Когда луна окрасится в алый

– А остальные деревенские? Люди тебе не докучают?

– Ничего нового, все так же меня недолюбливают.

Генко отмахнулась от вопроса как от незначительного, с чувством смиренного покоя и даже некоторого пренебрежения. Озему же внимательным взглядом окинул Генко и нахмурился. Кустистые брови сошлись в одну, что сделало его лицо старше и суровее, но в то же время и забавнее, из-за чего Генко едва не прыснула от смеха.

– Раз люди настолько против тебя, почему ты все равно стараешься им помогать? Загоняешь животных в силки, даришь благодать землям, чтобы та плодоносила, уводишь паводки в сторону… – пробормотал Озему, непонимающе посмотрев на Генко и бросив обеспокоенный взгляд на Кагасе-о.

– Ох, мой дражайший друг, – протянула Генко с таким видом, будто уже слишком давно познала жизнь и теперь вряд ли ее удивит хоть один вопрос, – такова моя природа. Несмотря на то что люди жестоки, я не могу быть такой же в ответ. Это противоречит тому, кем я являюсь.

– Но ты уже пару столетий не слуга Инари! – вскинулся Озему, из-за чего пиалы с закусками на столе угрожающе зазвенели второй раз за вечер.

– Моя богиня тут ни при чем. – Генко решительно покачала головой, одним махом осушив саке. – Я более тысячи лет только и делала, что служила людям. Одно событие, каким бы болезненным ни было, не изменит моей сути.

– Но… ты могла хотя бы забрать у них то же, что они забрали у тебя…

– Не путай меня с жестокими ногицунэ, которым нравится издеваться над людьми. Или с лисами из Чосона – им только дай волю порезвиться с человеческими мужчинами и полакомиться их печенью! – возмутилась Генко, громко поставив чашу на стол и гневно глядя на Озему. – Я не просто так стала посланницей Инари и даже в изгнании не намерена пятнать имя своей богини!

Кагасе-о разразился громким хохотом.

– Вот почему мне нравится находиться в твоей компании, лиса! – пробасил Кагасе-о. – Ты так свято веришь, что все еще нужна своей богине, и не замечаешь очевидного: от тебя просто избавились!

Генко застыла. Взгляд ее был устремлен на пустую чашу, рука с хаси зависла над тарелкой с овощными закусками, а в комнате повеяло таким холодом, словно зима вновь вернулась в эти края.

– Кагасе-о-сан! – потрясенно воскликнул Озему. Его растерянный и напряженный взгляд метался между Генко и Кагасе-о, словно он ожидал сражения этих двоих, не зная, как продолжить, и при этом пытаясь понять, чего стоит ждать от Генко.

– Неужто я не прав? – Кагасе-о повернулся к нему. – Тебя самого выкинули, совсем как люди вышвыривают своих собак, когда те становятся старыми да бесполезными. И за что? Потому что тебе понравилась одна из дочерей Ватацуми? Дракон слишком бережет своих наследниц или просто искал повод избавиться от тебя, потому что в твоем роду намешана человеческая кровь, а он излишне гордый?

Теперь уже замер Озему. Ни для кого из ками не было секретом, почему некогда изгнали одного из свиты бога-дракона в столь захолустное место, но тема все равно оставалась неприятной и даже болезненной. Озему действительно пытался ухаживать за Тоотама-химэ[54], но был сослан Ватацуми подальше от морей, в которых его родили. Точных причин никто не знал. Дракон был слишком гордым, чтобы что-то объяснять, дочери его молчали по указу отца, а Озему только опускал голову и говорил, что это его вина, ведь он не смог достойно ухаживать за великой наследницей бога морей.

Изгнание Озему стало одной из причин, почему Генко так быстро нашла с ним общий язык. И сейчас, когда Кагасе-о решил отчего-то вспомнить о неприятном прошлом, оба они растерялись.

– Прежде ты не был столь резок в своих речах, – произнесла Генко, придя в себя.

– Но разве я не прав? – хмыкнул Кагасе-о. – Озему-куна изгнали за попытку сблизиться с девицей, а он просто молча принял это. Тебя выкинули из свиты Инари, у которой ты была генералом и лучшим воином. От вас просто избавились. Небеса устроили уборку, и вы стали мусором. Как бы меня не решили куда сослать или вовсе отправить в Ёми. Хотя я скорее сам кого угодно туда отправлю!

Угольные брови Генко сошлись на переносице, пока Кагасе-о смеялся над своими же речами. И все же странные слова он выбрал. Будто сказанное уже происходило, сейчас. Словно ками действительно изгоняли неугодных им богов и ёкаев.

– О чем ты? – Озему задал мучивший Генко вопрос.

– Вы что, не слышали? Пропадают мелкие божки, как раз как ты, Озему-кун, – недобро улыбнулся Кагасе-о. – В один день были, а в другой – как растворились. Будто утонули в Сандзу[55]! Наверняка наши великие ками решили убрать своих слуг, чтобы молитвы доставались только им. Пропал бог – люди тут же о нем забыли и кланяются теперь другим покровителям битв да жизни, остальных же забыли. Кому нужны ками песен? Или танцев? Или еще чего-то такого же неважного?

Генко стиснула палочки для еды так крепко, что древесина не выдержала и треснула. Сломанные половинки палочек разлетелись, оказавшись в закусках, из-за чего Кагасе-о негромко выругался, но продолжил есть рыбу, словно это не он только что ошарашил своих знакомых неожиданными и довольно пугающими новостями.

Генко не могла дождаться, когда гости покинут ее дом. И если Озему благоразумно откланялся весьма скоро, то Кагасе-о успел выпить еще несколько кувшинов крепкого саке и лишь потом, едва ворочая языком, ушел, предварительно затянув очередную похабную песню, которая заставила Генко поморщиться.

Лисы вновь вернулись в дом и теперь взволнованно взирали на свою госпожу, которая встревоженно ходила из угла в угол и покусывала большой палец. Она редко позволяла себе такие эмоции, но сейчас не могла иначе. Она ведь знала, что война между даймё задела и богов. Меньше подношений, меньше молитв, меньше почитателей, а значит, меньше сил для ками. Каким бы грубым и жестоким ни казался Кагасе-о, он был прав в одном: боги без последователей – мертвые боги.

Даже если Генко изгнали, она не могла не думать о благополучии своей богини. Скорее всего, Инари мало пострадала. В конце концов, она была ками урожаев, риса и плодородия, главный ее храм находился в столице, где влияние битв не слишком ощущалось, но это не отменяло того факта, что Генко волновалась о своей госпоже.

Кагасе-о никогда не понимал ее любви к Инари, той преданности, которую Генко испытывала, но для нее ками была всем. Инари спасла и вырастила осиротевшую лису, научила ее всему, назначила своим генералом, подарила свою благодать. Инари буквально создала Генко, и изгнание было первым и, пожалуй, единственным суровым наказанием, которому ее подвергли. Да и виновата она была сама. Так что стоило ли злиться и обижаться на свою богиню?

Солнце клонилось к земле – Аматэрасу-омиками завершала день. Идти в храм сейчас было неуместно, хотя обсудить произошедшее хотелось.

Одна из лисиц-сорьо нерешительно залаяла, привлекая внимание.

– Ты права, – тяжело вздохнула Генко. – Подожду до утра, а там уже встречусь и с Джуничи-куном, и этим оммёдзи.

Исчезающие ками… Бьякко упоминала, что несколько богов пропали, после того как в их честь не провели мацури, якобы обидевшись. Не исключено, что эти события связаны.

Не в первый раз Генко посетовала, что людям приходилось спать ночами. Хотя когда она была еще маленьким лисенком, то тоже спала. И много. Но с тех пор прошло так много времени, что не стоило и упоминаний.

Завтра она встретиться с каннуси и оммёдзи. Узнает, чувствуют ли служители богов изменения в мире, и будет думать, может ли помочь. И если да… То она обязана дождаться Обона, вернуться к своей богине и защитить ее. Пусть сейчас и пропадали мелкие боги, но вдруг следующими станут старшие ками?

Она обязана возвратиться к Инари любой целой.