Помни меня

— Откуда это? — спрашивает Северус, продолжая аккуратно вытирать кровь.

— Ударилась вчера или сегодня, — путаясь во времени, говорит Гермиона, и он хмурится.

— Это я сделал?

— Скорее, стена, — ей почему-то становится смешно, и Гермиона не сдерживает улыбку. Открывает глаза и видит его лицо так близко от своего — из-за высоты барного стула она почти на одном уровне с ним. Сглатывает и радуется, когда Северус откладывает полотенце и тянется за антисептиком. Она позволяет себе снова удивленно рассматривать его белую рубашку. — Вам будет жарковато в этом.

Она кивает на его одежду, пока Северус обрабатывает рану. Начинает щипать и Гермиона морщится.

— Я что-нибудь придумаю, — отвечает, критично осматривая свой результат. Они некоторое время молчат, потом Северус вздыхает и говорит: — Спрашивайте.

Он продолжает накладывать мазь на рану, а Гермиона думает, с какого же вопроса ей начать?

— Зачем мы здесь? Вы думаете, я увижу отца и цветы осыпятся с меня, как листья с Гремучей ивы осенью?

Едва заметная усмешка приподнимает его губы, а потом он качает головой.

— В такие чудеса я не верю, но, возможно, в совокупности наши действия смогут остановить болезнь или обратить ее.

— Какие действия? Что у нас за план? Ну помимо раскидывания непростительными, — добавляет она между делом, чуть пожимая плечами, и он с прищуром смотрит на нее. Гермиона серьезнеет. — Это было страшно, сэр. Не само заклятие, а то с какой легкостью вы его наложили и…

— Ваши иллюзии насчет меня — только ваши проблемы, мисс Грейнджер, — холодно говорит Северус, убирая мазь в аптечку. Потом снова поднимает взгляд, от нее не отходит, продолжает стоять близко, нависая.

— Простите, что продолжаю искать хорошее в вас, — она вскидывает голову, тоже прищуривается, бросает это с вызовом.

Эти слова попадают в неведомую ею цель. Они словно меняют его. Взгляд, выражение — едва уловимо, но при этом так ощутимо. Практически сразу она чувствует искру между ними, как меняется настроение и растет невероятное напряжение. Дыхание невольно учащается, возбуждение усиливается от одной лишь игры в гляделки. Желание прикоснуться к его бледной щеке с легкой щетиной становится непреодолимым.

— Вы поцелуете меня? — вопрос срывается с губ и, произнесенный вслух, кажется таким наивным, но Северус не смеется над ней. Кажется, он становится еще ближе, Гермиона закрывает глаза, из-за шума сердца не слыша собственные мысли.

Чувствует его дыхание на щеке, сглатывает.

— Не сейчас, — хрипло говорит он и отстраняется как раз в тот момент, когда ее глаза широко раскрываются.

— А когда? — срывается по-детски, прежде чем она может себя остановить, и он смеется, уходя от нее на второй этаж.

— Отдыхайте, мисс Грейнджер. У нас впереди насыщенные дни. Сегодня мы проверим ваших родителей, а завтра вернем им память.

Гермиона надувается, слыша, как его шаги удаляются на втором этаже. Потом все же счастливая улыбка расплывается на лице. «Не сейчас» не означает «никогда». И это невероятным теплом оседает в груди, цветы буквально звенят всплесками магии, придают ей сил.

Конечно, вряд ли бы он сказал ей точное время — «мисс Грейнджер, потерпите до полудня» или, например — «сегодня в шесть», но то, что он может ее поцеловать чуть позже, селит в ее душе трепетное ожидание.

Гермиона ловит себя на неприятной мысли, что буквально полчаса назад не хотела его видеть, а сейчас ведет себя как счастливая дурочка. Подобная неразбериха в собственных чувствах ее удручает.

Только немного уняв свои эмоции, Гермиона вспоминает его последние слова — завтра они вернут память родителям. Сердце ухает вниз, придавлемое тяжестью вины, потери и неуверенности.

Стоит ли это того? А что если не сработает? Тогда, только обретя ребенка, они снова потеряют ее. Папа-то справится, но мама…

Одолеваемая тяжелыми мыслями, Гермиона решает принять душ, поспать несколько часов, а потом поговорить с Северусом.