Конец игры с продолжением

Глава 8

Егор Степанов смотрел сквозь большое пыльное окно в сад. Деревья, высаженные по периметру вдоль забора, были старыми, но за ними ухаживали. И яблони с грушами плодоносили в этом году так, что листьев было не видно.

— Будет вам и урожай, — сладко улыбалась девушка-риелтор. — Это оговорено договором. Если вы арендуете дом по осень включительно, то весь урожай ваш.

Что можно сделать с таким количеством яблок и груш, Степанов не имел ни малейшего представления.

— Да ты что, Егор! — округляла глаза Вика. — Это и варенье, и повидло, и сок, и пюре! Машке самое то!

Машка только-только начала ходить, хотелось ему напомнить. И зубов у нее всего ничего. Если пюре и сок еще куда ни шло, то варенье с повидлом ей абсолютно ни к чему. Лишний сахар.

С некоторых пор он стал многое знать о детском питании. Изучил, что полезно, а что совсем не нужно детскому организму, и даже пытался контролировать Вику. Но она была молодцом. Следила за всем лучше любых молодых мамочек. Машка подрастала быстро, безболезненно. Почти не капризничала, была на редкость послушной. И еще она была его точной копией. Он даже тест на отцовство делать не собирался, так она была на него похожа. С рождения! Но ему пришлось. Адвокат, который занимался оформлением бумаг, настоял.

— Вдруг совершенно неожиданно объявятся какие-нибудь левые родственники? Лет, скажем, через пять, а? Ты прикипишь к дочке, а они явятся и — та-да-да-там, отдайте! Родная кровь и все такое. Придется доказывать, метаться, травмировать малышку. Лучше сейчас, когда она ни о чем таком не подозревает.

Егор сделал тест. Он подтвердил его стопроцентное родство с Машкой.

Ирине он верил. Не стала бы она врать перед смертью.

Странное дело, когда Ирина была жива, он не пытался и не хотел определять природу своих чувств к ней. Ну курортный роман, ну симпатичная, ну звонит. И что? У него были женщины до нее и будут после. Даже если с Ириной приятно было говорить. Даже если она не напрягала его, не навязывалась, чего он в принципе не терпел в женщинах. Все равно. Он не воспринимал ее как серьезное увлечение.

Все поменялось, когда ее не стало. Когда он увидел крохотного ребенка, доставшегося ему в наследство. Тогда и только тогда Егор понял, какое огромное место занимала Ирина в его сердце. Он принялся всех сравнивать с ней и не находил достойных. А она должна была существовать где-то! Непременно должна жить и ждать встречи с ним. Стать потом хорошей матерью его ребенку. Его Машке.

— Женись на Вике, — подсказал однажды капитан Артамошин. — Она Машку любит. Не чужая ей. И на тебя смотрит так…

— Я не люблю ее, — прервал друга Егор. — И не полюблю никогда. Она не Ирина…

И про себя добавил, что не появилось пока в его жизни той женщины, которой бы он захотел читать стихи, как Ирине. Машке читал — детские, смешные. Она внимательно слушала его, словно понимала, иногда улыбалась.

— Почему окно такое пыльное? — спросил он у Вики, когда она вошла в кухню-столовую, уложив Машку на послеобеденный сон.

— Ой, простите, барин, не успели-с! — сразу взвилась она. — И деревья не полили-с. И пыль с них не смыли-с.

— Не ерничай. Я просто спросил. И оно запылилось, к слову, не вчера. С таким мы дом арендовали. Риелтор обещала в уборке помощь. Где она?

— Риелтор? — рассеянно уточнила Вика, перебирая в шкафу какую-то посуду.

— Помощь. Я же понимаю, что тебе одной сложно и с ребенком и по дому. А тут и сад еще.

— Егор…

Вика стремительно прошла к обеденному столу. С грохотом отодвинула стул. Села. Уставилась на него злыми глазами. Черными, как ночь.

— Ты приезжаешь каждый вечер поздно. Ты не можешь видеть и знать, что здесь и как происходит. Вот первый раз в выходной сюда выбрался.

— Я хочу знать, — он медленно сел напротив. Ее агрессии он не понимал. Счел, что это усталость.

— Есть, есть у меня помощница. Женщина, соседка приходит убирать дом, стирать и гладить. Про окна пока с ней не говорили. И сад она точно не станет поливать.

— На улице шланг. И веерный полив по всему участку, Вика. Достаточно открыть кран, и все вокруг умоется. Машке не следует играть в пыльной траве среди пыльных цветов и кустарников.

— Ах, простите! Забыла, что она у нас королевна! Все дети могут так играть, а она нет, — звонко шлепнула по столу ладонями Вика и хмыкнула. — Егор, опустись с небес на землю, а! Ты простой мент, а не олигарх какой-нибудь, чтобы такие требования мне предъявлять.

Она помолчала и не очень громко добавила:

— За такие деньги.

Он тут же почувствовал, как каждый мускул напрягается. Подобные разговоры Вика прежде никогда не заводила. Была мила и вежлива. Что случилось? Может, Артамошин неосторожно брякнул, чтобы она никаких иллюзий насчет Егора не питала?

— Я мало тебе плачу? — спросил он, хмуро рассматривая сидевшую перед ним девушку. — Ты поначалу и этих денег не желала брать. Утверждала, что Машка тебе не чужая.

— Ну да, ну да. И ем за твой счет. И на твоей жилплощади существую, — проворчала она.

— Вика! — одернул он.

— Прости… — Ее губы задрожали. — Прости, я устала просто… А ты тут со своими претензиями. Окно, пыль. Прости, Егор… И еще эта кукла…

— Какая кукла? — нахмурился он, рассматривая Вику так, словно видел впервые.

— Машкина кукла. — Она покусала губы, заправила за ухо прядь волос, погладила стол, посмотрела на пальцы, пробормотала: — Чисто.

— Что с куклой?

— Мы оставили случайно ее куклу позавчера вечером в саду. Забыли. Так бывает. Засуетились. Тучи находили. Я боялась, что под дождь попадем. Машку в охапку и бегом в дом. Про куклу вспомнила, когда уже спать начали укладываться. Машка все ляля да ляля. Я спохватилась. Но в доме не нашла. Решила, что в саду оставила. Не стала выходить. Темно. Да и малышка уснула быстро. А утром…

Вика глянула на него исподлобья со странным выражением. Не страх и не изумление, а что-то нечитаемое.

— А утром я нашла куклу под яблоней у забора.

— И что?

Егор встал и пошел к плите сварить себе кофе. Вика утомила его. Она всегда его утомляла. Десятиминутной беседы достаточно.

— У куклы была оторвала голова, Егор! — выкрикнула она ему в спину.

И он встал как вкопанный. Замер. Как в замедленной съемке повернулся, глянул на нее удивленно.

— Что значит — оторвана голова? — спросил Егор.

— Кукла лежала без головы! — почти шепотом произнесла Вика. — Голова обнаружилась метрах в трех. И она не была оторвана, Егор. Ее кто-то аккуратно отрезал.

— Неси мне ее сюда, — потребовал он, прищурившись.

— А ее нету. Я выбросила. Испугалась и выбросила, — растерянно моргнула она раз-другой. — Меня такой ужас обуял, что я выскочила за ворота и бросила ее в мусорный контейнер.

— Зачем? Вика, ты дура? Если кто-то пробрался в сад — а по-другому быть не могло, если куклу вы оставили там, — то этот кто-то наследил. Он, возможно, подходил к дому и наблюдал за вами сквозь окна. А ты уничтожила улику! На которой могли остаться его пальцы.

— А почему его? Может, ее? — она подняла на него бледное лицо, губы подрагивали, глаза округлились. — Вдруг это снова она? Та мстительница, о которой ты мне рассказывал? Я видела несколько дней подряд какую-то темную машину неподалеку. Она подолгу стояла. И из нее никто не выходил.

— Разберусь…

Он быстро вышел из кухни и в два прыжка поднялся по лестнице в детскую, где спала Машка. Ребенок раскинулся во сне, развернувшись поперек кроватки. Крохотная пухлая ножка выскользнула сквозь деревянные прутья, свесилась. Подойдя на цыпочках, он присел на корточки, дотянулся губами до розовой пяточки и поцеловал.

Господи! Если с этой малышкой что-нибудь случится, он просто перестанет жить! В ней сейчас смысл всей его жизни. Это известно Вике, это известно всем. И той группе мстителей, несогласной с выводами следствия по катастрофе. Если они решили мстить ему подобным образом…

Он осторожно вышел, прикрыв дверь. Вошел в свою спальню, расположенную справа от детской — слева была спальня Вики, — взял телефон с прикроватной тумбочки. Думал недолго. Набрал ее номер.

— Алло, — ответила она мгновенно. — Егор? Вы?

— Я. Не отвлекаю?

— От чего? — она вздохнула.

— От тренировок или…

— Я уволилась, Егор. Шныров не простил мне отказа. Он прислал начальнику лагеря фото, где я… Где этот мажор…

— Я понял. Тебя уволили.

— Да. Но заявление я написала по собственному желанию. Уже неплохо. И денег выплатили прилично. Так что я могу…

— Саша, ты приезжала к моему дому? — перебил он и зажмурился, представив сейчас ее лицо.

Высокие скулы, жесткая складка вокруг рта, тонкие ноздри, злые зеленые глаза. Они всегда были злыми. А пять лет назад еще и несчастными и почти всегда заплаканными.

Как, интересно, она сейчас смотрит? Снова злится, недоумевает?

— Не успела, если честно, — пробормотала она после паузы. — Признаюсь, хотела начать снова за вами присматривать. Шныров не уймется. Он продолжит. Отказалась я, согласится еще кто-то. Я хотела потихоньку подъезжать к вашему дому, вставать подальше от подъезда и…

— Я не о том доме, Саша, — снова перебил Егор, поверив ей с первых слов.

Эта несчастная девчонка с нервной походкой и неуживчивым характером не могла и не хотела врать. Она сразу призналась ему пять лет назад, что следит за ним. И не перестанет. Использует любую возможность, каждую его промашку, чтобы отомстить.

Она его ненавидела тогда и не врала.

— А о каком еще доме? Вы переехали? — В голосе послышалось легкое беспокойство. — Из-за меня или из-за Шнырова? Блин… Он же вас найдет все равно. У него достаточно длинные руки, как я уже поняла. Он найдет, а я не успею!

— Куда не успеешь? — усмехнулся Егор.

Саша тараторила и волновалась. Искренне волновалась. Это он тоже почувствовал сразу.

— Не успею его остановить! — выпалила она. И добавила со странным надрывом: — Он же не остановится. Блин! Он одержимый!

— Я снял дом на лето, до осени. Для дочери и ее няни. Она троюродная сестра…

— Будто я не знаю! — весело фыркнула Саша. — Это не секрет. Шныров в своем блоге подробно описывает состояние ваших семейных дел. И плевать ему на неприкосновенность частной жизни. Кстати, почему не привлечете его за это? Это незаконно! Со мной пять лет назад не особо церемонились. И мне…

— Позавчера няня в саду забыла куклу моей дочери, — не стал дослушивать ее упреки Степанов. — А вчера нашла ее расчлененной. Голову кто-то аккуратно срезал чем-то острым. И еще она заметила машину, которая стояла несколько дней недалеко от наших ворот. Никто из нее не выходил и не садился. Машина, простояв несколько часов, исчезала.

— В смысле, уезжала?

— В смысле уезжала, а не телепортировалась. — Он улыбнулся, поймав себя на мысли, что ему нравится общаться с этой нервной девчонкой. — Номеров она не запомнила. Марку тоже. Но машина была темная.

— Моя белая! — выпалила Саша. — И я не была там. Даже не знала, что вы сняли дом за городом, блин! А кто-то, получается, узнал. Это Шныров! Точно он или кто-то из его команды. Егор, что вы намерены делать?

Он слышал ее возбужденное дыхание в трубке, оно странно щекотало ему ухо. И успокаивало. Он улыбнулся.