Хаски и его учитель белый кот. Том 1

Глава 49. Учитель этого достопочтенного всегда немного безумен

Изумление Чу Ваньнина нельзя было описать словами. Широко раскрыв глаза, он смотрел на этого Мо Жаня, как на привидение.

Повзрослевший Мо Вэйюй был весьма хорош собой, у него были широкие плечи, длинные ноги, и теперь он был на полголовы выше Чу Ваньнина. Когда этот человек посмотрел на него сверху вниз, в его глазах появились насмешливые и веселые искры.

— Драгоценный Учитель этого достопочтенного, видел бы ты, как выглядишь сейчас.

Подушечками пальцев он медленно провел вниз по щеке Чу Ваньнина, остановив скольжение на мочке уха, погладил уголок глаз, взгляд которых был также холоден и красив, как ледяные цветы инея, расцветающие в самый сильный мороз.

Спустя мгновение молчания, Мо Вэйюй с глухим стоном резко поддался вперед. Мягкое, обжигающее ощущение опалило и захватило губы Чу Ваньнина. Застигнутый врасплох мозг отключился, а потом внутри с громким «дзинь» как будто порвалась струна, и все… взорвалось.

Мо Жань целовал его. Чужое дыхание, такое влажное, волнующее, переполненное грязными и грешными желаниями, вторглось в его рот. Когда их губы сцепились в жестком поцелуе, бурные волны противоречивых чувств захлестнули грудь.

Чу Ваньнина пробрала дрожь от страха и возбуждения, глаза феникса широко открылись, разум метался между гневом и замешательством. Однако в странном сне он был не только совершенно лишен духовных сил, но и обессилен физически. Ему оставалось лишь слабо трепыхаться в сильных руках, не имея сил вырваться на свободу из похожих на клетку объятий Мо Жаня.

В этом кошмаре Мо Вэйюй разительно отличался от того мальчика, которого он знал.

Привычно покорно опущенные глаза и молящий о похвале взгляд были сметены подавляющей силой и мощью, оценить которые он был не в силах.

Чу Ваньнин кожей чувствовал горячее дыхание Мо Жаня, с каждой секундой становившееся все более учащенным и рваным. Захватившая его животная страсть угрожала расплавить плоть, кровь, кости и без остатка растворить в кипящей лаве новых эмоций.

Лицо Чу Ваньнина посерело, тошнота подкатила к горлу. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь Мо Жань посмеет напасть на него с подобными намерениями, а он даже не будет иметь сил воспротивиться его домогательствам. Но с чем он абсолютно не мог смириться, так это с тем, что из-за этого безумного и чувственного поцелуя палящее пламя зародилось у него в животе, перевернув все нутро, а кончики пальцев начали предательски подрагивать. В этих раскаленных объятиях он боролся с собственным телом и, даже сквозь разделяющие их одежды, чувствовал сухой жар кожи Мо Жаня. Казалось, еще несколько мгновений этого плавления, ткань просто истлеет на них, и их тела сольются в единое целое. Нужно было бороться, но сил просто не было.

Когда поцелуй наконец завершился, ноги почти не держали его. Мо Вэйюй обнял Чу Ваньнина и положил подбородок ему на плечо. Горячее и влажное дыхание обожгло ухо и основание шеи, вызвав новую волну дрожи. Сквозь шум в ушах он услышал, как Мо Жань сказал:

— Разве ты не хотел обсудить условия с этим достопочтенным?

Его голос звучал так хрипло, что казался почти незнакомым.

Чу Ваньнин опустил глаза и обнаружил, что кадык на его горле ходит вверх-вниз. Это было неконтролируемое быстрое глотательное движение, которое он не смог скрыть.

— Но у тебя не осталось ничего, чтобы предложить этому достопочтенному. Поэтому используй последнее, что у тебя осталось.

Голос Чу Ваньнина тоже стал хриплым то ли от гнева, то ли от возбуждения. Он тихо произнес:

— Что именно...

Мо Жань толкнул его к стене, затем яростно впечатал ладонь в стену у головы, другой рукой крепко обхватив скованное цепью запястье.

Хотя глаза его сверкали злостью, он почти робко склонился и прихватил губами мочку уха Учителя.

В считанные мгновения тело Чу Ваньнина содрогнулось. Пугающее онемение охватило позвоночник, прошив затылок.

Голос Мо Жаня был хриплым, дыхание — прерывистым и учащенным:

— Я пообещаю то, что ты хочешь, если позволишь поиметь тебя один раз.

Чу Ваньнин широко распахнул ярко сияющие от неконтролируемого вожделения глаза. Щеки полыхали лихорадочным румянцем от возбуждения и недоверчивого изумления.

Рука Мо Жаня уже нежно поглаживала его талию, губы скользили по шее, а следующие ядовитые слова были произнесены самым нежнейшим голосом:

— Однако этот достопочтенный так сильно ненавидит Учителя, что, пожалуй, будет трудно вызвать интерес у его тела. Хочешь получить удовольствие — придется приложить усилия и хорошо потрудиться.

Мо Жань притянул его еще ближе, продолжая поглаживать чуть ниже талии.

— Так что подумай. Если все еще хочешь заключить эту сделку, сам встань на колени и вылижи меня своим языком. Возьми его целиком и хорошо позаботься о нашем удовольствии. А потом ляг на кровать, подставь свой зад и УМОЛЯЙ. МЕНЯ. ТРАХНУТЬ. ТЕБЯ!

Чу Ваньнину казалось, что от желания и смущения он сейчас сойдет с ума.

Добродетельный, гордый, холодный и непорочный, как первый снег, старейшина Юйхэн никогда не касался цветущих красавиц и не переступал порога мужского борделя, не слушал любовных песен и не смотрел в сторону книг с порнографическими картинками. Все эти годы он хранил свою чистоту и честь, как величайшую драгоценность.

Другими словами, он вообще имел очень смутное представление о том, что происходит между двумя людьми, когда погашены свечи.

Поэтому, к несчастью, несмотря на клокочущий внутри гнев, под напором этих сильных и незнакомых чувств, ему оставалось только отбросить бесполезную ледяную броню, признавая свое полное поражение.

Мо Жань ждал, но никакой реакции на его слова, конечно, не последовало. Он быстро потерял самообладание и, смачно выругавшись вполголоса, сам набросился на Чу Ваньнина с поцелуями. Мо Жань с наслаждением вгрызался в мягкие губы, пока не насытился ими, затем высунул влажный язык, медленно вытягивая полупрозрачную нить их общей слюны. Не собираясь останавливаться, грубо прикусил, а потом облизал шею, мочки ушей, оставил свои багровые метки на белой коже плеч.

Кровь Чу Ваньнина застыла в жилах, когда Мо Вэйюй начал грубо срывать с него одежду, бормоча:

— Зачем притворяешься благородным?! Зачем строишь из себя святошу?! — глаза Мо Жаня были обжигающе-страстными и безумными, но на самом дне их Чу Ваньнин увидел странный свет: как будто долго копившаяся ненависть, наконец-то, найдя выход, излилась наружу.

Это было похоже на кипение магмы, до поры до времени пойманной в ловушку слоями породы. После долгого периода терпения, раскаленная лава скрытых желаний и подавленных чувств вырвалась на волю и теперь била ключом.

Ошпаренный этой страстью, Чу Ваньнин пытался уйти от причиняющего почти физическую боль взгляда хищника, но Мо Жань, угадав намерения жертвы, жестко схватил его за подбородок прежде, чем он смог отвернуться.

— Смотри на меня!

Хриплый голос был обжигающе знойным и слегка дрожал. Чу Ваньнин не знал, было ли это волнение от близости или жажда оголодавшего зверя.

— Я хочу, чтобы ты смотрел на меня!

Чу Ваньнин вздрогнул и закрыл глаза.

Все-таки какой абсурдный сон...

— Учитель, — внезапно голос в его ухе снова стал мягким и нежным, с такими знакомыми просящими нотками. — Учитель, проснитесь...

Чу Ваньнин смутно увидел лицо Мо Жаня слишком близко от его собственного. Не думая ни секунды, он нанес яростный и безжалостный удар. Ладонь с хлестким звуком опустилась на щеку застигнутого врасплох ученика.

Мо Жань отшатнулся.

— Ах… — выдохнул он и широко раскрыл глаза. — Учитель, почему вы бьете людей без причины?!

— … — Чу Ваньнин сел на постели, его глаза светились гневом на грани паники.

Тело все еще слегка дрожало. Сон, тесно переплетясь с реальностью, грозил свести его с ума.

— Учитель…

— Не подходи! — яростно закричал Чу Ваньнин. Его брови грозно сошлись над переносицей.

Мо Жань был поражен такой реакцией, и прошло некоторое время, прежде чем он осторожно спросил:

— Вам приснился кошмар?

Кошмар… Это был сон… это был всего лишь сон!

Довольно долго Чу Ваньнин просто тупо смотрел на человека перед собой, прежде чем смог взять себя в руки и собрать остатки самообладания.

Он все еще в библиотеке Павильона Алого Лотоса. Зал Даньсинь с его красными занавесками и мужчина с лицом Мо Жаня исчезли. Лицо юноши перед ним все еще было по–детски невинным.

— Хм… да… в моем сне… я ударил человека...

Наконец, полностью проснувшийся Чу Ваньнин постарался придать своему лицу приличествующее выражение. Пытаясь выиграть время и успокоить горящее после сна тело, он попытался поправить одежды, однако тонкие пальцы все еще предательски дрожали.

Мо Жань потер покрасневшую щеку и пробормотал:

— Что за кошмары снятся Учителю? Это было очень жестоко.

Смущение промелькнуло на лице Чу Ваньнина. Он поджал губы и, чуть отвернув свое красивое лицо, высокомерно промолчал.

Его облик был спокоен, как озерная гладь, но в сердце бушевали штормовые волны. Чу Ваньнин чувствовал, что его самоуважение опасно пошатнулось: он не мог поверить, что у него могут быть такие нелепые, грязные и бесстыдные мечты. Такой извращенный человек как он, разве имеет право называть себя Учителем!

Но что было особенно оскорбительно: это бесполезное тело, вопреки здравому смыслу, в этом унизительном сне реагировало совершенно однозначно и бесспорно...

К счастью, одежда была достаточно свободной, чтобы скрыть его позор от чужих глаз. Он сидел с мрачным и темным от досады лицом, потирая висок и утихомиривая бунтующее тело.

Конечно, после подобного сна, ему сложно было не ухватиться за возможность выместить свой гнев на Мо Жане. Хотя Чу Ваньнин не мог наказать его за происшедшее во сне, ничего не мешало сейчас просто выставить наглого мальчишку вон. Поэтому, слегка приподняв брови, он ядовито процедил:

— Посреди ночи ты вламываться в мою спальню. С каких это пор Павильон Алого Лотоса стал твоим домом? Думаешь, что ты — старейшина Юйхэн?

Сначала ему без всякого повода дали пощечину, теперь выпороли словесно. Чувствуя себя несправедливо обиженным, Мо Жань пробормотал себе под нос:

— Что, вы опять демонстрируете свой дурной нрав?

Брови Чу Ваньнина опять грозно приподнялись:

— Я не раздражен! Я просто хочу спать, а ты мне мешаешь. Убирайся!

— Но, Учитель, уже утро[1]… — возразил Мо Жань. — Я осмелился войти в Павильон Алого Лотоса без разрешения, потому что мы уже довольно долго ждем на Платформе Шаньэ, но Учитель так и не пришел.

[1] время чанши — с 7 до 9 часов утра.

Чу Ваньнин потерял дар речи. Двери и окна в библиотеке были закрыты. Он открыл ставни, и, действительно, солнце уже поднялось высоко в небе, громко пели птицы, жужжали и стрекотали разные насекомые.

Чу Ваньнин нахмурился еще сильнее. Казалось, еще немного, и он призовет Тяньвэнь, чтобы высечь всех, кто находится в пределах досягаемости.

Если бы Мо Жань не разбудил его от этого весеннего сна[2], он мог бы... От этой мысли у Чу Ваньнина запульсировала вена на виске, а суставы пальцев, сжимающих оконную раму, стали бледными, как нефрит.