидно. Ну, прямо как пацанов... — Гуреев вспомнил, как давно уже, учась в школе милиции, два года подряд проходил практику у Туренко. Вспомнил, что нужно рассказывать подробнее, а уж он будет хмыкать или вставит одно-два слова. — От дела отстранили и меня, и Сиповского — обоих. Сиповского — за бездеятельность, меня — за некомпетентность. А у Дудяна — две дачи, любовница. Бабенка, конечно, знает много. Позавчера вечером, накануне убийства, пила-гуляла с Дудяном и компанией.

— Люди?

— Установили четверых: ее, Дудяна, шофера и завторга — здешнего. Двое из областного центра. Знаем только имена.

— Еще?

— Ничего стоящего, только мелочи. Был один, но по времени не подходит, хотя повел себя странно. При следовании поездом обнаружил сотрудника линейного отдела милиции, спрыгнул на полном ходу.

— Преследовали?

— Нет. Сотрудник растерялся, не сорвал стоп-кран.

— Больницы по дороге?

— Нет, но известим. Сейчас. Мое упущение, — разозлился на себя Гуреев. На самом деле, при прыжке человек мог повредить ногу, элементарно разбиться о столб, или еще что... Надо же, как он пропустил это?..

— Спецкомендатуры[2] по пути следования?

— Ну конечно, в самом Атайске. На авторемзаводе. — «Ну как же я! — отчаялся Гуреев. — Потому что с самого начала не верил в причастность этого человека к преступлению. И все равно нужно было запросить спецкомендатуры о самовольно отсутствующих, передать приметы... Вот влип!»

— Нервничаешь, — Туренко положил руку на плечо Гуреева и тот почувствовал, как она тяжела.

— А тут еще отстранили... — попытался свалить часть вины Гуреев и устыдился этого.

— Отменяю, — усмехнулся Туренко.

Это не обрадовало, потому как Гуреев сам понимал — отстранить его от следствия может только начальник, ну — прокурор. И ни в коем случае другие. Так уж привыкли — по инерции, — что ни поп, то и батька...

— О деле, — прервал его невеселые мысли Туренко.

— Примерно в половине девятого первый заместитель председателя горисполкома Дудян Артур Григорьевич пришел к себе на работу.

— Живет?

— Неподалеку. За четыре квартала.

— Добирается?

— Обычно пешком. Без двадцати девять пришла на работу его секретарша. Заглянула в кабинет, поздоровалась.

— Живой?

— Да. Сидел за столом. Сейф открыт. Поздоровался нормальным голосом. Тут все прерывается — сразу после девяти, минута-две десятого, депутат-пенсионерка Слезнева заглянула к Дудяну в кабинет.

— Зачем?

— Он ее вызвал на девять ноль-ноль по жалобе, — Гуреев помолчал, ожидая вопроса, и не дождавшись, продолжил: — Слезнева заглянула в кабинет, Дудян лежал на полу. Она сказала об этом секретарше и ушла.

— Удивительно.

— Она сказала: «Артуру Григорьевичу плохо». Наверное, подумала — что-то с сердцем. Сама этим страдает...

— Тем более...

— Крови, очевидно, не видела, — Гуреев выговаривал слова виновато, потому как все эти «очевидно», «наверное» его самого не устраивали. Знал, законный вопрос последует.

— Допросили?

— Не можем найти. Соседи говорят, что иной раз она ночует у подруг или брата. Проходите, товарищ полковник, — Гуреев открыл дверь горотдела милиции.

Дежурный, наверняка предупрежденный, вышел чеканя шаг. Туренко выслушал рапорт, пожал дежурному руку и пошел по коридору. Бывал он здесь не раз. Работники уголовного розыска относились к нему по-разному — он это знал. Некоторые не понимали его молчаливости. Другие — боготворили.

Ехал в эту командировку Туренко неохотно. Не давали покоя три дерзких разбоя в областном центре, с одинаковыми признаками. В Заречной стороне за последнюю неделю участились квартирные кражи, а главное (мог начальник уголовного розыска области иметь обычные человеческие слабости!), дочь родила ему внука. Совсем недавно. Два дня тому назад. Он его еще ни разу не видел, но уже любил. Любил сильно. Первый внук. Внук — не внучка!

В короткие, предотъездные минуты он с удовольствием слушал жену, собиравшую его в дорогу:

— Нос твой, глаза мои. Подбородок крутоват — не отцов. Нет, подбородок тоже твой. И самое главное — молчун. Другие на разные голоса заливаются, а он только кряхтит. Врач говорит: «Может, немой родился?»

Она укладывала в портфель рубашки, бритву, полотенце и говорила, говорила... Знала, что он слушает ее, что ему это приятно. Конечно, приукрасила она немножко — кто его сейчас разберет, на кого внук похож? Да и про врача придумала.

Щелкнул замок портфеля. Она потянулась к мужу, медленно вставшему, всем своим маленьким, уже постаревшим телом, чмокнула в щеку, сказала обычную шутку:

— Не балуй там, — и ждала, когда захлопнется дверь, чтобы вытереть слезы — три ножевых ранения, одно пулевое... «Господи! Да до каких пор?!»

Знал Туренко о всех маленьких хитростях своей жены. Знал, трудно ей с ним. По сути, одна детей вырастила. Когда ему?

Не хотелось ехать еще и потому, что был уверен в капитане Гурееве, а каждый приезд начальника в помощь подчиненному не способствует авторитету последнего.

Нервозную обстановку в кабинете председателя горисполкома Туренко почувствовал сразу. Нажим на розыск, следствие, надо сказать — привычное дело. Здесь с перестройкой хуже, чем где бы то ни было. Так, где-то маячит на горизонте... С одной стороны — погоны, привычная обязанность подчиняться, с другой — не встречающий отпора бюрократизм привыкших повелевать, не всегда знающих суть дела, и не желающих вникать в него.

Кабинет начальника уголовного розыска города обычный — три на четыре метра, развернуться двоим сложновато. Стандарт. В таких работаем...

— Пенсионерку бы, — произнес Туренко и опустился на стул Гуреева. Тот понял, что до окончания работы по делу выселен со своего места. Молча собрал бумаги, положил на приставной столик, сел за него.

— Найдем. Сегодня, — пообещал Гуреев. — Есть у меня расторопный лейтенант. Правда, я ему уже одно дельце препоручил...

— Ну?

— Дежурный милиционер горисполкома показал, что Дудян в то утро был не в настроении, что для него редкость.

— Веселый?

— С похмелья не болеет. С любовницей помирился...

— Жена?

— Любовницу допросили, жену — нет.

— Хм?

— Неудобно. Траур.

— Еще? — Туренко читал копию протокола осмотра места происшествия.

— Шесть патронов от «Браунинга» лежали на полу россыпью. Обратил внимание?

Туренко молчал.

— На рубашке Дудяна пуговица оторвана с «мясом». Находилась в кармане пиджака. Вот, наверное, и все.

— К жене, — Туренко поднялся и шагнул к двери.

Когда Гуреев, отдав необходимые распоряжения насчет спецкомендатур и больниц вблизи от железной дороги, сел в машину, Туренко коротко бросил:

— В прокуратуру.

Гуреев понял — будет перераспределение обязанностей, и допрашивать жену Дудяна ему не придется. Если откровенно — он обрадовался. Не любил допросы со слезами...