Когда луна окрасится в алый

Перед мысленным взором вновь возник Кагасе-о. В его предательстве было еще нечто, что огорчало и несколько злило Генко. Часть нее, та самая, которая волновалась за собственную шкуру, думала о том, не посчитают ли ками, что и она причастна к планам Кагасе-о? Все знали, что именно компанию кицунэ и речного бога Озему предпочитал предатель. А Генко так давно уже отстранена от своей богини… Не родились ли и в голове изгнанной лисы планы, как отомстить?

– Не стоит думать о плохом, – негромко произнес Йосинори, глядя на статуи лисиц.

– Не слишком ли легко ты меня читаешь?

– Я могу делать это только потому, что ты мне позволяешь.

Генко улыбнулась, покачав головой. Он ведь был прав. Кому еще, кроме своих лисиц и духов, она позволяла увидеть себя в моменты слабости? Кому разрешала утешать себя и помогать? С кем чувствовала себя свободно?

Возможно, ей стоило все же ожидать этих чувств с той самой первой встречи, когда он просто спас ее, больше не считая причиной бед Сиракавы. Или с того момента, как он тренировался с мечом, а она слишком долго наблюдала за ним, прежде чем заговорить. Или, быть может, ей стоило внимательнее относиться к той тоске, что охватила ее, когда Йосинори отправился в столицу.

Теперь она не считала это столь важным. Неизменным оставалось одно: Генко вновь открыла свое сердце человеку, который, судя по всему, отвечал ей взаимностью.

Какая-то часть нее радовалась и наслаждалась этим. Другая же, более здравая и хладнокровная, жестоко обрывала все ненужные порывы, напоминая о самой простой и неприемлемой причине не быть с оммёдзи – люди смертны и непостоянны.

Даже если предположить, что взаимные чувства подарят им долгожданное счастье, что предстоит им в будущем? Ей – еще сотни и тысячелетия жизни, если никто более могущественный не прервет ее существование. Ему – сотня-полторы лет, если учесть наследие ёкаев в крови.

Готов ли Йосинори жить с пониманием, какую причинит ей боль, когда его не станет? А рано или поздно он осознает эту горькую истину и будет корить себя. Как и она будет страдать от его ухода.

Стоит ли сотня лет вместе горя последующей разлуки? Генко в этом сомневалась.

– Генко. – Тон Йосинори подсказал, что разговор в итоге был отложен ненадолго. – Ты уже знаешь, о чем я намерен тебя спросить?

– Да. – Она опустила взгляд на чай, давно остывший и чуть более крепкий, чем она предпочитала, и поставила пиалу с ним на стол. – Но сначала я хочу задать тебе вопрос, если ты не против.

– Разумеется, – кивнул Йосинори. Его лицо не выражало ни волнения, ни тревоги, только мягкость и умиротворенность.

– Ты думал о будущем? Не о том, что произойдет через год или, возможно, лет пять, а о том, что ждет тебя по меньшей мере через десятилетие? Задумывался ли ты, что будет тогда?

Какое-то время он молчал, рассеянно водя пальцем по ободку чаши. Наконец покачал головой и честно признался:

– Нет, я никогда не задумывался о столь далеком будущем. Жизнь оммёдзи – это череда опасностей, из одной из которых в итоге можно не выбраться. Говоря начистоту, я склоняюсь к тому, что вряд ли смогу прожить эти десять лет. Если повезет выжить в той войне, что устроил бог. Даже лучшие оммёдзи оступались и погибали, а то, что я оказался сильнее остальных, не избавляет меня от опасности, которая поджидает на каждом задании.

– Согласна, – произнесла Генко. – Но давай предположим, что все закончилось хорошо, Кагасе-о со своими приспешниками повержен, а с учетом твоей силы ты переживешь и десяток, и даже несколько десятков лет. Что бы ждало нас тогда? – Когда Йосинори ничего не ответил, а только немного склонил голову, словно признавая правоту Генко, она продолжила: – Йосинори, я вернусь к своей богине, ты же часто нужен в столице и там, где пируют демоны. Я неизменна, ты же в итоге состаришься, и неведомо, кому будет хуже. Я не принижаю твои чувства, не отказываюсь от своих, но стоят ли мгновения радости лет боли?

Между ними вновь возникла тишина – напряженная и густая, как соус. Йосинори отставил чай, развернулся всем корпусом к Генко и осторожно взял ее руки в свои. Шершавый палец прошелся по выступающим костяшкам светлых рук, а затем к ладоням Генко прижались теплые губы Йосинори. Поцелуй был невесомым, мягким, полным почтения и благодарности.

– Я не намерен настаивать, Генко, и я понимаю тебя, – не выпуская ее рук, прошептал Йосинори. – Впредь я не вернусь к этой теме, но надеюсь, что мы сможем быть друзьями, как и прежде.

– Конечно, – улыбнулась она, совсем легко сжав его руки в ответ. Сердце неприятно кольнуло, но она знала, что это к лучшему. Дальше было бы хуже и больнее, поэтому стоило прекратить все сейчас, пока не стало слишком поздно.

Они замолчали, сосредоточившись на своих мыслях и не глядя друг на друга. Йосинори отпустил руки Генко, потянулся к своему чаю, осушил его одним глотком и плавно поднялся из сэйдза.

– Я намерен потренироваться. Составишь компанию?

– Не сегодня. Хочу отдохнуть как следует, прежде чем придется всерьез пустить свои когти в дело.

С поклоном и понимающим кивком Йосинори покинул ее, скрывшись в комнате, из которой вскоре вернулся с мечом. Двор был пуст, после того как мико покончили со своей работой. Йосинори выровнял стойку, успокоил дыхание, направил ки по всем конечностям и принялся повторять ката. Методичные и выверенные движения очаровывали, и Генко позволила себе слабость – наслаждаться зрелищем и совсем немного, но жалеть, что отказала ему.