Когда луна окрасится в алый

– Но разве так не лучше? – Казалось, что дзёрогумо искренне удивилась. – Перед смертью они всегда счастливы. Они были со мной, окруженные любовью и вниманием, купались в удовольствии…

– Я предпочел бы остаться живым, – заговорил Йосинори, перетягивая внимание на себя.

Дзёрогумо резко обернулась и зашипела, словно один только его вид вызывал в ней неконтролируемый гнев. Лицо ее искривилось и, казалось, пошло трещинами, но на деле это проявлялся истинный облик демоницы. Ее рот раскрылся так широко, что уголки губ теперь заканчивались почти у самых ушей, а из пасти торчали блестящие клыки. Прежде румяное лицо стало мертвенно-серым, с глубокими морщинами, но вскоре стало ясно, что это не складки, а веки. Дополнительные две пары глаз разместились на лице дзёрогумо: два глаза на лбу и еще два на щеках, так что теперь на Йосинори смотрели шесть абсолютно черных блестящих, как обсидиан, вытянутых бусин.

Тело дзёрогумо изменилось всего за несколько коротких мгновений. Прежде стройная верхняя человеческая половина теперь выглядела болезненно худой, иссушенной, серая кожа туго обтягивала торчащие кости, кимоно вышитой тряпкой свисало с тощих плеч. Пальцы удлинились и беспорядочно двигались, напоминая паучьи лапы.

Аямэ рядом с Йосинори судорожно втянула воздух и часто задышала, отчаянно пытаясь побороть надвигающуюся панику.

Стоило дзёрогумо окончательно принять демонический облик, как пауки, что прежде сидели на деревьях, неожиданно ринулись вперед. Аямэ коротко вскрикнула и сразу призвала еще трех сикигами. Ястреб, тигр и волк ринулись на пауков, перехватывая тельца в воздухе и вгрызаясь в них. Пауки издавали тонкий писк, когда пасть или когти сикигами впивались в лапы или брюхо. Ночной воздух наполнился их воплями, что отдавали звоном в ушах.

– Агукё: басси сикигами – Тода, – громогласно произнес Йосинори.

Объятый пламенем крылатый змей издал оглушающий рев и ринулся в самую гущу леса. Паутина, которой были оплетены ветви, тут же тлела, пеплом осыпаясь на землю, древесина нехотя, но занималась от соприкосновения с крыльями сикигами, из-за чего загорались и пауки, добавляя в и без того наполненный криками воздух еще больше шума.

Все происходило так быстро, что дзёрогумо не сразу поняла, что случилось. Завизжав так, что у оммёдзи заложило уши, она ринулась на противников.

– Судзаку!

Красная птица тут же набросилась на дзёрогумо, но демоница скрылась за пауками, которые бросились прикрывать свою родительницу. Перья Судзаку, опадая, превращались в искры и, коснувшись любого существа, тут же обращали того в столп пламени.

В воздухе разливался кислый запах яда, что стекал с паучьих клыков, жженых волосков с их лап и пепла от паутины. Дзёрогумо продолжала реветь и пыталась пробиться хотя бы к одному из оммёдзи, но тех, окружив плотным кольцом, защищали сикигами.

Йосинори направлял Тоду и Судзаку на пауков, чтобы не дать им и дзёрогумо приблизиться к Аямэ. Пусть она и отбивалась, но в глазах ее все так же читались страх и отвращение, а руки мелко дрожали. Огненные сикигами перехватывали и уничтожали врагов: Тода вился у земли, пока Судзаку сжигал пауков на деревьях.

Дзёрогумо не сдавалась. Вновь и вновь посылая собственных детей на оммёдзи, она и сама пыталась пробиться к ним. Она не была физически сильна, но многочисленные помощники не позволяли к ней подобраться.

Вдруг демоница застыла, а ее и без того обезображенное лицо искривилось еще больше. Губы растянулись в оскале, продемонстрировав полный рот острых зубов с выпирающими клыками. Она застрекотала что-то своим паукам – и они, ни на мгновение не останавливаясь, вдруг ринулись на Йосинори, которому не оставалось ничего другого, кроме как прикрыться Тодой. Змей сразу же сжег большую часть нападавших, но не смог защитить Аямэ, чем и воспользовалась дзёрогумо.

Все замерло. Йосинори смотрел на сестру, которая оказалась в плену у демоницы. Тонкая лапа насквозь пробила плечо Аямэ, подняв над землей почти на три сяку[62]. Страх перед пауками и боль от ранения отражались на лице Аямэ.

– Это дитя столь невинно… И так испуганно. – Нежный голос дзёрогумо никак не вязался с ее кошмарным обликом и безжалостной улыбкой. – Посмеешь ли ты сейчас напасть на меня?

– Более чем, – вместо Йосинори ответила Аямэ и бросила в дзёрогумо офуда.

Демоница закричала, пытаясь снять с себя священные обереги, что прожигали ее кожу, но тонкая, казалось бы, бумага намертво прикрепилась к телу. Дергаясь и во все стороны размахивая паучьими лапами, дзёрогумо сбросила Аямэ на землю. Та всхлипнула от боли и глухо застонала. Тигр-сикигами принялся отгонять пауков, которые попытались напасть на беззащитную хозяйку.

– Судзаку!

Птица мелодично вскрикнула и увеличилась в размерах. Ей было мало места, ветви деревьев не позволяли развернуться во всю мощь, но жаркого сияния ее пламени было достаточно, чтобы осветить лес и пауков.

– Бьякко, Рикуго!

Белоснежный тигр и человекоподобный сикигами появились рядом с Йосинори, и если первый сразу бросился на пауков, помогая духам Аямэ, то второй остался на месте и только широко раскинул руки, будто желал обнять кого-то.

Деревья затрещали, ветви пришли в движение, хотя ветра не было, и принялись сбрасывать пауков вниз – способность Рикуго, духовного воплощения покровителя деревьев, часто была бесполезна в бою, но сейчас оказалась весьма уместна. Тода носился вдоль земли огненной лентой, сжигая всех, кого видел, треск объятых пламенем паучьих тел стал еще более громким. Дзёрогумо все пыталась снять с себя офуда, рыча и шипя, но никак не могла этого сделать. Она была столь сосредоточена на своей задаче, что не заметила, как песчаная змея, огромная настолько, что ее тело не смог бы обхватить ни один взрослый мужчина, обвилась вокруг дзёрогумо и принялась опутывать демоницу.

Аямэ аккуратно придерживала раненую руку, с трудом стояла на ногах, опираясь на тигра-сикигами, и с ненавистью смотрела на дзёрогумо. Стоило только паучихе полностью оказаться во власти змеи, как Аямэ криво улыбнулась и едко произнесла:

– Йосинори был прав. Не такая уж ты и красавица.

Дзёрогумо закричала, но священное пламя уже объяло тучное тело, добавляя еще больше смрада в прежде свежий запах леса. Огонь быстро пожирал демоницу, и вскоре от нее осталась лишь небольшая горка золы, которую поутру окончательно уничтожит солнце. Пауки же, учуяв смерть матери, принялись бежать, но сикигами не дали им скрыться.

В лесу воцарилась оглушительная тишина.

Йосинори тяжело дышал. Пусть он не пострадал физически, но призыв сразу четверых генералов, двое из которых еще и использовали пламя, истощил его духовно. После помощи Генко, пути в Хэйан и тренировки с Аямэ энергия в теле не успела полностью восстановиться. Потому нынешнее сражение далось не так легко, как могло бы.

– Твое упрямство и гордость однажды тебя погубят. Если бы дзёрогумо смогла вырваться, она бы бросилась на тебя. Не твои ли слова, что не стоит оскорблять женскую красоту? – глядя на пошатывающуюся Аямэ, произнес Йосинори и подошел к сестре.

– Я знала, что она уже никуда не денется, – устало ответила Аямэ, позволяя брату взять себя на руки и отнести домой. Пусть она боялась этих тварей, но это вовсе не значило, что она будет только дрожать от страха.

Какое-то время Йосинори нес ее в тишине, но в итоге Аямэ не удержалась и весьма раздраженно спросила:

– Значит, ты посчитал кицунэ, с которой должен бороться, красивой? И даже не пытайся убедить меня, что это удачно пришлось к слову. Я знаю, когда ты лжешь, а когда говоришь правду. Ты действительно считаешь лисицу привлекательной!

В голосе Аямэ звучало ничем не прикрытое обвинение. Йосинори не знал, как следует на это отреагировать. Считал ли он Генко красивой? Конечно. В конце концов, у него были глаза и вбитое в процессе обучения понимание прекрасного, так что глупо отрицать очевидное.

Но отчего-то казалось, что Аямэ подразумевает нечто другое, и сейчас Йосинори меньше всего хотел об этом думать. Он желал вернуться домой, смыть с себя грязь, кровь и пепел после сражения и выспаться. Так что вместо ответа на вопрос сестры он задал встречный:

– Пауки?

Аямэ яростно посмотрела на брата и ударила его в грудь здоровой рукой, из-за чего он тихо охнул. Удовлетворенно усмехнувшись, она устроилась удобнее, отозвала наконец своих сикигами и предупредила:

– Разговор о кицунэ не окончен, но отложим до завтра. И если хоть кто-то из Бюро узнает о моем страхе, поверь, я отомщу.

– Я буду молчать, – понимающе кивнул Йосинори с легкой улыбкой. Он и не ожидал, что сестра позволит ему уйти от ответа. Только на сегодня, но пока что этого достаточно.

Неторопливо двигаясь домой, чтобы не тревожить рану Аямэ и дать ей отдохнуть, Йосинори отстраненно наблюдал, как сестра медленно, но непреклонно засыпает. Усталость проникала в кости, но он продолжал идти, мечтая о тепле постели и долгожданном отдыхе.