Когда луна окрасится в алый

Эпилог

– Я думала, что в этом году праздник будет более скромным, да и людей поменьше, а вышло наоборот. – Аямэ хмуро осматривала пеструю толпу, лениво опираясь на рукоять меча на поясе. Даже в честь праздника она не изменила себе, вновь одевшись по-мужски.

Мимо них с Йосинори промчались дети, размахивая соломенными и деревянными игрушками. Почти каждый зажимал сладость в руке, и Аямэ брезгливо поморщилась и отступила в сторону, опасаясь, что ее зацепят липкими руками.

Люди в разноцветных кимоно и юкатах шествовали по улице, радостно улыбаясь и смеясь. Торговцы зазывали покупателей нестройными голосами, предлагая буквально все – от отрезов ткани до свежей рыбы, от кованых изделий до сладостей. Жизнь кипела, бурлила, а благодаря украшениям, развешанным повсюду, казалась яркой и красочной как никогда.

– Война в стране закончилась, ками спокойны, вот люди и наслаждаются праздником, – мирно ответил Йосинори.

– Война в стране… – пробормотала Аямэ. – Уверена, это противостояние ками так повлияло на людей, а потому и начались сражения за власть. Даже занятно, что победили Небеса, а власть императора рухнула окончательно.

Йосинори тихо хмыкнул. Когда он возвращал императору Кусанаги, правитель не произнес ни слова. Но взгляд, которым он одарил Йосинори, тяжелый и хмурый, свидетельствовал о том, насколько недоволен император сложившейся ситуацией. Боги подтвердили свою власть. Но император, потомок Аматэрасу, пал.

Мико торопились обратно в храм на торжество в честь Обона, а некоторые готовились к исполнению бон одори.

Аямэ и Йосинори пересеклись с оммёдзи, уже пятым за этот день. Все они были обязаны рассредоточиться по Хэйану и следить за порядком. Никто не хотел вновь столкнуться с полчищами демонов.

– Сейчас вернусь, – сказала Аямэ, хмуро всматриваясь куда-то в толпу. Йосинори проследил за ее взглядом, но не увидел никого знакомого, так что просто кивнул.

Она нырнула в самую гущу людей и растворилась в ней, проворно маневрируя среди мужчин и женщин, обходя замерших у прилавков родителей с детьми и пошатывающихся, как иссохшие деревья на ветру, беседующих стариков. Аямэ должна была выделяться на фоне ярко разодетых горожан в своем форменном темном одеянии оммёдзи, но низкий рост позволил ей быстро исчезнуть из поля зрения Йосинори.

Ей не могло показаться. Иссиня-черная макушка с короткими волосами, что напоминали оперение, мелькнула в толпе и исчезла, чтобы через мгновение появиться у прилавка, что стоял на углу улицы. Аямэ поспешила пересечь дорогу, лавируя между людьми и едва сдерживаясь, чтобы не расталкивать толпу локтями. Преследуемая фигура исчезла в ближайшем проулке, и Аямэ нырнула за ней.

Проулок был шире трех сяку, но Карасу-тэнгу, что стоял на другом его конце, занимал его от края до края. Угольные крылья за спиной были сложены, и казалось, что им все равно не хватает места.

– Ты долго, – грубо заявила Аямэ, крепче сжимая рукоять танто и исподлобья глядя на ёкая. – Обещал Йосинори сообщать о состоянии Генко-сан, но не появился ни разу за весь год.

– Я обещал проследить за ней, но не отчитываться перед человеком, – спокойно ответил Карасу-тэнгу и снял маску. Разноцветные глаза осмотрели Аямэ с головы и до ног, а после вернулись к упрямо поджатым губам и насупленным бровям.

Аямэ недовольно фыркнула и с вызовом вскинула подбородок, ожидая нападки, но вместо этого тэнгу продолжал рассматривать ее и более ничего.

– Почему ты здесь? – не выдержала в итоге она.

– Я один из вестников ками. Боги намерены снизойти на землю во время бон одори; я прилетел, чтобы убедиться, что ничто не испортит празднование в этот раз и что ками ничего не угрожает.

Они замолчали, не сводя глаз друг с друга, но в этот раз первой заговорила не Аямэ.

– Спрашивай.

– Откуда ты знаешь меня? Во время первого нападения Кагасе-о ты словно узнал меня, на Хякки яко упомянул о моем детстве, и вот теперь я хочу узнать, что это было.

Карасу-тэнгу молчал, только отвел взгляд, глубоко задумавшись. На лишенном признаков старения лице появилась складка – глубокая борозда между нахмуренными бровями, – а губы сжались в тонкую линию. Тишина была недолгой и на удивление не давила, поэтому Аямэ терпеливо ждала.

– Как бы я ни думал, но сказать правду кажется наиболее разумным… – в итоге произнес тэнгу, и Аямэ подавила желание возмущенно вскрикнуть. Разумеется, правда была разумнее!

– Так в чем дело?

– Впервые мы встретились в день смерти твоей сестры.

Она ожидала чего-угодно, но не этого. Аямэ даже не знала, как следует отреагировать на подобное заявление, что ей думать об этом. Он помогал тем они? Молча наблюдал за тем, как разрывают на части Рэн?

– Что ты там делал?

Последний вопрос она, вероятно, задала вслух, потому что Карасу-тэнгу ответил на него:

– Ты же не думала, что маленькая девочка, пусть даже и владеющая крупицей благодати Сусаноо-но Микото, способна убить трех демонов?

– Что?..

Он немигающим взглядом смотрел на Аямэ, а она недоверчиво пялилась на него. Рассеянно качая головой, пыталась найти ответ, возразить, но логика не позволила. Всю свою сознательную жизнь она считала, что в тот день ее питали злость и ярость. Но сейчас, услышав вопрос Карасу-тэнгу, она не могла не задуматься о том дне.

Ее нашли возле сестры – она прижимала к себе хрупкое изломанное тело, вопила, рыдала и источала ки такой силы, что взрослые и опытные оммёдзи не могли к ней приблизиться. А еще была отмечена. На ее теле, над сердцем и точно под ключицей, стояло клеймо, хотя никто так и не понял, какому из богов оно принадлежало. Старейшины клана впали в восторг: и без того обещанную ками дочь главы наградили меткой за ее способности; и с тех пор она только и делала, что становилась сильнее, пока в итоге не оказалась второй по могуществу после Йосинори.

– Ты отметил меня…

– Твои отец и мать принесли тебя новорожденной в храм Сусаноо-сама и пообещали ему, когда тебе не было даже месяца. Богам едва ли не ежедневно обещают своих детей в услужение, только бы те наградили их семьи и кланы достатком и благодатью. Сусаноо-сама не ответил на их молитвы. Но после, когда убили твою сестру, на них ответил я. Хотя, стоит признать, я забыл о метке почти сразу, да и поставил ее только потому, что весь твой клан десятилетие твердил о том, чтобы боги приняли их жертву.

Какое-то время Аямэ просто слушала его, но стоило Карасу-тэнгу замолчать, как она расхохоталась – ярко и заливисто, но в то же время с нескрываемым злорадством. Весь клан Сайто считал, что она была благословлена богами, когда выжила после встречи с они. Они верили, что ками приняли ее жертву, что она обязана служить им до скончания дней, но на деле боги не ответили на молитвы клана. Ее отметил ёкай, и это казалось насмешкой Небес и в то же время их благословением.

– И ты вспомнил об этом, когда Кагасе-о сказал о метке? – закончив смеяться, спросила Аямэ. – И именно ты помог мне отомстить тогда? В таком случае я благодарна тебе и, судя по всему, обязана жизнью, Карасу-тэнгу.

Он поморщился, словно услышал что-то неприятное, а после произнес:

– Долг жизни – да, но не называй меня более Карасу-тэнгу.

– Разве это не твое имя?

– Карасу-тэнгу – вид ёкаев, зовут же меня иначе. Я…

Имя утонуло в шуме голосов, вдруг ставших более громкими и взволнованными. Аямэ выдохнула, пытаясь осознать, что, возможно, является одной из немногих, кому известно настоящее имя ёкая, неоднократно помогавшего ей, ведь даже Генко обращалась к нему не иначе, как Карасу-тэнгу.

В последний раз посмотрев на ёкая, Аямэ обернулась и подняла взгляд. С Небес на землю спускалась дорога, сияющая золотом и искрящимся светом. На ее вершине стояли боги – яркие, источающие силу и могущество, а рядом с ними находились помощники. Аямэ едва не задохнулась, глядя на черную кицунэ, что стояла возле пышно одетой в ярко-алое кимоно Инари-ками-сама.

Генко улыбалась так ослепительно, что озаряла собой все вокруг. Ее сестра Бьякко раздраженно закатывала глаза на поведение сестры, но ничего не предпринимала. На короткое мгновение Аямэ подумала: «Не подпортит ли их поведение впечатление людей от нисхождения богов?» – но быстро отмахнулась от этой мысли. Лишь благодать позволяла Аямэ так отчетливо видеть небожителей.

Толпа вновь вскрикнула, когда Генко, поклонившись своей богине, обратилась черной девятихвостой лисой, бросилась вниз и помчалась золотой дорогой к Йосинори, что замер у ее подножия. Он улыбался, впервые за этот год, и Аямэ хотелось обнять брата, потому что впервые с Хякки яко он выглядел расслабленным и счастливым.

Йосинори ступил на дорогу, как если бы смертные могли шагать по ней наравне с ками, и подхватил на руки вновь обратившуюся человеком Генко. На мгновение ее черные как ночь волосы взмыли, подхваченные ветром, и скрыли пару от посторонних глаз. Но когда локоны вновь коснулись спины, Генко и Йосинори смотрели друг на друга неотрывно, жадно и улыбались так ярко, словно намеревались затмить солнце.

Теперь все было именно так, как нужно.

Медленно, в какой-то степени высокомерно с Небес на землю сходили ками. В Хэйане же, на глазах тысяч простых смертных, прижавшись друг к другу и забыв обо всем на свете, стояли двое. Кицунэ, что едва не покинула всех, и оммёдзи, что наконец дождался свою лису.

Конец