Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

Граница

В половине четвертого утра Саблина разбудил прапорщик Урядников.

– Ваш-бродь, ваш-бродь, – тряс прапорщик Саблина за плечо, – проснитесь! Чехи к телефону кличут. Его высокоблагородие господин капитан на проводе. Срочно!

Саблин вскочил, еще не совсем соображая, что и как. На ночь он снимал только куртку и сапоги, портупею клал под подушку, сборы были недолги. Что случилось? Эта тревожная мысль быстро отогнала остатки сна. Все эти дни он исправно отправлял донесения по радио. А телефон… Ведь подполковник предупреждал – только в крайнем случае.

Расстояние от барака до штабной избушки Саблин преодолел бегом. Не вошел – ворвался в тесную комнатушку. Вскочивший телефонист без слов подал трубку. Рядом застыл Блажек с побелевшим лицом.

– Господин поручик, важные новости, – раздался в трубке хорошо знакомый бас капитана Синицкого. – По нашим данным, переговоры в Мюнхене зашли в тупик. Гитлер, а с ним и англичане с французами вынуждали чешских представителей отдать Судеты. Те потребовали время на обдумывание, даден им был один час. По истечении назначенного срока один из представителей, Мастны, принял яд и умер на месте. Другого, Масарика, заставили подписать договор. Однако президент Бенеш отказывается его признать. По всему, не миновать драки. Потому, господин поручик, слушайте приказ командующего Западным военным округом, его превосходительства генерал-лейтенанта Тухачевского. При попытке немцев перейти границу Чехословакии вашему взводу надлежит применить все имеющиеся силы и средства для воспрепятствования вторжению. Вам понятно?

– Так точно, ваше высокоблагородие, – отчеканил Саблин.

– Знаю, Иван Ильич, – смягчил тон Синицкий, – положение у вас сложное. Немцы еще не получили приказ к атаке, но получат обязательно. Еще до обеда получат. Их силы, судя по донесениям, намного превосходят ваши. Но вы не хуже меня знаете, что такое долг и что такое честь. Обеспечить поддержку взводу не в моих силах, но нужно продержаться. Дальнейшие распоряжения получите. Вопросы?

– Никак нет, Дмитрий Амвросимович. Нет вопросов. Будем держаться.

– С богом, – глухо попрощался капитан.

Саблин положил трубку. Глазами показал Блажеку – удали телефониста. Надпоручик скомандовал по-чешски, и только дверь за связистом затворилась, приоткрыл ее вновь.

– Урядников! – тихо позвал он темноту.

– Ваш-бродь! – Прапорщик проявился в проеме, как изображение на фотографической пластине.

– Вот что, бойцы, слушайте меня внимательно…

Ранним утром 30 сентября солнечные лучи тронули верхушки дубов и буков. С неубранных полей наплывал косыми полосами туман, настоянный на запахах увядающих трав, но жизнь у заставы кипела. Пограничники под руководством гренадеров сноровисто распиливали бревна на доски и бойко подтаскивали их к невеликому пространству ничейной полосы между чешской и немецкой границей.

Саблин отметил, что в буковой роще это не осталось незамеченным, то и дело блестели линзы биноклей. Тевтоны явно заинтересовались приготовлениями и насторожились. Естественно, подумал Саблин, их тоже снабжают информацией о происходящих событиях. Оставалось надеяться на слова капитана – если немцы получат приказ, то чуть позже. Однако и он не имеет права на упреждающий удар. Только при попытке перейти границу. Не ранее.

А до тех пор, формально, они с немцами не являются врагами, противостоящими сторонами. И еще одно. Ожидание всегда расслабляет, притупляет чувство опасности. Как в дозоре – вначале на каждый шорох ствол вскидываешь, а к концу дежурства и на появление человека реагируешь куда спокойнее. Так и германцы – десять дней ожидания, наверняка расслабились. На этом и строил расчет Саблин.

Дав интересу противника разгореться до нужного уровня, поручик уверенно направился к нейтральной полосе. Прошел за уложенные штабелями доски и стал так, чтоб его хорошо было видно.

– Солдаты вермахта! – прокричал он, сложив ладони рупором. – Позовите старшего офицера!

Прокричал на плохоньком своем немецком, английский у поручика был несравненно лучше. Прокричал и взмолился про себя: лишь бы вышел гауптман! Лишь бы не послал кого-то из подчиненных! Или сразу врежут из пулемета?..

В кустах у леса проявилось шевеление, замелькали серые силуэты. Выходить немцы не торопились, но и стрелять, к счастью, тоже. Присматривались, опасались подвоха. Но, рассмотрев, что никакой угрозы нет – пограничники сложили винтовки в пирамиды и заняты исключительно заготовкой досок, – решились. Из подлеска вышел офицер с двумя автоматчиками и направился в сторону Саблина. Не доходя двух десятков шагов, остановился:

– Слушаю вас, герр офицер.

Сердце Саблина радостно забилось – тот самый! Немец изменился, заматерел, дослужился до офицерского чина и физической формы, как видно, не терял – плечи вон какие широкие, двигается легко и пружинисто. Подумалось: а не авантюру ли часом ты, братец, затеял? Но вслух начал с улыбкой:

– Герр гауптман! Пока начальство спит, а политики играют в свои игры, предлагаю настоящее мужское состязание! Сейчас мои бойцы из этих досок сколотят помост, закрепят по углам столбы и натянут канаты. За час управятся. Черт, или как правильно по-немецки – сделают! Да! Мы получим настоящий ринг. И попробуем, чьи вооруженные силы крепче!..

Немец нахмурился:

– Вы – русский. Что делаете вдали от пределов вашей страны, в середине Европы?

– Мы в гостях! – Саблин старался не сбиться с взятого веселого тона: мол, война будет, нет ли – еще вопрос, а пока хорошо бы размяться по-молодецки. Всё остальное не существенно. – Россия связана с Чехословакией договором о взаимопомощи, вы это знаете. Что удивительного, если группа российских военнослужащих прибыла перенять опыт у чешских коллег?!

– Вы не пограничники, – с сомнением заметил тевтон. – Таких нашивок я не знаю.

– Нет, не пограничники. Спортивный взвод. По приглашению командования Чехословенска Армада помогаем улучшить физическую форму чешских военнослужащих. Но чехи не умеют боксировать… – перекрикиваясь, заговорщицкую интонацию передать было трудно, но Саблин постарался.

Немец мотнул головой:

– Мы здесь не для того, чтобы заниматься ерундой, герр офицер. Мы несем службу на границе великого рейха!

– Мы тоже служим великой империи, герр офицер, – откликнулся Саблин и широко улыбнулся. – Но скучно, и день-то какой хороший намечается. Как раз в такой денек попробовать, чей кулак крепче – русский или немецкий?

– Глупая затея, – отрезал тевтон и круто повернулся.

Сейчас отправится обратно в свою рощу…

– Жаль! – крикнул Саблин ему в спину. – Может, в этот раз вам повезло бы больше!

Гауптман будто споткнулся, секунду постоял, закаменев спиной, будто в широкую эту спину целились из «люгера», а потом столь же резко повернулся лицом к русскому.

– Donnerwetter! Так это вы! Я не узнал сразу…

– Так точно, герр гауптман! – веселился Саблин. – Предлагаю реванш. Заодно укрепим боевой дух наших воинов!

– Учтите, я уже не тот, что прежде. Я много тренировался, и буду… как это… – он перешел на русский, немногим лучший саблинского немецкого, – бить морда по щем зря!

– Отлично, герр офицер! – прокричал поручик. – Я готов! Через час ринг будет стоять вот тут, милости прошу!

– По одному секунданту, – отчеканил немец. – И мой судья. Чтобы всё было честно.

– Идет, – согласился Саблин. – Пусть будет твой судья… Зато хронометрист – мой!

За час пограничники управились. Помост в половину человеческого роста вырос как по мановению волшебной палочки – новенький, с пылу с жару, аппетитно пахнущий свежеспиленным деревом.

Настил выложили гладко струганными досками. Солнце, наконец-то заглянувшее в приграничную зону, заиграло теплым светом на желтой древесине. На столбы натянули толстый, «морской» канат в два ряда. Даже табуретки спроворили, для отдыха бойцов между раундами.

Саблин волновался. Наверное, немец не врал. Наверное, действительно тренировался и оттачивал удары на челюстях подчиненных. Чего нельзя было сказать о Саблине. Конечно, поручик поддерживал форму. Нагружал себя вместе с гренадерами кроссами и полосой препятствий, и в ринг выходил порой, но настоящими боксерскими тренировками это назвать нельзя. Четыре года прошло с тех пор, когда он занимался боксом серьезно, а сейчас…

Но, может, это и к лучшему.

В договоренное время от буковой рощи двинулась процессия. В окружении автоматчиков шел гауптман – в спортивных трусах, кедах и майке с имперским орлом. В боксерских перчатках. Сзади шлейфом двигались солдаты с оружием, мелькнула офицерская фуражка. Ясно, зрители. Все, кто был не занят по службе, направились поглазеть на состязание. Но и группа поддержки одновременно, если понадобится, то и огнем поддержат. И пулеметы в гнездах наверняка нацелены на ринг.

Саблин надел свой бывалый, вылинявший от пота и солнца тренировочный комплект, старенькие кеды взял у чехов и сейчас видом своим явно проигрывал крепкому, статному немцу. Ладно, не на свадьбу собрались…

Процессия приблизилась. Гауптман отделился от толпы, вместе с ним пошли двое: атлетически сложенный мужчина в спортивном костюме и унтер-офицер в форме, но без оружия. Секундант и рефери, понял Саблин. Он искоса глянул на своего секунданта Урядникова. Прапорщик знал толк в боксе, мог в нужный момент поддержать и подсказать. Но одеться попристойнее не догадался, рохля, толкался рядом в выцветшей гимнастерке и замурзанных галифе. Ну да пусть его, сказано же – не на свадьбу.

Немцы подошли.

– Мой секундант, – представил гауптман, – фельдфебель Рунге. Рефери в ринге – унтер-офицер Гросс. Меня зовут Карл Дитмар. Наши условия: бьемся до нокаута. Раунды по три минуты, количество раундов не ограничивается. Количество нокдаунов не учитывается.

Да, «ганс», который Карл, крепко тебя зацепило в тридцать четвертом, подумал Саблин. Но вслух сказал:

– Я гвардии поручик российской армии Иван Саблин. Мой секундант прапорщик Анисим Урядников. Условия приняты. Прошу. – И указал на ринг, на тот его угол, где к столбу была привязана красная ленточка. Дань уважения.

Сам поднялся в угол с синей ленточкой. Нырнул под канаты. Продышался, оглянулся.

С одной стороны помоста столпились немцы, с другой – сгрудились чешские пограничники. Из гренадеров если кто и крутится пока в поле зрения, так и те скоро пропадут. Подпрапорщик Карамзин замер у подвешенного рельса с секундомером в руке.

Унтер, исполнявший роль рефери, вышел в центр ринга. Ахтунг! Он поднял руки, посматривая на боксеров. Карамзин ударил в рельс – гонг!

– Бокс! – крикнул унтер и свел руки.

Бойцы двинулись навстречу друг другу.

Да, тевтон стал сильнее, это Саблин почувствовал сразу. И опытнее стал после давней той встречи, и расчетливее. С дурочки не лез, держал дистанцию, и на этой средней, удобной для него дистанции выбрасывал вроде несильные, но точные и жесткие удары левой рукой. Американцы называют их «джебами».

А за «джебами» держал наготове правую руку. Правая у него сильная, это Саблин помнил. Но и возвращает он ее после удара не сразу – это поручик помнил тоже. Вот только нокаутировать тевтона сегодня в планы Саблина не входило…