Заблудший ангелочек

18

Вереница телевизионных грузовиков из Луисвилла, Цинциннати и Индианаполиса выстроилась вдоль улицы перед зданием суда округа Джефферсон в Мэдисоне.

Это было 14 декабря 1992 года, в день начала слушаний по вынесению приговора Мелинде Лавлесс.

За пределами величественного трёхэтажного кирпичного здания дул пронизывающий ветер. Репортёры и съёмочные группы, подняв воротники пальто, стояли в переулке между зданием суда и тюрьмой, ожидая появления Мелинды.

Внезапно появилась она — взволнованная, но столь же прелестная со своими длинными кудрями и миловидным личиком. На ней была тёмно-синяя блузка, свободные бежевые брюки и наручники. Её окружали два дородных помощника шерифа и три адвоката: Расс Джонсон, Боб Хаммерл и Майк Уолро. Камеры придвинулись ближе, и репортёры выкрикивали вопросы. Она ничего не сказала, только опустила глаза. Через несколько секунд она уже поднималась по лестнице на третий этаж, в зал суда Теда Тодда.

Большой зал суда разделили ровно пополам деревянной перегородкой высотой по пояс: судья и адвокаты с одной стороны, места для зрителей с другой. Стены высотой в 3,5 м и потолок были выкрашены в бледно-зелёный цвет. Тёмно-зелёные шторы были отдёрнуты, но жалюзи на окнах опущены. На двух секциях скамеек, разделённых центральным проходом, вмещалось около 150 человек. Семья и друзья Шанды сидели в первых рядах по правую сторону от прохода. Мать Мелинды, отчим и сёстры сидели с другой стороны. За спинами обеих семей сидели репортёры и любопытные. Скамейки были заполнены примерно наполовину, но в помещении было душно из-за тепла, нагнетаемого древней отопительной системой.

Негромкий гомон толпы усилился, когда адвокаты ввели Мелинду в зал и усадили за стол слева от скамьи судьи. С неё сняли наручники. Она посмотрела на мать и слегка улыбнулась, затем бросила быстрый взгляд на семью Шанды, где её встретили жёсткие взгляды. Она опустила глаза на стол, сложила руки перед собой, словно в молитве, и стала ждать.

Шёпот среди зрителей прекратился, когда судья Тед Тодд медленно вошёл в зал суда и занял своё место. Он пошуршал какими-то бумагами, затем попросил государственного обвинителя Гая Таунсенда начать вступительное слово.

Хотя Таунсенду не хватало опыта ведения серьёзных дел, он не был новичком в рассказывании историй. Писательское образование сослужило ему хорошую службу, когда он рисовал картинку, начиная с первых дней Шанды в средней школе Хейзелвуд и её ссоры с Амандой Хеврин, а заканчивая тем, как дружба Шанды с Амандой возбудила дикую ревность у Мелинды. Прокурор медленно расхаживал взад-вперёд перед судьёй, рассказывая о встрече Мелинды с Лори Такетт и о той роковой ночи, когда Лори, Хоуп Риппи и Тони Лоуренс стали сообщницами Мелинды в мести.

В ярких деталях Таунсенд описал похищение Шанды, поездку в Ведьмин Замок, избиение и удушение Шанды на лесовозной дороге, заточение Шанды в багажнике и избиение монтировкой. По мере того, как его заявление приближалось к ужасной кульминации, загипнотизированные зрители ловили каждое слово.

Джеки слегка застонала и опустила голову, когда Таунсенд описал финальную сцену трагедии на месте сожжения на Лемон-роуд. Когда описание дымящегося тела Шанды закончилось, Таунсенд сделал эффектную паузу и добавил:

— Затем девочки поехали в Мэдисон и остановились в Макдональдсе перекусить.

Сначала Мелинда не проявляла эмоций, пока Таунсенд допрашивал ряд свидетелей: Донна Фоули, охотника, нашедшего тело, и полицейских Рэнди Спрая, Ричарда Шипли и Кёртиса Уэллса, — но когда прокурор потребовал показать крупным планом фотографии окровавленного скальпа Шанды, Мелинда громко застонала. Все взгляды в зале суда устремились на обвиняемую. Она судорожно глотнула воздух, затем положила голову на стол и шмыгнула носом. Адвокат Майк Уолро успокаивающе положил руку ей на плечо.

Судья Тодд проигнорировал вспышку эмоций и принял большинство фотографий в качестве улик. Но несколько минут спустя адвокат защиты Боб Хаммерл вскочил на ноги, возражая против принятия писем Мелинды Аманде Хеврин. Хаммерл был стройным мужчиной чуть за 40. Очки и аккуратно подстриженная бородка придавали ему кроткий вид, но он обладал живым умом, большим опытом работы в суде и острым языком.

Хаммерл сказал, что защита разрешит приобщить к делу только письмо, в котором Мелинда написала “Пусть Шанда сдохнет”, потому что только оно имеет отношение к делу. Однако он решительно возражал против приобщения других писем.

Хаммерл возмущённо сказал:

— Каждое из остальных писем выбрали из-за того, на что здесь намекалось, но никогда не произносилось вслух — из-за сексуальных отношений между Мелиндой Лавлесс и Амандой Хеврин. Эти письма служат лишь для создания сенсации. Их тщательно отобрали из-за определённых комментариев, сделанных Мелиндой Лавлесс в адрес Аманды Хеврин. Откровенно говоря, наша позиция заключается в том, что это привносит в слушание элемент гомофобии. Они предназначены для придания сенсационности определённым вопросам, которым в суде не место.

Таунсенд ответил с оттенком эмоций в голосе:

— Отношения между Амандой Хеврин и Мелиндой Лавлесс – ключевой элемент всего случившегося. Шанда Шарер потому и погибла, что посмела подружиться с подружкой Мелинды Лавлесс. Эти письма имеют непосредственное отношение к мотиву преступления. Они демонстрируют преднамеренность, которая является отягчающим обстоятельством, — далее лицо Таунсенда покраснело от гнева: — И я возмущён упрёком в гомофобии, направленным в наш адрес. Обвинение не пытается придать разбирательству вид сенсации или каким-то образом преувеличивать данное обстоятельство. Мы просто делаем свою работу.

Так впервые затронули тему гомосексуальности Мелинды, и репортёры яростно застрочили в блокнотах в поспешных попытках зафиксировать перепалку между Хаммерлом и Таунсендом. Вся сцена, казалось, весьма расстроила судью Тодда, который считал, что раскачивать лодку следует на реке и в нескольких кварталах отсюда, а не в зале суда. Молча кивнув в знак предостережения обоим адвокатам, Тодд разрешил приобщить письма к делу в качестве улик.

Слушания затянулись, и духота в зале суда была удушающей. Система отопления работала на полную мощь, чтобы обогреть все просторные помещения этажами ниже, но от этого закрытый зал суда превратился в теплицу. На лбу Таунсенда проступили капельки пота, и он попросил у судьи Тодда разрешения снять пиджак. Тодд разрешил; затем, выглядя немного уставшим, судья ослабил воротник своей мантии.

Последним свидетелем Таунсенда в тот день был Стив Генри.

Генри устроился в свидетельском кресле и в своей непринуждённой, уверенной манере подробно рассказал о расследовании и аресте четырёх девочек.

В ходе подготовки к слушанию по вынесению приговора ведущий адвокат Мелинды Рассел Джонсон проникся глубоким уважением к Стиву Генри, зная, что в деле, которое детектив выстроил против Мелинды, нет пробелов. Он также знал, что Генри собрал не менее веские улики против Лори Такетт.

— Говорили ли вы шерифу Шипли, что заявление Лори Такетт было сказкой или выдумкой? — спросил Джонсон во время перекрёстного допроса.

Генри наклонился вперёд в кресле, чтобы подчеркнуть свою точку зрения:

— Я думаю, что эти комментарии касались её увлечения колдовством, духами и тому подобными вещами.

— Этим вы также подразумевали её слова о самовозгорании тела убитой, не так ли? — спросил Джонсон. — Когда она давала показания о том, как загорелось тело, она сказала, что оно просто вспыхнуло, не так ли?

— Да, сэр, именно так она и сказала.

— И вы этому поверили?

— Нет, сэр, — ответил Генри. – Не поверил.