Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

Эпилог

Год 1792 начался с радостного события. В январе играли свадьбу цесаревича Александра Павловича – любимого внука императрицы, второго сына великого князя – и племянницы генерал-фельдмаршала князя Григория Потемкина-Таврического, Елизаветы Григорьевны Темкиной. И было на это венчание две причины. Во-первых, сказала государыня, хватит русским великим князьям и цесаревичам брать невест из немецких княжеств, не кончится это добром! На своих девках жениться надобно, благо красавиц высокородных в России хватает. Во-вторых, таким способом императрица решила облагодетельствовать верного друга своего, вырвавшегося из объятий смерти. Зная, как важно для светлейшего обустроить жизнь племянниц и прочих родственниц, подумала она, что таковой союз станет для него лучшей наградой. Потемкин не возражал. Месяц назад он вернулся из Ясс, где заключил мирный договор с османами, и сейчас стоял по правую руку от императрицы.

На венчании среди гостей завидела ее величество и капитан-поручика лейб-гвардии Преображенского полка Алексея Потравского с невестой – как же она хороша с высокой прической и в платье из черно-белого шелка. И как удачно для нее всё сложилось. Просьба отца ее, и многих других купцов, удовлетворена – для евреев с декабря прошлого года введена «черта оседлости». И любимого ее капитан-поручика, разумеется, оправдали за неимением доказательств вины и ввиду заступничества самой императрицы. Но дело о яде приняло неожиданный оборот – в октябре скончался придворный банкир Ричард Сутерланд. Поползли слухи, что Потемкин был отравлен именно в его доме – где в летнее время часто бывал в гостях, и сам же Сутерланд попытался ложным доносом перенести вину на Потравского, известного нелюбовью к князю. А потом каким-то образом банкир отравился своим же ядом… Екатерина отмахнулась от дурных воспоминаний. Пусть Сутерланд перед Всевышним теперь отвечает. Она посмотрела на новобрачных, идущих к алтарю. Белокурый Александр с вытянутым лицом и слегка удивленным взглядом и рыжая Елизавета с веснушками на пухлых щеках. Хорошая пара.

Март 1792 года омрачился внезапной кончиной Петра Павловича. Сгорел за три дня от непонятной лихорадки. Была у Екатерины даже мысль послать за Федорой Тараниной, но ее отговорил Алексей Орлов: «Не пристало, мол, царскому двору бежать за помощью к какой-то знахарке. И вообще…» Что «и вообще» – объяснять не стал. И без того ясно – не сильно расстроила императрицу смерть нелюбимого чада.

Тем более что уже в августе жена второго ее внука – Елизавета Григорьевна – родила здорового сына, чем заслужила любовь всего двора.

Тревожные сны больше не беспокоили Екатерину. Но иногда, держа за руку возлюбленного своего, князя Потемкина, и вспоминая, как едва не потеряла его, она думала: «Одно видение не исполнилось. Значит, и второе сбыться не должно».