Помни меня

— Гермиона, — тихо зовет Снейп, большими пальцами вытирая кровь от небольшого цветка, что пробил себе путь на щеке. Ее голова безвольно качается в его руках. Ему кажется, что она его не слышит, продолжая смотреть пустым взглядом в потолок. — Что я могу сделать? Как тебе помочь?

Ее палец легко задевает его коленку, и он опускает взгляд, берет ее руку в свою, сжимая крепко. Она словно хочет ему что-то сказать, но спазм не дает этого сделать. Невыносимая мука смотреть на это.

— Ей легче?

Надежда мальчика тоже невыносима.

— Ей уже не будет легче, Поттер. Болезнь больше не распознает меня, — тихо говорит Северус. — Она умирает.

— Нет-нет. Это не может так произойти. Попробуйте поцеловать ее. Может, вашего держания за руку недостаточно. Это же ханахаки.

— Мы не в сказке, Поттер, — обрывает его Северус, и смотреть в потерянные зеленые глаза становится все тяжелее. — Она уходит. Просто примите это и побудьте с ней.

Гарри берет ее руку и прижимает к губам. Он беззастенчиво плачет от бессилия, ярости и боли, которые сжимают его сердце, и Северус очень хорошо его понимает в этот момент.

— Я не могу ее потерять. Не могу! Гермиона… Пожалуйста, ты меня слышишь?

Северус смотрит на рыдающего Гарри, который снова теряет кого-то близкого, с трудом смотрит на девушку, которая мало напоминает ему ту Гермиону, что он узнал этой осенью. Вот так закончится ее история? В лучших традициях шекспировских трагедий?

Он бы зачитал эпитафию для нее из того самого первого услышанного сонета. Если бы зачитала Джин, Гермиона была бы счастлива. Но Джин не помнит свою дочь, не знает, в каком ужасе она жила последние месяцы и как мучительно умирала.

Наверное, так действительно лучше. Отсутствие воспоминаний, как лекарство от боли. Вот бы ему забыть этот кошмар. Гермиона еще не раз явится ему во снах, очередным упрекающим образом.

И ее не спас.

Но такое не забыть. Придется нести и этот крест теперь.

Забыть…

Северус поднимает голову от неожиданно пришедшей к нему мысли.

— Поттер! Палочку мне, быстро.

Гарри ничего не понимающим взглядом смотрит на него, потом на Долиша и остальных авроров, которые замерли у двери, непрерывно наблюдая за происходящим. Начальник понимает, зачем мальчишка смотрит на него, и морщится. Все это неправильно. Все, что сейчас творится. Но он достает из кармана мантии палочку Снейпа и кидает ему.

— Вызовите целителей, — приказывает Северус, глядя на Долиша.

— Уже в пути.

Снейп кивает, бросает взгляд на Гарри, тот смотрит только на Гермиону. Северус тяжело вздыхает, все еще сомневаясь в том, что собирается делать. Иногда нужно просто сдаться. Отпустить. Сколько раз он делал только хуже, хотя, казалось, у него были благие намерения. За нее его точно посадят. Это не стоит такого риска.

Гермиона издает тихий короткий звук, и из уголка губ начинает течь кровь.

Северус закрывает глаза.

К черту!

Он больше не дает себе времени на размышления. Уверенно направляет на девушку палочку и четко произносит:

— Легилименс.

Если бы он подыскивал метафору тому, что собирался сотворить, он бы сравнил себя с огромной валочной машиной, которую загнали в прекрасный лес, чтобы его уничтожить. Гермиона была этим лесом. Каждое ее воспоминание взращивалось с маленького побега, пока не достигало огромного дерева, накопившего эмоции, опыт, знания, чувства, предубеждения, принципы. Все, из чего она состояла.

Если бы у Северуса был хоть один шанс избежать этого, он бы так и сделал. Но она уже не жилец, так почему не рискнуть в последний раз и не попытаться сохранить ей жизнь?

Какой будет эта жизнь… он в тот момент не дает себе возможности задуматься, не позволяет зацепиться, обдумать. Предпочитает действовать, а с последствиями разбираться потом.

Уничтожить первое попавшееся воспоминание о нем нелегко. Страх непоправимого, неуверенность, ужас перед подобными действиями — все это сковывает его. Вот так безвозвратно разорвать его словно кусок бумаги, на котором нарисована картинка ее жизни. Но после первого уничтоженного воспоминания приходит решимость, и он дальше вырывает с корнем каждую мысль о себе. Снова и снова. Безвозвратно уничтожая любые отголоски, воспоминания, все, что было хоть как-то связано.

Ее жизнь, как кинолента, мелькает перед ним вереницей картинок, которые он ловит, а потом оставляет на их месте сплошное ничего.

За прямыми воспоминаниями тянутся косвенные упоминания. Они тоже погибают под его безжалостной рукой. Он уничтожает огромную часть ее жизни, оставляя вместо них лишь пепелище, выжженную черную пустыню.

А когда покидает ее голову, чувствует, как из носа течет кровь. У Гермионы тоже кровь капает из носа и ушей. Она с тихим выдохом закрывает глаза, и кажется, что ее время уже пришло.

— Что вы с ней сделали? — хрипло спрашивает Гарри, поднимая голову и странно глядя на Снейпа красными от слез глазами.

Северус вытирает кровь рукавом. Голова гудит, его тошнит от содеянного. Он пустым взглядом смотрит на нее и произносит:

— Возможно, то, что гораздо хуже смерти.

* * *

Май, 1999 год.

Весенний теплый ветер иногда залетает в приоткрытое окно маленькой, но очень уютной комнаты дома Уизли. Подхватывает невесомые кружевные занавески и закручивает их в танце. С улицы доносится кудахтанье куриц, кваканье лягушек, пение птиц и недовольное причитание Молли Уизли.

В совокупности момент невероятно умиротворяющий. И Северус, записывая свои наблюдения в блокнот, даже ловит себя на мысли, что он наслаждается царящей атмосферой. Хочется думать, что спящая на кровати, придвинутой к окну, девушка тоже могла прочувствовать это.

Он поднимает голову, задумчиво глядя на Гермиону, которая погружена в чары сна. Интересно, она слышит что-нибудь сейчас? Чувствует? Хоть что-то…

Лицо ее спокойно, ресницы веером лежат на бледных щеках, волосы заплетены в косу. Она укрыта до самой груди, но руки лежат на животе. Кажется, что она вот-вот проснется. Прикоснись к тонкой руке, и Гермиона откроет глаза.

Но это только кажется. Все далеко не так просто, и чтобы она наконец открыла глаза, Северус проделал огромный путь и надеялся, что не впустую.

В тот страшный день, когда он увидел ее оплетенную лилиями, он совершил самое большое преступление в своей жизни, поддавшись моменту. Если бы у него только было время все взвесить, подумать, отвернуться… он бы не поступил так с ней. Мелькнувшая перед самым ее концом мысль, что болезнь отпустит Гермиону, если в ее памяти не останется и следа от него, заставила его действовать быстро и решительно, очень грубо и топорно. Если бы не поджимало время, возможно, он бы действовал более тонко и последствия не были бы такими катастрофичными. Предположение его действительно оправдалось. Болезнь замерла, словно оглушенная, не отступая и не продолжая свое дело. Через несколько минут подоспели целители, его увели, закрыв в камере.

Как он узнал потом со слов Поттера, Гермиону спасли. Цветы начали увядать и осыпаться, в нее вливали галлоны зелий, пытаясь восстановить уровень крови и магии, чтобы помочь истощенному организму прийти в себя. И спустя недели, ее состояние нормализовалось, но было одно «но». Никто не решался ее будить. Узнав, что с девушкой сотворил Снейп, целители шокировано округляли глаза, разводили руками и наотрез отказывались приводить ее в чувство. Они решили, что сначала ее должен проверить специалист по ментальной магии. И каждый легилимент, который узнавал, что произошло с Гермионой, наотрез отказывался проводить проверку. Никто ни разу прямо не заявил, но намеки были весьма красноречивыми — им советовали оставить все как есть.

Северус знал, чего они боятся — пустоты или хаоса, но еще больше, они боятся последствий. Что они увидят там? Что с этим делать? Как это отразится на них? Последний вопрос оставался особо животрепещущим. Никто не хотел попасть в ловушку чужого разума. Этичная сторона вопроса тоже оставалась открытой, а также, ответственность, — если там нечего спасать, именно им нужно будет сказать об этом и подписать ей смертный приговор.

Месяцы бежали неумолимо, прошло Рождество, кончилась зима, а Северус все сидел в камере, дожидаясь очередного суда и только узнавая от Гарри последние новости о состоянии Гермионы. Ему очень не хотелось бы, чтобы она умерла в тот момент, не только потому, что он в некотором роде привязался к ней, но еще и потому что был уверен — робкий шанс на освобождение тут же бы растаял, если бы его обвинили в убийстве героини войны.

Его все же освободили к годовщине победы благодаря Поттеру. Он и так бился за справедливость, желая отстоять его свободу, но когда понял, что за его подругу не возьмется ни один легилимент, стал просто одержим тем, чтобы освободить его. Кажется, мальчишка все свое время посвящал его делу, не спав, потому что выглядел он хуже, чем сам Северус. Обросший, исхудавший, лохматый, с огромными темными кругами под глазами. На него было жалко смотреть. Тогда ему здорово помогли Уизли, которые подумали, что если этого не сделать, то Поттер совсем загнется.

На повторном допросе свидетелей против Снейпа выяснилось, что практически все они путались, противоречили друг с другом, а на многое из предъявленных обвинений оказалось, что у него есть алиби. Также Северус говорил неоднократно о том, что нужные воспоминания о его невиновности есть у Долохова, но тому удалось каким-то образом сбежать из тюрьмы Министерства, поэтому на него рассчитывать больше не приходилось. Но, тем не менее, повторного допроса «свидетелей» хватило, чтобы обвинение начало распадаться. За Снейпа в суде начали выступать ученики Хогвартса, что только укрепляло его позицию. И все это случилось только благодаря настойчивости Поттера, который шел против своих коллег и начальника, не желая оставлять положение дел таким, каким оно есть, и не оставил возможности свести старые счета. И он добился своего. И не успел Снейп выйти из тюрьмы, потирая запястья, как Гарри и Рон были тут как тут, приглашая его осмотреть Гермиону.

Уизли забрали ее из больницы к себе. Там ей все равно не могли помочь, а Молли считала, что уход, который даст девочке она, будет гораздо более внимательным, чем от сотрудников Мунго. Будить Гермиону все равно было нельзя, пока кто-то не разобрался бы с той кашей, что, вероятно, была у нее в голове. И Гарри в тот вечер ясно дал понять, что он и есть этот «кто-то», кому придется с этим разобраться.

Северус только презрительно хмыкнул, ему не нужно было напоминать ни о чем. Эта история довлела над ним, не давала покоя. Он сам хотел завершить ее. Снейп чувствовал свою вину и ответственность. И тут действительно было за что.

Увидев ее впервые за почти полгода, Северус почувствовал что-то вроде радостного облегчения. Гермиона все еще была жива. Ее кожа казалась слишком бледной, с яркими розоватыми шрамами по всему телу, даже на лице. Молли потом ему сообщила, что они очень плохо сходят, и он пообещал сделать мазь посильнее, нежели продаются в аптеках. И сделал. Не прошло и двух недель, как шрамы сильно побледнели и стали почти такими же, какими он их помнил на ее теле осенью. Все-таки Помфри знает свое дело, и он подумал, что нужно бы спросить у нее рецепт мази от шрамов и рубцов.