Конец игры с продолжением

Глава 2

— Вы должны меня понять! — с обидой и слезами воскликнул мужчина, сидевший перед капитаном Артамошиным.

— Я вас понимаю, — сдержанно ответил тот и даже кивнул для пущей убедительности. — И еще как!

— У вас тоже погибла семья в авиакатастрофе?! — Мужчина вытаращил на него выцветшие от слез глаза. — Простите, не знал.

— Простите, но вы меня неправильно поняли. — Артамошин потер ладонями лицо, чтобы раздраженный взгляд не просочился, не оскорбил убитого горем человека. — На самом деле у меня нет семьи. Я никогда не был женат. Просто я могу представить, каково вам. Вы испытали шок. И…

— Шок?! Вы это называете шоком?! — Мужчина посмотрел на него как на дефективного, — с жалостью и скорбью. — Не дай вам бог испытать то, что испытал я! Что испытали все родственники пассажиров рейса, который…

Он громко всхлипнул, достал из затертого кармана льняных штанов большой носовой платок, закрыл им лицо и заплакал.

Артамошин терпеливо ждал. Он вынужден был терпеть, потому что глубоко сочувствовал им всем. Он не имел права вести себя как-то иначе из чисто человеческих соображений. И еще у него был приказ — проявлять лояльность. Ему даже для этих целей выделили отдельный кабинет, и уже почти год он общался с родственниками.

С каждым днем желающих найти виновных становилось все меньше. Они переставали приходить. Отчаялись. Смирились. Согласились с заключением экспертной комиссии: крушение лайнера произошло из-за технических неполадок.

— Взрыва на борту не было, Иван Семенович, — проговорил Артамошин, когда огромный платок был скомкан и убран в карман мужчины. — Никакого вмешательства извне! Сбой в работе системы. Несчастный случай. Никакого злого умысла.

— Да, да, да… Мне уже говорили. Да, да, да… — он часто закивал. — Но за это тоже кто-то должен понести наказание!

— Абсолютно с вами согласен. Комиссия специалистов разбирается в причинах неполадок, приведших к катастрофе. Как только ими будет сделано окончательное заключение, дело передадут в соответствующие инстанции. Состоится следствие. Виновные будут наказаны.

— Да, да, да…

Пробормотав это, он замолчал. Посидел минуту, не двигаясь, потом вздрогнул и глянул на Артамошина так, будто только что прозрел.

— Я понял! Я понял, к чему вы ведете! — Он замотал указательным пальцем у себя перед носом. — Вы сейчас пытаетесь оградить своего коллегу от подозрений, усыпить мою бдительность, свалить все на безмолвное железо. А он… Он останется незапятнанным. Понятно: честь мундира. Вы с ним на одном поле и все такое… Но я докажу, что это он! Докажу! Чего бы мне это ни стоило. Ему не удастся уйти от правосудия. Я достану его. Я всю свою жизнь положу на то, чтобы достать его. Знаете почему?

Артамошин послушно спросил:

— Почему?

— Потому что жизни у меня больше нет…

Он ушел, осторожно закрыв за собой дверь. В первые дни он громко ею хлопал и открывал пинком. Ему это прощалось.

Минут пять Артамошин сидел, прикрыв глаза ладонью. Потом он потянулся к внутреннему телефону и позвонил.

— Это последний на сегодня. Заходи, — произнес он в трубку.

Егор вошел через три минуты, сел на тот же самый стул, на котором только что ежился от внутренней боли Иван Семенович Шныров, и посмотрел на Артамошина.

— По-прежнему считает меня виновным?

— Да. Думает, это ты что-то такое сотворил, подбросил в багаж и не полетел.

— У меня не было багажа.

— Знаю. Я-то знаю! — воскликнул капитан, роняя руки на стол. — Докажи ему попробуй! Где-то высмотрел аналогичные случаи. И теперь выносит мне мозг, выедает душу. Он болен, понимаешь! По-настоящему болен.

— Понимаю. Как не понять! — Егор вытянул ноги, скрестил на животе пальцы, качнул головой. — Лучше бы я улетел тогда, а не остался в кафе надираться.

— Идиот, — ворчливо отозвался Артамошин. — А о Машке ты подумал, делая такие вот заявления? Что бы с ней стало теперь? Дом малютки, потом детский дом. Сиротство, и никаких надежд на то, что найдутся какие-то родственники. У Ирины никого не было. У тебя никого нет.

— У Ирины осталась троюродная сестра.

— И что? Она не готова была ее удочерять. Сама тебе призналась.

— Призналась. Но помогает же мне! Не знаю, что бы делал без нее. Все на ней.

— Да, да, она помогает, но за деньги, Егор! Ты нанял ее, как квалифицированную няньку. Платишь хорошо. Вот она и помогает. А за просто так вряд ли бы она стала взваливать на себя такую ответственность. Так что Машка твоя все же счастливая. В один день потерять и мать, и отца — это было бы слишком.

— Расскажи Ивану Семеновичу Шнырову. А также Ольге Витальевне Авдеевой и старикам Власовым. Сколько их еще осталось — непримиримых, уверенных в моей виновности?

— Пожалуй, и все, — почесал в макушке капитан. — Всех остальных мне удалось убедить, ознакомив с предварительным заключением комиссии. А эти стоят намертво: ты террорист.

— Твою мать, а! — печально фыркнул Егор. — Я мать своего ребенка в тот день потерял. Это как? Как ими воспринимается?

— Им уже известно, Егор, что ты не жил с ней.

— Да ладно! — Он резко сел ровно и недоуменно заморгал. — Что значит: известно?

— И не только это. Они много чего о тебе накопали. И об Ирине тоже. Чую, досье на тебя собрано приличное.

— Вот как? — Егор поднялся и заходил по кабинету, специально выделенному Артамошину для общения с пострадавшими. — И что конкретно ты чуешь?

Он встал лицом к окну, уставился на клумбу, заливаемую дождем, и с грустью подумал, что Машка снова сегодня пропустит прогулку. И надо было, все же надо было соглашаться на аренду загородного дачного дома! Вика настаивала. Утверждала, что им с девочкой там будет лучше. Всегда на свежем воздухе, даже в дождь, поскольку дом был с большой верандой. Соседи держали живность, и еда была бы экологически чистой, а ребенку, и так искусственно выкормленному, это как раз кстати.

Он обещал подумать и все оттягивал решение. Риелтор звонил Вике уже несколько раз, просил ускориться с решением. Она умоляла пока не сдавать дом другим желающим.

Может, и стоило арендовать его? И не так далеко от города. Он мог бы каждый вечер ездить к ним ночевать. Да, на дорогу уйдет времени в разы больше. Но Машке загородная жизнь только на пользу.

— Я чую, эта оппозиция отыскала информацию о том давнем деле с погибшим подростком.

— И что? — Егор почувствовал, как кровь отхлынула от лица, — это воспоминание всегда было болезненным. — Было долгое разбирательство, суд, в конце концов. Меня признали невиновным, восстановили в должности. Что с того, если они это подняли?

— А то, что она теперь не одна. У нее будет целая толпа единомышленников.

— Соучастников, сказал бы я, — жестко перебил его Егор. — Она очень долго вела на меня охоту. Забыл? Я мог бы засадить ее за целый ряд покушений на меня.

— Ты ее простил, — напомнил Артамошин.

— Пять раз! — фыркнул Егор. — Я простил ей пять эпизодов. А мог бы…

— Но не стал же. — Артамошин пожал плечами. — Ты ее простил. А она тебя — нет. Возможно… И теперь они ее найдут. И она — сто процентов — будет с ними в сговоре. Теперь ей станет проще тебе отомстить. Пусть даже их руками. Она ведь знает о тебе все, все, все! Все твои привычки и маршруты. Они ведь не поменялись за пять лет, нет?

Егор промолчал. Как он мог поменять маршрут, если он всегда был одним: дом, работа, дом, работа. Ну, еще по пути в ближайший супермаркет за продуктами. Теперь вот еще аптека прибавилась, потому что появилась Машка. Где он должен был тогда петлять? Ездить в окружную, простаивая в многокилометровых пробках? В угоду непримиримой мстительнице, свихнувшейся после смерти брата?

— Я не был виноват в том, что она плохо присматривала за мальчишкой. В том, что он отстреливался из автомата по полицейским.

— Ты же знаешь, что он не стрелял, — укорил его Артамошин.

— Автомат был в его руках, — возразил Егор. — И все, кто был рядом со мной, это видели.

— Но он не стрелял. У него даже не было патронов. За него стрелял кто-то еще. Тот, кому удалось скрыться с места преступления. Ты действовал по инструкции, да. И я бы поступил так же. Но…

— Что «но»? — он повернулся к Артамошину.

— Ей было плевать тогда на все наши уставы и правила. Она потеряла единственного родного человека. И не простила. Теперь у меня болит душа за тебя, дружище! Их стало слишком много. Слишком. — Артамошин мрачно глянул. — Тех, кто жаждет твоей крови.