Конец игры с продолжением

Глава 21

Власов сидел в старомодном кресле в гостиной напротив окна. Артамошин сразу отметил, что кресло стоит именно там, где прежде лежало тело его мертвой жены, а потом оставался меловой контур.

Странное место выбрал Власов для кресла, подумал капитан.

— Глеб Владимирович, мне необходимо, чтобы вы вспомнили, с кем особенно был дружен ваш сын при жизни?

Артамошин не сводил глаз с ножек кресла. Отвратительное ощущение. Казалось, деревянные столбики вонзились в мертвое тело несчастной женщины. А Власов будто этого не замечает.

Он ведь намеренно сдвинул туда кресло, разве нет?

— Я не знал и не желал знать его друзей, — противным скрипучим голосом отозвался Власов.

— Почему?

— Мерзавцы! — фыркнул тот.

Стас Артамошин недоуменно рассматривал группу молодых людей на семейном фото Власовых. Да, они кривлялись на заднем плане портрета. Наверняка отпускали какие-то шуточки. Но от этого они не казались мерзавцами. Обычные ребята. Модно одетые, высокие, спортивные, симпатичные.

— А как возможно отыскать их контакты, Глеб Владимирович? Поверьте, нам это очень нужно. — Артамошин тут же поправился: — Это очень нужно для следствия.

— Контакты! Как я могу их вам представить, если я с ними не контактировал! — возмутился старик, не шевельнув ни единым мускулом.

— Вы не знали друзей своего сына… Не знали его девушки… Как же вы общались с ним?

Артамошин вдруг вспомнил своих родителей. Мать с отцом четко отслеживали его перемещения, пока он учился в школе. И после не упускали из виду. А что касается его друзей и девушек, то родители точно знали, кому можно и нужно позвонить, если сын долго не выходит на связь или в четыре утра не вернулся домой.

— Мы почти не общались. До того момента, как его не стало, мы почти не общались.

Голос старика странно треснул, будто по жесткому гравию кто-то прошелся железными подошвами.

— Почему?

— Были причины, — ответил Власов уклончиво. — Не вижу необходимости сейчас об этом говорить. У вас что-то еще, капитан? Есть ко мне какие-то вопросы? Извините, но я не очень хорошо себя чувствую. После всего, что случилось… что на меня свалилось…

И Артамошин вдруг взбесился.

— Вот именно по причине того, что на вас свалилось, я здесь, — плохо контролируемым, вибрирующим от злости голосом произнес Стас. — Нам необходимо установить контакты вашего покойного сына, чтобы выяснить: кто мог так издеваться над вашей супругой? Кому пришло в голову смоделировать голос вашего сына и говорить с ней от его имени? Кто настолько циничен, что принялся вымогать у нее деньги? А потом убил… И я здесь именно по этой причине, а не потому, что мне нечего делать или просто любопытно, с кем из девушек спал ваш сын!

— Он не спал с девушками, — откликнулся Власов, едва Стас умолк. — Он любил мужчин.

— Что?!

Стас помолчал, потрясенный новостью, а потом тихо рассмеялся.

— Это не может быть правдой, Глеб Владимирович.

— Это правда. Он сам признался мне. И мы с женой нашли фотографию, где он целуется… — лицо Власова исказила брезгливая судорога. — С парнем!

— И что? Это могла быть просто хохма. Шутка, понимаете? Он не был геем. Он был натуралом, ваш сын. Это совершенно точно, потому что я лично контактировал с его девушкой, когда год назад случилась трагедия. Мой друг и коллега — подполковник Степанов — не без вашего участия был вовлечен в скандал, и я из личных побуждений проводил собственное расследование. Ну… Может, это слишком громко сказано. Но я наводил справки о группе лиц, которые на него ополчились. А также о тех, кто из их родственников погиб. Узнал, например, что жена Шнырова вела бизнес самостоятельно и имела другую фамилию. Потом подзабыл, правда, но недавно пришлось вспомнить о ней и ее фирме… О вашем сыне тоже узнавал, не скрою. И девушку его нашел. Ее звали Светлана. Очень хорошая девушка. Сильно горевала. Так что ваш сын был натуралом, Глеб Владимирович.

— Какое это теперь имеет значение, — невнятно пробормотал Власов и, странно взглянув на него, спросил: — Если вы так хорошо осведомлены о делах моего сына, что вы здесь делаете, капитан? Нашли бы эту самую Светлану и спросили…

— Она пропала. Исчезла, словно ее и не было. Никто не знает, где она, — поделился Артамошин. — Два дня потерял, пытаясь установить ее местонахождение.

— А может, ее и не было? — ухмылка искривила строгую линию рта Власова. — Была какая-то мошенница… К слову, жена что-то говорила мне о девушке сына, будто даже с ней встречалась. Я не стал слушать, отмахнулся. Уже тогда решил, что жена свихнулась. А надо было… Надо было выслушать. Может, эта самая девушка и убила ее. Не сама, конечно, а чьими-то сильными мужскими руками.

Он просидел в кресле, не двигаясь, еще несколько минут. Потом с тяжелым вздохом поднялся и неожиданно пригласил Артамошина в кухню.

— Простите, что сразу не предложил вам выпить чая или кофе, — покаялся старик, шаркая перед капитаном подошвами домашних туфель. — Забываю есть, пить после всего, что случилось. Потерять сразу двух женщин, которые… С которыми…

Власов и правда сильно сдал. Он остановился у газовой плиты с полным чайником в руке и замер. Спина сгорблена. Колени подрагивают. Артамошин на всякий случай громче двинул стулом, усаживаясь за стол, чтобы вывести хозяина из задумчивости.

Старик дернулся, спохватился. Зажег газ, поставил чайник. Открыл шкаф, зазвенел посудой. Накрывал на стол очень медленно и неуклюже. Дело было для него непривычным.

— Извините старика, — покаялся он, просыпав на скатерть сахар. — Жена всегда занималась хозяйством. Я добытчик. Она хозяйка. Была…

Уголки его рта опустились, глаза прикрылись веками.

— Жутко и странно… Всех потерял. Зачем мне жить?! — воскликнул он под оглушительный свист чайника, вздрогнул и снова пробормотал: — Простите.

Артамошин из жалости предложил разлить кипяток по чашкам и в заварочный чайник. Власов согласно кивнул.

— Глеб Владимирович, а у вас в гостиной магнитофон был? Дорогой, хотя и модель устаревшая.

— Да. Из Японии друг прислал в свое время. Тогда все это было жутким дефицитом. Ни у кого нет, а у нас есть, — похвастался Власов и вдруг поскучнел. — Я им не пользовался. Не на «ты» я с такой техникой. Игнат любил с ним возиться. Усилитель покупал, колонки. Он все новые модели запрашивал, а вот магнитофон не менял. Говорил, раритет. Таких не найти теперь.

— Да. Я заметил. — Артамошин хлебнул чаю, похвалил и спросил: — А куда он подевался?

— Что? — вяло отреагировал старик.

— Магнитофон?

— Наверное, жена вместе с деньгами мошенникам отдала, — махнул тот рукой.

— Нет, Глеб Владимирович, магнитофон стоял на месте, когда было обнаружено тело вашей супруги. Это я точно помню. А сейчас его нет.

— В самом деле?

Власов непонимающе заморгал покрасневшими то ли от частых слез, то ли от бессонных ночей глазами, быстро встал и вышел из кухни. Вернулся и встал на пороге с разведенными в разные стороны руками.

— В самом деле! Магнитофон пропал! Как… Как это возможно?! — Его губы дрогнули, лицо сморщилось, и, присаживаясь к столу, он заплакал. — Мародеры! Мародеры чертовы! Позарились на игрушку!..

— Может, экспертов вызвать? — предложил Артамошин.

И тут же подумал, что те его анафеме предадут за такой вызов. Старый магнитофон пропал из дачного дома, который теперь практически необитаем. Тут могут все к чертям вынести за то время, что дом стоит пустой.

— Какие эксперты, оставьте! — Старик дотянулся до кухонного полотенца, вытер им мокрое от слез лицо. — Они вас не похвалят. Пропал и пропал. Черт с ним… Инги нет — это да, о пропажа. Оленьки нет — тоже страшная потеря. А старая рухлядь…

— У вас нет никаких подозрений, кто мог желать смерти женщинам, которые были вам дороги?

Артамошин наблюдал, как каменеет лицо Власова, крепко сжимаются его кулаки. Только что его пальцы, напоминающие куриную лапку, безвольно мяли кухонное полотенце, мокрое от его слез. И вдруг кулаки, и достаточно крепкие еще.

— Нет. Представить не могу, кто мог меня так остро ненавидеть! Только сын. Но его теперь нет. Ну и еще… — он вдруг глянул на капитана острым, колючим взглядом. — Шныров… Ему очень не нравилось, что мы с женой оставили идею преследовать вашего коллегу. Он все подначивал и подначивал. А мы решили, что хватит. Оля тоже хотела отойти от всего этого, а потом вдруг неожиданное назначение. Ее ведь повысили, знаете?

— Слышал.

Артамошин подлил себе чаю: такого вкусного он в жизни не пробовал. Может, прямо с плантаций старику шлют? В память о былых воинских заслугах.

— А потом оказалось, что это Шныров поспособствовал. Он ей и должность выхлопотал, и отдельный кабинет. Оля не понимала. Вообще ничего не понимала! Тем более что в ее обязанности ничего архиважного не входило. Следить за персоналом, за посетителями. Потом отдельно за какой-то парочкой велел ей наблюдать. Она была в шоке. Хотела все бросить. Мы планировали… — Подбородок у старика сморщился и задергался, по лицу снова побежали слезы. — Мы планировали пожениться. Как только время траура минует… И хотели уехать путешествовать. И тут эта беда…

Власов еще долго сокрушался, совсем позабыв о чае, остывшем в его тонкой фарфоровой чашке из дорогого сервиза. Потом согласился отдать Артамошину фотографию, на которой засветились друзья его покойного сына. Поплакал по жене, которая так легко попалась в сети ловких мошенников. Потом по Оле, мечта о которой так и не осуществилась. И, провожая Артамошина к порогу, вдруг снова предположил, что за всем этим может стоять Шныров.

— Он ведь очень грамотный компьютерщик, знаете, — продолжил он, решив довести Артамошина до ворот. — Может творить такие дела! В какие-то базы проникать, пароли взламывать. Помню, однажды он обмолвился, что этим сильно разгневал свою супругу.

— Чем? — прикинулся непонимающим капитан Артамошин.

— Что-то натворил с активами ее фирмы или у другой фирмы деньги похитил и на счета перевел. Не помню деталей, увольте. Но его жена будто бы была в гневе. Она едва не села в тюрьму из-за его шалостей. Да вы сами можете навести справки. Если было разбирательство, то оно наверняка задокументировано.

По дороге Артамошин позвонил Егору и пересказал ему все, включая свое недовольство тем, куда именно передвинул Власов кресло в гостиной.

— Ему, может, так легче. Не станет натыкаться взглядом на пустое место на полу, где сам же тело и обнаружил, — предположил Егор. — А вот что касается Шнырова, то информация ценная. Теперь понятно, почему его жена на цепь сажала.

— На цепь?! Откуда сведения, Егор?

— О, тут мне много чего про него наговорили! Приезжай, сообща подумаем, как нам взять Шнырова под стражу. Главное: за что? Настолько умен и изворотлив наш компьютерный гений, что не знаем, с какого боку подступиться? По жене скорбит, мне год жизни не давал из-за того, что я в тот самолет не сел. А она его на цепь сажала. Налицо двуличие и ложь. — Егор негромко выругался и уже спокойнее добавил: — Стас, никто нам не даст ордера на обыск его дома, пока нет оснований. Но, убей, я хочу в нем побывать. Что делать?