Восхождение богов

Глава 19. Назови это предательством

Селеста

Кажется, наш разговор продолжался по кругу вновь и вновь. Кажется, в конце я его просто достала и он ушёл.

Я говорила, что не дамся в руки. Что просто не позволю себя уволочь к этому треклятому мосту, когда Арт грустно ответил: «И не надо. Мост — это метафора. Ты попадёшь на него прямо из этой комнаты». Это означало, что мы больше не увидимся. Артан ясно дал понять, что не собирается и дальше выслушивать мой гнев. Напоследок, будто заранее зная, чем обернётся этот разговор, он выудил из-за пазухи смятое письмо и положил на столик, наказав прочесть после того, как совершится переход по мосту, и я окажусь в безопасности. Уходя, он поцеловал в лоб и прошептал:

— Жаль, что мы расстаёмся вот так. Я хотел бы запомнить этот момент иным.

Его слова что-то всколыхнули во мне, но я промолчала. Не стала говорить, что утратила воспоминания. И теперь почти ничего не чувствую из того, что ещё недавно казалось таким важным. Будто ампутировали какую-то часть души и на этом месте остались фантомные боли.

Как только он ушёл, первым делом я перерыла всю комнату, пытаясь найти что-то достаточно острое, чтобы перерезать лианы. Проблема эльфийских домов в том, что в них всё живое и текущее, как вода. Нет лезвий. Нет обработанного дерева. Металл отсутствует как класс. Всё было не тем, и я обратилась к себе.

Требовалось время и много практики, чтобы заставить пальцы на руках превратиться в когти, чтобы удлинить руку, завершая её острыми когтями, способными вспороть живое дерево. Дело было невыносимо долгим и больным, и постоянно срывалось, чуть не заканчиваясь превращением в дракона. Увы, но если бы я обратилась, то наверняка сломала бы крылья о низкий потолок комнаты. Я вообще не понимала, откуда у эльфов такая каморка. Будто её создали специально для меня.

Наконец, попытка увенчалась успехом, и я высунула руку в окно, направляя её на самый толстый стебель. Всего несколько взмахов когтём и из него засочилась густая, зелёная жижа, ароматом напоминавшая наваристый суп. А потом дерево тонко завизжало, задрожав, и через секунду я отдёрнула руку назад, отступая перед новыми побегами, плотно закрывшими окно целиком. Оно стало почти монолитом, когда попыталась вновь, и на этот раз зашипела уже я — дерево изменило состав сока, сделав его кислотным.

Опустив по локоть руку в водопад ванной, я шипела сквозь зубы, видя, как она покрывается крупными волдырями.

— К морвиусам! — выпалила громко, разбрызгивая воду.

Вновь и вновь ударяя по поверхности чаши, я рычала, злясь на саму себя. Такая глупость — опять оказаться запертой! Саму себя подставила!

От злости захотелось перевернуть эту клетку верх дном, но всё, на что хватило — это расшвырять посуду, постельное бельё, побить бокалы, а потом допить из горла лёгкое, эльфийское вино, и запустить бутылку в стену, а потом, сидя на полу, наблюдать как стекают вниз разводы, слушая недовольное ворчание лиан за окном.

— Катитесь в бездну! — прошептала я, утыкаясь лбом в колени.

Мне не нравилось то постыдное чувство облегчения, которое накатывало каждый раз, когда упиралась в невозможность выбраться отсюда. От меня ничего не зависит, я просто исчезну из этого мира и всё закончится. Не нужно прятаться, убегать и бояться.

Безопасность для меня и моих родных. Никакого Ктуула, Туулы и остальных вечных. Без Артана… Без Никлоса.

Я застонала, запрокидывая голову и утыкаясь взглядом в потолок. Наверное, мне действительно стоит выйти из игры. Сказать себе: «Ты сделала всё, что могла». Хоть это и ложь. Ведь я знала, что нужно делать, чтобы вернуть ариус. И от самой мысли об этом — холод резал кости изнутри.

Только начав успокаиваться, решив немного поспать, как раздвинулись стены и на пороге появилась Фелия.

В чёрном одеянии она казалось призрачным видением с бледной кожей и влажными, печальными глазами. Эльфийка не шла, а плыла по воздуху, становясь невообразимо маленькой и тщедушной, почти прозрачной на фоне собственного наряда. И слова её были такие же грустные, полные одиночества:

— Он был моим дедушкой, — без приветствия, прошептала она, прижимая к животу сжатую в кулак руку. — Долгая жизнь — это бесконечная вереница потерь. Утрат, ожидания, когда угаснет искра тех, кого мы знали и любили. Феликс возвышался над этим напоминанием не сближаться с иными видами. Сама его внешность говорила, что мы должны быть со своими с начала и до конца.

Она остановилась совсем рядом со мной, так что я смотрела на её снизу вверх. Фелия будто была не здесь, её мысли витали в далёком прошлом, а слёзы, как хрусталики льда, падали на пол, звеня тихими колокольчиками. Девушка водила рукой перед собой, пытаясь словами угнаться за ускользнувшими видениями.

— Я помню его более пылким, страстным, живым. И не могла представить себе, что когда-нибудь и сама начну угасать, погружаясь в саму себя, ведь снаружи так громко, так быстро, так предсказуемо. Кто бы мне сказал, что внешние тревоги затронут сердце моего дома. Что мы сами окажемся на месте суетливых, мелочных, боящихся смерти людей. Никто из ныне живущих эльфов не помнит, почему мы бежали. Что тогда произошло. Записи сухи, полны солёной воды. Мы редко к ним обращались, ведь в них было так много солнечных слов о нашем доме. Этот мир должен был стать нашим. Наши леса сплелись корнями с ядром планеты, медленно меняя его под суть нашей расы. Спустя миллионы лет, земля изменилась бы до неузнаваемости, — её взгляд помрачнел. — Но воскресли боги, хоть мы и считали, что способны повлиять на структуру планеты, чтобы сделка не была исполнена. Чтобы спящие уснули смертным сном. Чтобы Мора умерла вместе с ними.

— У вас не вышло. Ничего из этого. Бессмертные эльфы бегут с планеты, обрекая оставшихся на муки от рук Ктуула и Моры, — моим голосом можно резать камни. Моими словами жалить сердца. Фелия пошатнулась, клоня голову, соглашаясь.

Взгляд прояснился, и она разглядывает меня так, будто способна заглянуть под кожу. Будто взвешивает белизну моей души на весах судьбы. Будто принимая то самое, судьбоносное решение, от которого зависит всё.

— Не все согласны с бегством, — едва слышно ответила Фелия. — Я знаю тебя, Селеста. Знаю, что в тебе бьётся сердце настоящей драконицы. Знаю, что ты способна исполнить пророчество старой Нэрвы и не дать Ктуулу уничтожить мир. К сожалению, но я не могу повлиять на остальных. Не могу заставить их принять бой и покончить с Морой. Я могу только открыть твою дверь и дать тебе шанс.

* * *

Перебираясь по извилистым лианам внутри дома, я поражаюсь как много помню об этом месте. Как много знаю потайных ходов, проходов, которыми пренебрегают парящие эльфы, считая их слишком скучными, невыразительными. Здесь, среди паутины и тусклых растений, без цветов, без тончайших смесей ароматов, без птиц, поющих колыбельные и без радужных красок, так тихо, так пусто, будто оказалась в зеркальном царстве, откуда так удобно, через провалы в стенах, наблюдать за живыми. За торопящимися эльфами, за драконами, дергающимися от каждого чересчур пристального взгляда хозяев лесов.

Я вижу сомнения, вижу их страхи, слышу, как драконы раз за разом спрашивают себя и других — правильно ли они поступают? Верно ли то, что нельзя подождать и собрать больше людей? Спасти другие долины, добраться до других княжеств, увести как можно больше родных и близких, друзей и недругов…

Мы связаны друг с другом совсем как эти паутинки с маленькими чёрными паучками, что незримо опоясывают каждый уровень тайных лазов, запутанных лабиринтов и лестниц без ступеней. Я чувствую себя змеёй, украдкой ползущей к цели. Чувствую, как капает яд с моих клыков, шипя и растворяясь под ногами склизкими лужами.

Подколодная змея. Гадюка, что нанесёт удар в самое сердце своего дома.

Но иного способа так и не придумала, а время на исходе. Я как будто знала, что не будет просто. И предчувствовала, забираясь в детскую комнату, что найду ребёнка без охраны. Что Алиста будет спать, успокоенная волшебным зельем Фелии.

Осторожно касаясь материнского лица, провожу линию вдоль скул, смахивая тонкие морщины у краёв губ. Целуя в переносицу, прощаюсь с ней, зная, что чем бы это не закончилось, она никогда не сможет меня простить.

И обращаюсь к ребёнку. К моему маленькому братику, сладко спящему в висящий в воздухе люльке. Над ним летают маленькие, неразумные эльфийки, видом напоминающие разноцветных колибри. Я слышу их тихое пение, убаюкивающее младенца, отчего он так сладко посапывает во сне. Они гневливо разлетаются в стороны, когда осторожно, подоткнув одеялко, вытаскиваю Кирста наружу и прижимаю к обнажённой коже в слепой надежде, что этого хватит.

Не хватило. Он продолжал спать, как и сила ариуса в нём. Я вижу в этом тщедушном тельце черты лица матери, и своего старшего брата Веста, решившего остаться под водой среди русалок. Мне до сих пор не ясно, почему брат бросил нас. Почему предпочёл море суше? Впрочем, это уже неважно.

Ничего не важно, кроме силы, заключённой в этом малыше.

— Положи ребёнка на место и отойди, Сэл, — я задумалась до такой степени, что не услышала, как в комнату зашёл Арт.

Обернувшись, увидела его и перепуганного до смерти Лиама, держащего в руках детское молочко в бутылочке. Они оба неотрывно смотрят на меня, и мой муж держит руку перед мужем Алисты, чтобы он не бросился вперёд, как если бы я была диким зверем.

— Я не могу, — в горле образовался узел и голос напомнил писк, от которого малыш заворочался. Он такой тяжёлый, я даже не знала, что дети могут быть настолько тяжёлыми, что руки немеют. — Я должна это сделать, Арт. Должна. Побег только усугубит положение. Он обрушат преисподнюю на всё, что дорого, если я не сделаю этого. И будь уверен — он найдёт способ донести до меня цену моего… предательства. Я не смогу с этим жить.

— А с этим — сможешь? — Арт как будто всё понимал и до такой степени, что вцепился в край пиджака Лиама, когда тот попытался вырваться. — Не смей, Сэл. Не делай этого!

Будто почуяв неладное, заворочалась на кушетке мать. Она сонно приоткрыла глаза, оглядываясь, а потом как подскочила, встрепенулась, зрачки расширились, и она в ужасе уставилась на меня.

— Сэл? Что происходит?!

Я больше не могла ждать. Терпеть. Тянуть время. Не могла, хотя под кожей бродили ледяные иглы, разгоняя кровь и покрывая кожу налётом испарины. Я могу ошибиться. Я могу так жестоко ошибиться, что потом меня ждёт одна дорога — на самое дно вулкана прямо в кипящую лаву, чтобы она сожгла и память обо мне.

«В тебе что-то есть. Я вижу по глазам. Вижу, на что ты способна…» — в голову непрошено влез вкрадчивый голос Ктуула и мне показалось, что я вижу нетерпение, вижу его одобрение, его негромкое подбадривание. Руки задрожали и Артан, будто почуял слабину, ринулся вперёд, бросаясь всем телом, чтобы сбить меня с места.

Он не успел. Одно движение удлинённого когтя, брызнула кровь, а потом я ударилась затылком о пол, продолжая удерживать тело малыша.

Раздавшийся, полный звериной боли, вопль ударил по барабанным перепонкам, и я на мгновение зажмурилась, ощущая на себе вес Артана, который вырывает ребёнка из рук и грубо отшвыривает меня в сторону.