Преданная

— Телефон внизу, в моем кабинете, — пояснил Снейп, проследив за ее руками, — как будете готовы, звоните.

— Они не написали, почему не смогут приехать? — как бы между прочим спросила Гермиона.

— Какие-то проблемы, — неопределенно ответил Снейп и встал, — мне пора в Хогвартс, Гермиона. Непроверенные эссе нескольких курсов ждать не будут…

Гермиона кивнула, погрузившись в свои мысли, и не заметила, как осталась одна.

* * *

Софи была беспощадна. Медсестра заставляла Гермиону крутить педали, даже когда единственное, что она была в силах сделать, это положить голову на руки и сжимать зубы, нажимая на педали из последних сил. Все ее тело дрожало от прикладываемых усилий, а порой еще и тошнота подкатывала.

— Давай, Гермиона, — говорила Софи, строго следя за своей подопечной, — хочешь бегать? Значит нужно еще разок. Да, вот так. Ты молодец…

Признаться, ближе к концу ноября Софи уже не казалась Гермионе такой уж невыносимой болтушкой. С девушкой можно было обсудить буквально все. Не было темы, в которой бы она чего-то не знала. Помимо того, что она была прекрасным собеседником, Софи еще и слушать умела. Осторожно, чтобы не сболтнуть лишнего, Гермиона рассказала ей почти всю жизнь. Но порой на некоторые ее вопросы она не могла ответить ничего конкретного.

— Как вы познакомились с мужем? — однажды спросила Софи и Гермиона усмехнулась, вспомнив первый урок зельеварения, где он, искусно владея, словом, рассказывал про тонкую науку, а потом, когда она хотела ответить на вопросы, которыми он засыпал Гарри, бросил ей раздраженно: «А-ну опусти руку».

— Он был моим учителем, — со смущенной улыбкой ответила Гермиона.

Игриво дергая бровями, Софи понизила голос и таинственно уточнила:

— Так у вас был школьный роман?

— Эм… — Гермиона никогда не думала, как правильно ответить на этот вопрос, — не совсем… там все было сложно…

Зная замкнутость Гермионы, Софи в такие моменты не лезла в душу, только кивала.

— Не представляю, как нужно любить, чтобы все эти годы ухаживать за женой в коме, — с придыханием заканчивала она любой их разговор, и Гермиона закатывала глаза от излишней театральности девушки.

Если бы Софи узнала о таких понятиях, как долг жизни, наверное, она была бы сильно разочарована.

За последние пару недель, Гермиона Северуса больше не видела. Он только прислал ей сообщение, что немного изменил схему лечения. Она не спорила. В этом вопросе она доверяла ему безоговорочно и послушно принимала зелья, которые приносила Нори три раза в день.

Прошло чуть больше месяца с тех пор, как она очнулась и ее мир перевернулся с ног на голову. Теперь она читала письма друзей и отвечала на них. Они рассказывали о своей жизни, такой яркой на фоне ее собственной. О своих успехах, удачах и слишком большой занятости. В такие моменты Гермиона тоже мечтала ворваться во взрослую жизнь и учиться, делать карьеру, встречаться с друзьями. Но единственное что она могла, лишь заниматься усерднее и выполнять все рекомендации физиотерапевта.

А еще она поняла, что откладывать разговор с родителями больше нет смысла, поэтому в один из вечеров, дождавшись, когда Софи уйдет, Гермиона медленно прошла в кабинет Северуса. Она тут была лишь однажды, когда Софи возила ее на коляске по первому этажу, показывая, где что находится. Вот второй этаж до сих пор был не обследован до конца. Потому что туда кресло было затащить проблематично, а самостоятельно бродить она не решалась.

В кабинете было прохладно, он не протапливался без надобности, а на книгах, что тут хранились, были наложены специальные чары, поддерживающие сохранность. Гермиона прошла к широкому дубовому столу и села в глубокое кожаное кресло. Провела пальчиками по дереву и осмотрелась. Строго и аскетично. На столе ничего лишнего, все лежит на своих местах и ни крупицы пыли. Наверное, Нори работает не покладая рук, чтобы поддерживать такую чистоту во всем доме.

Гермиона впервые задумалась, не задается ли вопросами Софи, кто убирается и готовит для подопечной? Где пропадает ее муж? Почему он так странно одет?

Либо она была абсолютно не любопытна, что, как знала Гермиона, в корне не соответствовало действительности, либо Северус использует какие-то чары. Второе было больше похоже на правду. Она лишь надеялась, что у него не будет проблем из-за этого.

Гермиона положила перед собой листок с номером и потянулась к телефону. Крепче сжала кулачок, собираясь с мыслями, прежде чем взять трубку и набрать номер. Когда пошли гудки, желудок несколько раз сделал сальто. Она не помнила, когда в последний раз волновалась так сильно. Гудок, второй, третий. Гермиона уже хотела было положить трубку, не в силах выносить этого напряжения, когда на том конце ответили:

— Алло.

Гермиона сглотнула, почувствовав, как пересохло во рту.

— Мама?

Молчание.

— Гермиона? — голос Джин звучал глухо и немного потрясенно. — Боже мой… Ты в порядке?

— Д-да… да, теперь в порядке, — севшим голосом ответила Гермиона.

Снова молчание. Гермиона не знала, что сказать, и, кажется, у мамы была та же проблема. Ведьма уже пожалела, что позвонила, заранее не продумав диалог.

— Прости…

— Я хотела…

Они начали одновременно и обе неловко замолчали. Гермиона прочистила горло.

— Говори, — сказала она маме.

— Мы с папой очень сожалеем, что не можем приехать к тебе… Но если мы можем тебе чем-то помочь, сразу говори…

— Нет, — качнула головой Гермиона, — все в порядке, не переживай, Северус очень добр ко мне. Я пока живу в его доме и прохожу физиотерапию. Когда все встанет на свои места, я буду строить свою жизнь заново.

— Я рада, что ты не отчаиваешься, — в голосе мамы послышалось облегчение, — и что рядом с тобой есть кто-то. Северус… — она протянула имя Снейпа задумчиво. — Он приезжал к нам, да, я помню. И сейчас мы держим связь через него. Это ведь твой профессор? Ты никогда не говорила, что влюблена в него… Хотя, может, и говорила, но потом заставила забыть…

Высказанное неожиданно обвинение повисло в воздухе удушающей дымкой. Гермиона закрыла глаза.

— Мама, я…

— О, дорогая, не волнуйся, — с притворной бодростью в голосе начала она, — твой друг, Гарри, писал и все рассказал. О войне и твоей попытке защитить нас. Это очень самоотверженно было с твоей стороны, хоть и несправедливо по отношению к нам. В конце концов, это нашу жизнь ты изменила в корне.

— Прости, — тихо произнесла Гермиона, чувствуя себя самым отвратительным человеком в жизни, — я не могла поступить иначе.

Тишина, нарушаемая лишь потрескиванием на линии связи, стала почти гнетущей. Гермиона глубоко вздохнула, в отчаянии прикусив губу и перевела тему.

— Вы совсем не собираетесь в Англию?

Нет, она хотела спросить, не собираются ли они к ней, но не решилась.

— Это будет сложно, — неопределенно сказала мама, потом замялась, словно раздумывая, стоит ли говорить как есть. — У Чармиан подготовка к школе, да и мы совсем недавно открыли сеть своих клиник здесь. Оставить это без присмотра пока не представляется возможным.

Гермиона выцепила имя и больше маму не слушала, сложив одно с другим. Шекспировское имя, подготовка к школе. У нее есть сестра?

— Чармиан? — переспросила она, едва ворочая языком.

— Да, это наша дочь, — с вызовом ответила Джин и замолчала.

Гермиона осмысляла сказанное мамой. Мама подчеркнула — наша дочь, вместо того чтобы сказать, что это ее сестра. Словно отгородила ее, Гермиону, от них. Словно Гермиона больше не принадлежала их семье.

— Сколько ей?

— Пять, — просто ответила Джин, — и предугадывая твой вопрос, пока никаких выбросов у нее не было.

Сказано было таким тоном, словно она защищалась. Ну почему мама так говорит с ней? Гермиона сжала трубку так сильно, что пальцы ее побелели, а пластик под пальцами жалобно треснул.

— Я рада, — выдавила Гермиона и больше не знала, что сказать.

После недолгой тягучей тишины, Джин всхлипнула. И Гермиону как током ударило от этого звука. Она растерянно открыла рот.

— Знаешь, я всегда хотела девочку, — сдавленно выдохнула мама, сквозь слезы, — одну-единственную дочку, которую я хотела любить, и, которая постоянно была бы рядом. После того как мы приехали в Австралию, я испытывала такую тоску, не понимая, почему я не завела ребенка, если так о нем мечтала. Я не знала, что у меня уже есть дочка. Не знала… — последние слова она выдавила сквозь рыдание. Гермиона почувствовала, как защипало в уголках глаз. — Потом, когда я вспомнила тебя, то поняла, что ты никогда не была рядом. С твоих одиннадцати лет мы видели тебя не более месяца за целый год… Это было так больно. Видеть, как тебя забирает у меня другой мир, как чужие люди становятся важнее, чем я…

Гермионе нечего было сказать. Мама была права во всем. Она молчала и слушала речь Джин, которая не могла остановиться, пока не сказала все, что годами копилось в ней. Гермиона слушала ее долго и без конца просила прощения.

Положив через двадцать минут трубку, она откинулась в кресле и замерла, глядя в одну точку.

Она бы просидела так, наверное, всю ночь, если бы не Нори, которая заботливо напомнила, что нужно принимать зелья. Гермиона отрешенно кивнула ей и потихоньку встала, чувствуя такую слабость, что ноги буквально подкашивались. Пройдя несколько шагов, она обессиленно опустилась на ковер, не желая упасть с высоты своего роста.

— Подожди, Нори, — отмахнулась Гермиона от эльфийки.

Она оперлась о стол и замерла, закрыв глаза. Шевелиться сил не было. Ведьма не откликалась на уговоры Нори, на ее попытки помочь и строгие угрозы позвать Хозяина. Гермиона вообще ее не слышала, погруженная в мысли, проигрывая слова матери, которые как заезженная пластинка снова и снова прокручивались в ее голове. Принимая такое решение и спасая им жизнь, она и подумать не могла, что потеряет их навсегда. А она потеряла.