Темный Шквал

— Ты же понимаешь, что это больше система контроля от измен, чем приятный бонус?

— Будешь меня контролировать? — улыбнулся он и лизнул мочку ее уха.

— Нет. В твоей верности я не сомневаюсь.

— Мне льстит твоя уверенность, — он обвил руками ее талию и притянул к себе.

Аудроне опустила голову ему на плечо и закрыла глаза. Щелкнула пальцами, но в сумеречной зоне по-прежнему не смогла различить разные реальности.

— Что видишь? — спросил Киаран.

— Все будет хорошо, — заверила она. — Не переживай.

Уже у дома Киаран разбудил ее и помог вылезти из машины. Аудроне сослалась на сильную усталость и сразу же отправилась к себе. Первым делом избавилась от пустых инъекторов, затем и платье с себя сорвала.

Она оперлась руками о раковину и взглянула на отражение в зеркале, застывшее напротив. Неужели она сходит с ума? Или она всегда была сумасшедшей? Ведь не может нормальный человек думать, что в состоянии обмануть весь мир? Неспособен один гениальный ум победить коллективный разум системы.

В сингулярности она видела Киарана на свадьбе не в парадном мундире, а в национальном дженерийском костюме. Ярко-синее платье с вышитыми на нем золотыми листьями разных деревьев, летящими под порывами шквалистого ветра. Только изучив культуру дженерийского народа, Аудроне поняла, что означал наряд ее избранника. Образ осени на Дженерии — времени сбора урожая перед сезоном наступления бурь. Символ плодородия, величия природы и мощи ее стихий. Темный Шквал брал в жены Бурю, чтобы властвовать. Нет, не над всем миром, а над их собственными жизнями и будущим, в которое они вступят, дав брачные обеты друг другу.

Аудроне опустила голову и тяжело вздохнула. Если Киаран наденет парадный мундир, ее видение, которое сродни маяку вело ее к берегам свободы все эти четыре года, станет очередным заблуждением. Вне сомнений, она видела будущее Аудроне Мэль и пережила его вместе с ней. Но из какой реальности пришла к ней эта подсказка? Если не из этой, то Аудроне на самом деле больше ничего не знает. Самый ее грандиозный прогноз превратился в пыль.

Ноги ослабли, и она осела на пол. Уставилась на свои колени, костлявые, некрасивые, и спрятала лицо в ладонях. Парадный мундир Альянса пяти планет обнулил дело ее жизни. Белый китель загубил уверенность в том, что Аудроне вообще знает финал этой долгой истории. * * *

Киаран тихо вошел в комнату. Аудроне уже спала в кровати, свернувшись калачиком под одеялом. Он сел рядом с ней и долго смотрел на умиротворенное лицо.

Его беспокоило, что внутренний огонь Аудроне, который всегда манил Киарана, внезапно стал угасать. Это трудно было объяснить словами, но Киаран будто чувствовал, что рвение Аудроне спасти мир превратилось в некую обязанность, которую она должна была выполнить. Безусловно, она сама возложила на плечи эту ношу, но еще неделю назад та не придавливала ее, а наоборот, стимулировала на подвиги. Сейчас же апатия, в которой Аудроне пребывала последние дни, передалась и Киарану.

Его Буря перестала бушевать. Она больше не шутила и не заигрывала. За весь вечер единственная верткая фраза от нее была обращена к Второму Советнику и его супруге. Возможно, Аудроне заранее подготовила такой ответ на вопрос, выдав его за экспромт. А Киаран вместо восхищения ее умом и смекалкой, начал преисполняться тревогой, выискивая объяснение странному отстраненному поведению.

Усталостью можно многое объяснить. Но Киаран беспокоился, что дело не в этом. Аудроне медленно угасала вместе с огнем, который в ней еще неделю назад ярко пылал. И четкое осознание, что, когда он окончательно погаснет, сама Аудроне перестанет существовать, заставляло Киарана цепенеть.

Он Темный Шквал. Он пришел в этот мир во время бури, и за свою непростую жизнь стал свидетелем ужаса и жестокости, ненависти и предательства, но все равно не пал, не остался в плену темных мыслей и сохранил человеческое лицо. Он столько раз вырывался из терний смерти, что перестал считать разы, когда чудом оставался в живых. А сейчас он считает дни до свадьбы и боится только одного: что его любимая женщина скоро погибнет.

«Нужно что-то делать» — звенела мысль в голове. Его цели мирские, приземленные. Ему не нужны величие и место в истории. Он всего-то хочет спасти свою Бурю. И пойдет на все, что угодно, лишь бы это сделать.

Киаран разделся и аккуратно сложил свой спортивный костюм, оставив его на комоде. Он взглянул на платье Аудроне, которое валялось на полу, словно не представляло больше никакой ценности, и поднял его. Открыл шкаф и долго смотрел на вещи, висящие в нем. Все новые и все с этикетками из магазинов. Киаран повесил платье и закрыл шкаф. Прошел в ванную и поднял с пола чулки и подвязку телесного цвета. Последняя была необычной: среди кружева затесались резинки, через которые можно было просунуть палец. Зачем нужны эти резинки? И почему Аудроне надела подвязку — атрибут, скорее, интимный, чем необходимый? Хотела, чтобы Киаран после нудного вечера забрался под пышные юбки платья и снял ее с любимой ножки? Но усталость сделала свое дело, и Аудроне даже не прибрала за собой вещи, которые явно снимала впопыхах?

Киаран сжал в руке подвязку и снова подумал о странных резинках. У Вильяма в снаряжении были похожие фиксаторы. Он крепил их на бедра и в резинки вставлял одноразовые инъекторы и всякие баллончики с препаратами.

Киаран подошел к мусорному ведру в ванной и нажал на педаль. Крышка открылась. Он наклонился и достал из него два использованных инъектора. Прочел состав препарата. Энергетики — вот, что это было. Такие Киаран брал у Вильяма, когда во время миссии ему необходимо было не спать больше суток и сохранять при этом концентрацию внимания. Прикинув диаметр одноразовой упаковки, Киаран вставил один из них в резинку подвязки. Подошло идеально.

— И что ты опять от меня скрываешь? — едва слышно произнес он.

Киаран скинул подвязку и чулки в корзину для белья и выбросил использованные инъекторы назад в мусорное ведро. Он взглянул на камеру видеонаблюдения под потолком и сжал челюсти. Сюзанна точно в курсе, что происходит. Только спрашивать об этом нет смысла: правды эта стерва все равно не скажет. А если и скажет, то Киаран не сможет определить, это действительно правда или очередная ложь.