Конец игры с продолжением

Глава 17

Егор никогда не был кровожадным даже по отношению к преступникам. Некоторых даже жалел, считая запутавшимися. Но Шнырова ему точно хотелось придавить. Как мерзкого клопа, вонючую букашку. Более отвратительных людей ему в жизни не встречалось.

Да, это было непрофессионально, неправильно, но он ничего не мог с собой поделать.

— Я не отрицаю, что в вечер убийства Оленьки я ее навещал. Но не убивал! Когда я выходил из ее квартиры, она была жива, здорова и даже весела, — монотонно отвечал Шныров на каждый вопрос Егора.

Вопросы он задавал все время разные, а отвечал тот одно и то же.

— Гражданин Шныров, вы меня не слышите? — склонялся над столом Егор. — Я спросил, куда вы направились, когда вышли от нее?

— Когда выходил от Оленьки, она была жива, здорова…

И снова одно и то же: монотонно, нудно.

— Хорошо, зачем вы к ней приезжали в такое позднее время? Это были вы. Вас опознала соседка Ольги.

— Было не поздно. Оля не спала. Она читала книгу, — взгляд Шнырова приклеился к левому уху Егора. — Я вошел. Мы поговорили, посмеялись, и я ушел. Я даже не проходил в комнаты.

— Но в гостиной, там, где ее убили, были обнаружены ваши отпечатки пальцев, — с мрачной ухмылкой возразил Егор. — Как вы это объясните?

— А никак. — Шныров не сводил взгляда с его уха. — Я бывал у нее. Может, и за мебель хватался. Что это доказывает? Только то, что я бывал у нее? Так ваш капитан Артамошин тоже наследил в ее доме. Разве нет?

Тонкие губы дернулись в мимолетной улыбке. Егор нахмурился. Артамошина видели соседи. Они рассказали Шнырову или сама Ольга?

— Да, да, не делайте таких глаз, подполковник. Оленька мне рассказала. Говорила, день у нее был богат на посещения. Сначала наш вдовец ее навестил. Потом молодой капитан полиции, следом я. И кто-то потом пришел после меня. Раз ее теперь не стало.

— Куда вы направились после того, как вышли от Ольги?

Шныров с минуту рассматривал переносицу Егора, но тут же снова уставился на его левое ухо и неожиданно захныкал:

— Подполковник, только не начинайте, а! Куда, зачем, с кем? Нет у меня свидетелей, если вы об этом. Я сел в машину в ее дворе и задремал.

— Задремали? — Егор не сдержал довольной улыбки. — В ее дворе?

— В ее дворе, — медленно кивнул Шныров. — Это запрещено законом?

— Нет. Но алиби у вас нет, вот в чем загвоздка. Соседка видела вас входящим в квартиру жертвы, но не видела, как вы ее покинули. В комнате, где было обнаружено тело Ольги, имеются ваши отпечатки. И что у нас получается, гражданин Шныров? — Егор почувствовал, как загорается левая мочка уха от пристального взгляда подозреваемого. — Вы и только вы имели возможность убить Ольгу Авдееву.

— Да, не стану спорить. — Тот звонко хлопнул в ладоши. — Возможность у меня была, но… совершенно не было желания. Как и мотива. Мне незачем убивать Ольгу. Мы с ней были единомышленниками. Правда, в последнее время пыл у нас у всех поубавился. Руки опустились. Жажда мести иссякла. Вы понимаете, о чем я?

— Зачем вы приехали к ней?

— Просто поговорить. По привычке. Это запрещено?

Шныров плотоядно облизал языком толстые губы и шумно сглотнул. Видимо, в горле пересохло. Но Егор не собирался предлагать ему воды. Попросит — нальет.

— О чем вы говорили с Ольгой?

— Обо всем. Какой же вы все-таки любопытный, — коротко хохотнул Шныров. — О ее романе с нашим вдовцом. О гибели его жены. О моей жене вспомнили.

Он многозначительно замолчал.

— Чем вы так ее удивили? Соседка отчетливо слышала, как Ольга удивленно воскликнула, когда вы ей о чем-то рассказали. Что именно вы ей рассказали?

— Разве я помню? Может, анекдот. Может, новость из СМИ. Не помню. Но да, точно, удивил. Надо же…

Шныров задрал голову и закатил глаза, словно пытался вспомнить. Но Егор был уверен, что тот над ним издевается. Час уже бился, а допрос не принес никаких результатов. Даже полковнику доложить нечего.

— У вас на фирме коммерческим директором работает…

— Да знаю, знаю — Сучков Валера. Замечательный сотрудник. А что такое? — рыхлое тело Шнырова снова колыхнулось в сторону Егора. — С ним что-то…

— С ним все в порядке. Но вот с телефона его покойной матери кто-то регулярно звонил убитой Власовой, представлялся ее сыном и вымогал деньги.

— Да что вы говорите! — воскликнул Шныров.

И в его возгласе было больше притворства, нежели изумления.

— Как такое возможно? У человека настоящее горе, а кто-то, этим пользуясь… Н-да… Люди, люди… А что Валера говорит по этому поводу? Он одалживал кому-то телефон своей покойной матери?

Егору очень хотелось приструнить наглеца и указать на то, что в этом кабинете вопросы задает он, но сдержался.

— Он не помнит, — неожиданно ответил Егор. — Что лично я нахожу странным. Он такой педант, судя по рассказам, и вдруг личную вещь матери просмотрел.

— Не верите?

— Не верю.

Шныров неожиданно принял весьма странную позу: закинул ногу на ногу, одна рука на спинке стула, второй дирижирует каждому своему слову. Взгляд в потолок.

— Вот в этом вы весь, товарищ подполковник. Ваше неверие… Ваше отрицание презумпции невиновности делает вас, мягко говоря… Не совсем профессионалом. Мне не верите. Власову, бедному старику, потерявшему жену, не верите. Валере Сучкову не верите. Выходит, кругом одни злодеи? Вас окружают одни злодеи. Послушать, так… А ведь если разобраться, мотив для убийства был только у вас. И Власова доставала, и Ольга. Вы же с ума сходили из-за наших посиделок. Разве нет? Да! И когда мы обратились за помощью к той самой девушке, которой вы сломали жизнь, застрелив ее брата, как бишь ее?

Шныров пощелкал пальцами, вопросительно уставившись на Егора, но он ему помогать не стал. Тот отлично помнил имя самой девушки, а сейчас просто ломал комедию.

— Саша. Точно. Девушку зовут Саша. Так вот мы обратились к ней за помощью.

— Хотели сделать из нее киллера? — все же не выдержал Егор.

— Боже упаси! — наигранно перепугался Шныров, прикрывая толстые губы пухлой ладонью. — Просто хотели больше узнать о вас. А кто больше ее знает? Никто. Даже вы сами не знаете о себе того, что смогла узнать она.

— А зачем вам нужна была информация обо мне?

— Чтобы уличить вас в преступлении, — подарил ему Шныров чистый открытый взгляд. — Это же очевидно! Вы не сели в самолет, потому что…

— Потому что пил в баре, — неожиданно проговорил Егор, впервые открыто сказав об этом Шнырову. — Я надрался, как свинья, после того как мне позвонил доктор и сказал, что моя девушка умерла в родах. Я просто сидел за столом и пил. И напился до такой степени, что информацию о крушении лайнера не воспринял… Не воспринял, потому что спал мордой в стол. Вот так как-то, гражданин Шныров.

В кабинете стало тихо. Шныров сидел, понуро опустив голову, внимательно изучая линии на своей ладони. Мешковатые брюки, сильно залоснившиеся на коленях, неряшливо заправленная в них несвежая рубашка. Наверное, ему не хватало заботы погибшей жены. Она бы не позволила ему в таком виде расхаживать по улицам. Он ведь возглавил ее фирму. Фирму, которую создала она.

Интересно, как они жили? Что за жизнь была у них? Любили ли они друг друга? Он любил ее? Что почувствовал, когда ее не стало? Пустоту, боль, холод? Почему он так рьяно принялся искать виновных в причинах крушения? Почему до сих пор не смирился?

— Я не стану вас больше мучить, товарищ подполковник, — неожиданно вполне человеческим голосом проговорил Шныров. — У меня есть алиби на то время, когда я сидел в машине, задремав в ней, и когда была убита Ольга. Предположительно…

— Что за алиби?

— Регистратор. Все то время, что я просидел в ее дворе, в моей машине был включен регистратор. Он все писал. Я представлю вам копии записей. — Он положил на голову ладонь и осторожными движениями принялся приглаживать редкую шевелюру. — На них отчетливо видно, с какого времени я сижу там, как уснул, как проснулся, как поехал.

— Но вы могли сесть в машину уже после убийства, — предположил Егор.

И тут же понял по довольной ухмылке Шнырова, что тот этого не делал и на этот счет ему есть что сообщить.

Он не ошибся. Шныров тут же заявил, что Ольга позвонила ему, когда он только уселся в машину, и разговор шел по громкой связи. Они просто болтали ни о чем.

— Я готов все эти записи предоставить следствию без официальных запросов и прочего. На добровольной, так сказать, основе.

Шныров медленно поднялся со стула, поддернул залоснившиеся штаны. Попытался заправить в них выбившуюся рубашку, но сделал только хуже, заложив на спине под ремнем глубокую складку. Шаркающей походкой он двинулся к двери, но вдруг обернулся со скверной ухмылкой и пробормотал:

— Не надо меня жалеть, подполковник. У меня все хорошо. В отличие от вас…

Последние его слова не выходили из головы Егора весь день. И после работы, не дождавшись полковника, чтобы отчитаться, он сразу поехал за город. А по дороге к дому свернул к тому магазину, возле которого Саша предположительно видела машину Шнырова.