Хаски и его учитель белый кот. Том 1

Глава 33. Этот достопочтенный собирается найти оружие

Чу Ваньнин был настолько потрясен внезапным поцелуем, что слова Мо Жаня прошли мимо его сознания. Они звучали для него? как отдаленный шум капель дождя, стучащих по крыше.

Мо Жань пробормотал еще что-то и снова заснул. Чу Ваньнин хотел разбудить его. За окном порыв ветра сорвал лепестки с цветущей дикой яблони. Чу Ваньнин поднял руку, и один бледно-розовый лепесток мягко опустился на кончик носа Мо Жаня.

Юноша слегка потер нос, но он спал так сладко, что даже не проснулся. Рука Чу Ваньнина, занесенная для того, чтобы оттолкнуть его от себя, изменила направление. Он схватил лепесток и покрутил его между пальцами. Разглядывая этот лепесток, он погрузился в свои мысли, и постепенно воспоминания стали возвращаться к нему.

Он смутно припомнил, как вчера Мо Жань перевязывал ему раны и поил его лекарством. А потом всю ночь обнимал его, нежно гладил по волосам и спине и что-то шептал ему на ухо.

Чу Ваньнин был сбит с толку. Это должно быть сон, верно?

Кончики его ушей покраснели, став одним цветом с лепестком цветущей яблони, который он все еще держал в руке.

Брань застряла у него в горле. На самом деле, он... он ведь даже не знал, с чего начать разговор.

«Как ты оказался в моей постели?»

Это больше похоже на упреки девицы, совершившей непоправимое.

«Убирайся к черту, кто позволил тебе спать здесь!?»

А это уже больше похоже на обиженную жизнью женщину, которая тоже натворила дел.

«Как ты посмел поцеловать меня?!»

Если подумать, то это было всего лишь легкое прикосновение губ. По сравнению с тем, что произошло между ними в иллюзорном мире, это едва ли можно было назвать поцелуем. Подними он сейчас шум, это будет выглядеть так, будто ему действительно есть, чего стыдиться.

Старейшина Юйхэн в полной растерянности мог только отвернуться и зарыться лицом в простыни. Его тонкие пальцы в раздражении и смущении теребили уголок одеяла.

В конце концов, он решительно отодвинул от себя тело юноши, сел и оделся. Только вернув себе свой безукоризненный облик, он разбудил Мо Вэйюя.

Когда Мо Жань открыл глаза, перед ним предстал старейшина Юйхэн, сидящий на краю кровати в полном облачении с самым непроницаемым, холодным выражением лица.

Мо Жаня тут же прошиб холодный пот.

— Учитель, я...

Чу Ваньнин бесстрастно спросил:

— Вчера ты разрушил мой Духовный Барьер Цветочного Духа?

— Я не специально...

— Забудь об этом, — коротко сказал Чу Ваньнин и с надменным видом махнул рукой, как будто это ничего не значило. — Тебе пора вставать. Скоро начнутся утренние занятия.

Приготовившийся к худшему Мо Жань смущенно почесал затылок.

— Как я мог уснуть здесь?

— Ты выглядишь усталым, — Чу Ваньнин был совершенно спокоен. — Похоже, вчера ты был очень занят.

Он взглянул на пиалу из-под лекарства на столе и сказал:

— Впредь по своему усмотрению не врывайся в Павильон Алого Лотоса. Если тебе что-то нужно, предупреди меня заранее.

— Да, Учитель.

— Можешь идти.

Почувствовав, что чудом едва избежал смерти, Наступающий на бессмертных Император поспешил удрать как можно быстрее и дальше.

После того как он ушел, Чу Ваньнин лег обратно на кровать, поднял руку и раздвинул пальцы. Через щелочку между пальцами он наблюдал, как сияющие на солнце цветы за окном плывут по ветру и опадают на землю подобно душистому первому снегу.

Нежные лепестки яблони были такими же неуловимыми, как и туманные воспоминания о прошлой ночи. Такие легкие и неосязаемые, что сейчас трудно понять, какие из них были правдой, а какие — ложью.

Он решил, что лучше умрет, чем сам не заговорит о том, что произошло вчера. Это было бы слишком неловко!

Больше всего на свете старейшина Юйхэн заботился о своей чести и добром имени. Выбирая между спасением жизни и лица, он, несомненно, выбрал бы второе. Поэтому в следующий раз, когда несколько дней спустя Мо Жань увидел Чу Ваньнина, старейшина Юйхэн был в своей обычной манере элегантен и сдержан, а его белые одежды, развевающиеся на весеннем ветру, все также безупречны.

Ни один из них не пытался заговорить о том, что было той ночью, но иногда, когда их глаза случайно встречались, взгляд Мо Жаня, казалось, задерживался на лице Чу Ваньнина немного дольше, прежде чем привычно вернуться к Ши Мэю.

А что же Чу Ваньнин?

Встретившись взглядом с Мо Жанем, он тут же холодно отворачивался. Но потом, когда был уверен, что тот не смотрит, как будто совершенно случайно украдкой бросал на него еще один взгляд.

Сюэ Чжэнъюн быстро узнал о наказании Чу Ваньнина. Как и ожидалось, глава Пика Сышэн был в ярости. Однако в этой ситуации он не мог прямо направить свою ярость на кого-то конкретного, поэтому ему оставалось только изливать свой гнев в одиночестве за закрытыми дверями.

Если бы он знал, что так произойдет, то когда утверждал эти внутренние правила ордена, совершенно точно добавил бы еще одно:

«Правила не распространяются на старейшин».

Госпожа Ван заварила чай и долго еще успокаивала мужа. В конце концов, некоторое время спустя, он немного успокоился, но все же не смог удержаться от замечания:

— Юйхэн действительно слишком упрям. Если в будущем он попытается сделать что-то подобное снова, пожалуйста, помоги мне отговорить его. Сильнейший заклинатель этого мира, который, отказавшись принять приглашения всех духовных школ Верхнего Царства, присоединился к нашему ордену и в итоге именно здесь так сильно пострадал! Как моя совесть сможет это пережить?

Госпожа Ван вздохнула:

— Не то, чтобы я не пыталась его отговорить. Но ты же знаешь, какой он упрямый.

Сюэ Чжэнъюн сказал:

— Ах, забудь. Женушка, дай мне обезболивающее снадобье и то лекарство для восстановления мышц, которое ты сделала. Пойду, проведаю Юйхэна.

— Вот, возьми. Белая бутылочка — для приема внутрь, красная — для наружного применения, — госпожа Ван дала ему две маленькие фарфоровые бутылочки сине-зеленого цвета, напомнив. — Жань-эр упоминал, что старейшина Юйхэн уже несколько дней протирает скульптуры львов на мосту Найхэ. Скорее всего, ты найдешь его там.

Сюэ Чжэнъюн спрятал бутылочки в своей одежде и поспешил к мосту.

Чу Ваньнин действительно был там. В это послеобеденное время все ученики были заняты практическими занятиями, и мало на мосту Найхэ почти никого не было. Высокий и стройный силуэт Чу Ваньнина в одиночестве застыл на пологом изгибе моста. Белоснежные одежды на фоне шелестящих листьями живописных зарослей бамбука по берегам реки лишь подчеркивали его утонченную красоту.

Сюэ Чжэнъюн подошел к нему и, рассмеявшись, спросил:

— Старейшина Юйхэн, любуешься рыбками?

— Глава ордена, должно быть, шутит. Эта река впадает в Желтый источник загробного мира, поэтому здесь нет рыбы.

— Ха-ха, я просто подшутил над тобой. Ты, как всегда, воплощенная серьезность и элегантность, но с чувством юмора у тебя проблемы. Я действительно беспокоюсь о том, что так ты себе жену не найдешь.

Чу Ваньнин: — …

— Вот, лекарства, что сделала моя жена. Белое прими внутрь, а красное намажь снаружи. Оно очень эффективно и сделано специально для тебя. Бери.

— …

Сначала Чу Ваньнин не хотел ничего брать, но видя, как горд Сюэ Чжэнъюн, будто лекарство его жены было величайшим сокровищем и лучшим подарком на свете, он не мог отказаться и принял бутылочки с мягкой улыбкой:

— Спасибо.

Сюэ Чжэнъюн был грубым человеком, но он всегда был более сдержанным перед Чу Ваньнином, и сначала думал, прежде чем что-либо сказать, что общении с другими людьми было ему совсем несвойственно. Немного помолчал, он, наконец, выбрал подходящую тему для разговора:

— Послушай, Юйхэн, через три года в Линшане пройдет традиционная встреча. Молодые таланты из каждого ордена соберутся, чтобы побороться за первое место. Как ты думаешь, каковы шансы Мэн-эра и Жань-эра?

Чу Ваньнин ответил:

— Трудно сказать, как все будет через три года. Сейчас могу сказать лишь, что Мо Жаню не хватает стремления и упорства, чтобы продвинуться еще дальше, а Сюэ Мэн слишком самоуверен и склонен недооценивать своих противников. Ни один из них пока не готов.

Хотя его слова были резкими и прямолинейными, но были сказаны по существу и отражали суть.

Сюэ Чжэнъюн был немного смущен. Он пробормотал:

— Ох, они же еще очень молоды...

На что Чу Ваньнин резонно заметил:

— Уже юноши, а не дети.

Сюэ Чжэнъюн:

— Ты прав. Конечно, тебе виднее, но все же, им еще нет и двадцати[1], а я как отец и дядя немного предвзят и слишком снисходителен к ним.

[1] 弱冠 ruòguàn жогуань «слабый венец» — совершеннолетие юноши (двадцатилетие). В Древнем Китае существовал обряд надевания венца (гуань) после того, как юноша достиг возраста совершеннолетия (в двадцать лет), однако уже с 14-15 лет подросток при желании родителей мог вступить в брак.

— Недисциплинированный ребенок — вина нерадивого отца и безответственного учителя. Если они, в конечном итоге, пойдут по неправильному пути, вина за это ляжет на нас обоих. Так о какой снисходительности тут может идти речь?

— …

— Глава ордена еще помнит о судьбе двух Любимцев Небес ордена Жуфэн из Линьи?

При упоминании этого случая сердце Сюэ Чжэнъюна тревожно сжалось.

Двадцать с лишним лет назад в крупнейшем ордене Верхнего Царства жили два брата. Оба они были чрезвычайно одарены от природы и с юных лет выделялись талантами среди сверстников. К десяти годам каждый из них мог в одиночку одолеть столетних демонов, а к пятнадцати эти двое уже были способны создавать заклинания и при желании могли бы основать свои собственные духовные школы.

Однако на горе не может быть двух тигров, так что мир совершенствования оказался слишком мал для этих двух талантливых юношей. Каждый из братьев считал себя исключительным и более достойным, так что, в конце концов, они поссорились друг с другом. На встрече в Линшане в тот год младший брат украл тайно разработанную старшим братом технику фехтования. Когда правда вышла наружу, он был осужден всеми духовными школами и презираем каждым мастером мира совершенствования. Как только соревнования закончились, младший брат был жестоко наказан отцом. Его гордость не могла этого вынести, и он затаил обиду. В дальнейшем, этот юноша сбился с праведного пути и, отбросив мораль и принципы, практиковал темные искусства, в конце концов, превратившись в безумное чудовище.

Напомнив об этом случае, Чу Ваньнин, несомненно, пытался сказать Сюэ Чжэнъюну, что Сюэ Мэн и Мо Жань могут быть исключительно талантливы, но куда важнее их характер и то, что у них на сердце.

К сожалению, хотя Сюэ Чжэнъюн был строг к себе, серьезен в отношении своих учеников, когда дело доходило до его семьи он был совершенно слеп. Во всем потакая сыну и племяннику, он сам не заметил как разбаловал их, сделав только хуже. Поэтому и на этот раз глава ордена не принял слова Чу Ваньнина близко к сердцу, а только со смехом сказал:

— С таким учителем, как ты, который всегда направит их по верному пути, они точно не закончат, как те братья.

Чу Ваньнин покачал головой.