Когда луна окрасится в алый

Она тяжело дышала, все еще приходя в себя. Генко отвыкла от благодати достаточно, чтобы теперь все тело бурлило от силы, что ее переполняла. Она даже не догадывалась, насколько ей этого не хватало, как медленная потеря своей энергии незаметно отдаляла ее от некогда привычных способностей.

Руки все еще мелко дрожали, но Генко видела не это, а мягкое, едва заметное серебристое сияние, которое источала ее кожа. Неконтролируемая пока энергия пыталась улечься в теле, пробираясь глубже, в самое сердце и заполняя Хоси-но-Тама до краев.

Лисицы, ёкаи и духи, что не сводили с нее глаз, склонились, когда Генко оторвала взгляд от своих ладоней и заметила их. Почтение и благоговение, источаемые ими, были ощутимы едва ли не на физическом уровне. Генко обернулась к дому: на энгаве стояли дзасики-вараси и убумэ. Они обе улыбались, почтительно кланяясь своей госпоже, и держали в руках аккуратно сложенное черное, как самая глубокая ночь, кимоно, расшитое звездами.

– С возвращением, – в один голос произнесли ёкаи, и Генко наконец ощутила, что действительно вернулась.

Взмыленная лошадь тяжело дышала, когда Йосинори ворвался в деревню поздним вечером. Занимающую обычно полтора дня дорогу он преодолел за один, загнав одного коня и заменив его на другого в одной из небольших деревень. Пока Йосинори добирался до Сиракавы, повсюду видел отчаяние и страх. Согласно донесениям, празднование Обона было сорвано по всей стране, а в некоторых городах и деревнях завершилось кровавой бойней, где погибли ками, оммёдзи и мирные жители. Словно было мало затянувшейся войны.

Тории храма казались потускневшими, а Оота – еще более сгорбленным и дряхлым. Мико пытались выполнять свои обязанности, но по их встревоженным и уставшим лицам он понял, что зажигание фонарей на территории было последним, о чем они думали. Аямэ не было видно, но Йосинори не волновался о ней. Он бы не удивился, узнай, что она воспользовалась всеобщим отчаянием, чтобы выслеживать демонов и уничтожать их на месте.

Быстро расседлав лошадь, проведя предхрамовое омовение и поприветствовав обитателей храма должным образом, Йосинори убедился в прочности пояса, на котором был закреплен Кусанаги, и направился к Генко. Будь обстоятельства другими, он бы никогда не потревожил ее в столь позднее время, но нависшая над всеми опасность гнала его вперед.

Йосинори видел очередной кошмар и больше не сомневался в том, что сон станет реальностью. Пылающие деревья освещали все вокруг гигантскими факелами. Ёкаи и духи заполонили собой землю и небо. Воздух гудел от энергии демонов и богов. Дрожали горы. Звон металла и вспышки божественного пламени разносились повсеместно. Крики боли и рев победы заполонили пространство. А на фоне этого полная луна кровавым диском повисла в небе, равнодушно глядя на происходящее.

До красного полнолуния оставалось меньше месяца, если предсказатели правильно высчитали время ее появления.

Ночь медленно вступала в свои владения, над горами в беззвездном небе уже всходила растущая луна. Лес, примыкающий к храму, молчал и в сочетании с надвигающейся тьмой настораживал и пугал. Оммёдзи отругал себя за поспешность. Прежде он не ходил в эти горы ночью – тропинка виднелась не дальше, чем на пару шагов, а после она терялась, и было слишком легко сбиться с правильного пути. Следовало взять с собой фонарь или хотя бы пару бумажных сикигами, чтобы они освещали дорогу, но он не хотел тратить ни капли драгоценного времени. Если Кагасе-о доберется или уже добрался до Генко…

Он запретил себе об этом думать.

Загоревшийся в шаге от него бледно-голубой огонек заставил Йосинори замереть, а после сосредоточиться на пламени. Шар света плясал на ветвях, медленно стекая вниз, подобно капле воды, чтобы потом впитаться в кору дерева и вновь появиться на ветке. От огонька не ощущалось никакой негативной энергии, так что Йосинори отмахнулся от духа и поспешил дальше. Но стоило ему сделать еще пару шагов – как вдоль тропы появились такие же шары света. Они не обжигали ни жаром, ни холодом, не наносили никакого вреда деревьям, а только освещали путь.

Тихо поблагодарив духов за помощь, Йосинори ускорил шаг.

Яркая, ослепительная вспышка света озарила лес и устремилась в небо. Йосинори едва не сорвался на бег, но лес словно стал гуще, преграждая путь к дому Генко. Но как только последние сияющие искры света исчезли в вышине, дорога стала просторнее, ровнее и буквально вытолкнула Йосинори к Генко, которая как раз медленно спускалась по ступенькам дома, облаченная в столь темный наряд, что могла слиться с ночью, если бы сама не источала легкое сияние.

– Спасибо, что привели его, цурубэ-би. – Она не дала Йосинори задуматься над происходящим. Огоньки, что направляли Йосинори, на мгновение стали ярче, после чего вновь успокоились. – Рада тебя видеть, Йосинори.

Она легко подошла к нему и внимательным, несколько требовательным взглядом впилась в его бок. Тот самый, куда его ранил демон. Туго затянутые бинты не давали ране разойтись и кровоточить, но немного сковывали движения и заставляли Йосинори двигаться резче, что, вероятно, и заметила Генко.

– Рад, что с тобой все в порядке, – вместо ответа произнес Йосинори, внимательно осматривая ее. – Но…

Присутствие Генко теперь ощущалось иначе. Более ярко и насыщенно, словно она заполоняла собой все пространство, но не подавляла, а лишь давала о себе знать. И при этом казалось, что ей немного не по себе. Движения были чуть более скованными, шаг меньше, а выражение лица – несколько напряженным.

– Что случилось?

– Только что здесь была Инари-сама.

Она больше ничего не произнесла, но этого было достаточно. Йосинори кивнул, испытывая противоречивые эмоции, что разрывали его на части. Он ощущал облегчение и благодарность богине и теперь понимал осторожность в поведении Генко. К вновь обретенной силе все же еще нужно было приспособиться. Но в то же время тревога от мысли, что Генко совсем скоро покинет земной мир и вернется в небесное царство, тяжело осела на сердце.

Несмотря на переполняющую ее божественную энергию, выглядела Генко уставшей и несколько отчужденной. Тяжесть предательства, о котором Йосинори узнал, когда они расположились на энгаве, давила на нее куда больше, чем Генко готова была показать.

– Прости, я повела себя ужасно грубо, – вдруг произнесла она, мягко поведя пальцами, словно играла на кото[82].

На ее пальцах вспыхнул свет. Серебристое сияние превратилось в нити. Они извивались в воздухе подобно волнам, затем протянулись к Йосинори, а после безошибочно устремились к ране, которую лекари грубо зашили, обработали мазями да затянули потуже бинтами.

Сила Генко работала иначе – мягко и тепло. Йосинори не видел, что именно происходило с его телом, но чувствовал, как срастается кожа, вновь собираются вместе мышцы и исчезает боль.

– Спасибо, – искренне поблагодарил он, чувствуя, что двигаться стало легче, а боль прошла.

– Не стоит, – покачала головой Генко. – Я огорчена тем, что тебя ранили. И раз уж могу теперь легко помочь, то почему бы не сделать этого? Да и ты не успел бы полностью исцелиться до сражения.

– В следующем месяце.

– Да. В Такамагахаре уже об этом известно. Все случится на Хякки яко.

Это совпадало с увиденным во сне. Парад в этом году, судя по всему, действительно приходился на кровавую луну, и это не предвещало ничего хорошего.

Какое-то время они сидели в тишине, каждый думал о своем. Дзасики-вараси неторопливо подала ужин, предварительно заботливо осмотрев свою госпожу и ее гостя и решив, что это именно то, в чем они нуждаются.

За едой вернулся и разговор. Йосинори поведал, что точно перед его отъездом из Хэйана в главный храм к каннуси прибыли сразу несколько посланников богов, а к его собственному наставнику прилетел Карасу-тэнгу. Боги намеревались объединить усилия со смертными в грядущей битве, только бы не позволить демонам захватить власть. Этим утром еще не никто не знал, когда точно ёкаи нападут на ками, но связь Небес со смертными теперь была постоянной и устойчивой.

– На Такамагахару не нападет ни один демон или бог. – Генко произнесла это со всей возможной убежденностью. – Там действуют совершенно иные правила и законы мироздания, основным из которых является невозможность смерти. Так что нападение будет на людей и храмы. Чем больше человек убьешь – тем меньше последователей. Чем меньше храмов – тем меньше влияние бога и опять же меньше последователей. Итог прост.

– Боги ослабнут, – кивнул Йосинори.

– Да, и постепенно сами исчезнут, – подтвердила кицунэ, рассеянно ковыряя хаси в своей пиале с рисом. – Такой исход возможен, но окончательного результата пришлось бы ждать слишком долго. Сомневаюсь, что Озему и его приспешники рассчитывают на это. Они наверняка предполагают другой исход.

– Но что будет с богами, которые предали Небеса? Разве они не пострадают?

– Думаю, – спустя время нерешительно произнесла Генко, – они нашли способ поддерживать свою энергию. Хотя бы с помощью Хоси-но-Тама, но, скорее всего, есть и другие варианты, которые мы пока не видим.

– Но зачем богам вступать в бой самостоятельно? Расчет ведь на это?

– Потому что ками – самоуверенные и самовлюбленные и даже в сражении видят выгоду, – весьма сурово припечатала Генко, поднимая взгляд от своей еды. – Даже если погибнет половина ныне существующих богов, вторая останется в выигрыше, ведь у них прибавится последователей. Все просто: умирает бог, люди о нем забывают, а последователи переходят к тому, кто остался победителем.

Возникшая тишина не была гнетущей, но нависшая угроза давила куда сильнее, чем возможная недосказанность. Генко рассеянно смотрела на свои руки, которые то вспыхивали звездным сиянием, то становились неотличимы от рук обычной женщины. Йосинори внимательно следил за тем, что делает Генко, но не вмешивался, а только вновь и вновь вытаскивал из памяти сон, в котором демоны атаковали людей, где умирали невинные и где Генко, лежа на его руках, улыбалась, но губы ее были окрашены кровью, а силы стремительно покидали изломанное тело.

Пророчества нельзя изменить, не заплатив за это цену. И впервые Йосинори готовился отдать что угодно, но не жизнь кицунэ.