Станем сильнее

5. Выбор

Лагерь эдельгвирская армия разбила неподалёку от города на случай, если ноа-ка-вайцы бросятся в погоню. Я развёл для воинов огонь, благо как раз хотелось его развеять. Развеять те противоречивые эмоции от встречи с Мирой. Совсем не той Мирой, которую я не смог уберечь тогда, на пирсе.

От мыслей и воспоминаний отвлекал тихий шёпот окружения. Меня окружала эдельгвирская армия, залатывавшая раны. Укусы, порезы, следы от копий создавали впечатление, будто битва происходила не между войсками, а между русалками и хищными рыбами. В водах держалось напряжение, давление, зато духом воины не падали, и это наверняка внушало всем какую-никакую надежду.

Тем не менее останавливаться нельзя, поэтому воины трудились, разбивая странного вида палатки, похожие больше на округлые гамаки с бесформенно окружающей их тканью, и лишь в полтона, нерадостно разговаривая о недавно пережитом.

Но что-то тяжёлое и давящее, как глубина моря, не давало мне вслушаться: знакомый образ возникал перед глазами, и я пытался раскрыть его загадку – загадку того, почему его нежность превратилась в жестокое осуждение. Но не получалось, как бы я ни старался.

– Что-то не могу найти Гили, – послышался знакомый голос, и вода рядом всколыхнулась от движения. – Не видел её? Надеюсь, она не ускакала следом за Мирой.

Я не мог ничего ответить. Я и вправду её не искал. К собственному стыду, судьба Гили была одной из последних проблем в моём списке. Благо Захария готов был ею заняться.

– Что ж, ты сам знал, чем это обернётся, – видно, понимая моё безразличие, сменил тему он.

– Всё изменилось, Захария, – не желая верить, ответил я. – Мне казалось, всё-таки можно что-то с этим сделать. Я даже не думал, что мы окажемся по разные стороны.

– Вы всегда были по разные стороны: ты – Проводник, она – княжна. Ты забыл?

Я обернулся к другу и увидел лишь сочувственно вскинутые брови и натянутую улыбку.

– Как я могу забыть? Я каждый раз, видя её, вспоминаю. И каждый раз жалею, что взял её с собой.

Я почувствовал, как жар приливает к груди. Реликвия Огня, моё пламенное сердце, запылала в оранжево-алом свете.

– Что же это за шутка такая? Очередное испытание? – спросил я скорее себя, чем Захарию.

– Возможно. В конце концов, слуга должен доказать свою преданность, – выдохнул тот: слова давались ему с трудом. – Тебя предупреждали.

Захария говорил это с таким поразительным цинизмом, что мне вдруг захотелось его ударить. Однако гнев быстро сменился стыдом, и я зарылся рукой в волосы, теребя их и пытаясь тем самым взбодрить себя, собраться с мыслями. Но безуспешно.

Лицо, лицо, одно и то же лицо… Я сходил с ума. Хватит, хватит, хватит…

– Хей, – почувствовал я тонкую руку на своём плече. – Что гложет тебя, Проводник?

Я мгновенно напрягся. Обернулся и увидел Адрастею. Её роскошные волосы по-прежнему медленно развевались на подводном ветру. Я снова закупорил чувства, понимая, что очередной такой акт в итоге приведёт к тому, что сосуд терпения вспенится и пробка вылетит с громким хлопком.

Я поднялся на уровень Адрастеи, глядя ей в глаза. Вода покорно подхватила меня.

– Я думал, что Мира будет на нашей стороне, – признался я. – Я совершенно не понимаю, как ноа-ка-вайцы убедили её…

– А я совершенно уверена, что они одурманили её! – перебила меня Адрастея. – Они наверняка её чем-то отпоили, загипнотизировали, запугали… Ох, прости, я вспылила. Ты что-то говорил.

Что ж, и хорошо, что она не дала мне закончить. Я мог бы выдать свою жуткую догадку: пламенное сердце отчётливо дало мне понять, что Мира сделала это по своей воле.

– Да, я хотел сказать то же самое, – подыграл я.

– Надо с этим что-то делать! – загорелась Адрастея, и где-то внутри я даже порадовался. – Я предлагаю в следующей битве взять её в плен. Хотя эти рыбёшки дали ей какое-то копьё, которым она победила даже тебя – силу Огня воплоти… Нужно подумать над этим, я ещё толком не решила. А у тебя есть идеи, Проводник Феникс?

Я поражённо уставился на неё: неужели Адрастея собралась помочь мне с моей миссией? Она говорила так искренне, в таком запале, что даже шёпот пламенного сердца не нужен был, чтобы понять чистоту её намерений.

– Ты… хочешь мне помочь? – пролепетал я. – Но я же не просил этого перед твоим отцом. Я сказал, что сделаю сам…

– Ты действительно думаешь, что я настолько бесчестная?! – воскликнула Адрастея, гордо вскинув подбородок. – Я видела, как ты помогал мне изо всех сил, Проводник Феникс! Ты едва не пожертвовал жизнью ради меня и моей Родины. Неужели ты предлагаешь мне это проигнорировать?

Впервые на моём лице возникла улыбка. Наследница… Всё-таки мы связаны. Всё-таки, возможно, надежда есть.

– Спасибо, – проговорил я на одном выдохе. – Правда, спасибо. Для меня это очень важно, полемарх Адрастея.

Я опустил взгляд, и подплывший Захария похлопал меня по плечу. Из-за сопротивления воды он сделал это так медленно, что я усмехнулся. Адрастея тоже не удержалась от улыбки.

– Можно просто Адрастея, – кивнула она.

– Тогда – просто Феникс, – кивнул в ответ я.

Мы на мгновение замолчали, и далёкий оклик прервал воцарившуюся тишину:

– Полемарх Адрастея! Посмотрите, это просто…

– Это просто дурачество! В такой момент это просто непростительно, – перебил другой голос. – Не позорься перед полемархом, юнец…

– Да ну! Наверняка она захочет посмотреть! В такой момент любая радость важна.

Адрастея отвернулась, расплывшись в улыбке. Несложно было понять, кого из двоих спорящих она выберет.

– Мы обязательно спасём Миру. Однако сейчас я бы хотела кое-что показать вам, Феникс… и Захария, верно?

– Да, полемарх, – вежливо изобразил полупоклон тот.

– Можно просто Адрастея.

– К сожалению, моё плебейское происхождение не позволяет мне подобную дерзость, – безэмоционально произнёс Захария, и я узнал в этом тоне знакомые нотки.

Когда-то и я услышал эти слова и тоже им рассмеялся.

– Твоё право, – в отличие от меня спокойно кивнула Адрастея. – А теперь подплывём.

Мы двинулись за ней. Захария сопроводил меня взглядом, кажется, одобряющим, но не радостным.

Мой взгляд обратился к воинам Адрастеи, и я заметил между воинами крупную чашу, изрисованную древними письменами. Я их плохо понимал: кажется, это был старый эдельгвирский, но этот язык я изучить, очевидно, никак не мог. Письмена разбавляли фигуры из камня, а края чаши окаймляло серебро. Приглядевшись, я рассмотрел изображение: воины с трезубцами загоняли к верху чаши существо, похожее на гигантского осьминога.

– Смотрите, полемарх, я призвал Кракена!

Вслед за восклицанием юного воина из чаши поднялись серебристые щупальца. Я застыл в исступлении, пока юный тритон водил руками с прикрытыми глазами, повелевая иллюзией, заставляя ту танцевать под незнакомую песню.

– Прекрати осквернять священную вазу! – воскликнул другой русал с бритыми полуседыми висками. – Это тебе не игрушка. Богиня тебя накажет…

– Как… красиво, – ахнула Адрастея, перебив его.

Она подплыла к щупальцам и провела между ними рукой – те слегка расплылись от её движения. От пламенного сердца повеяло знакомым восторгом.

– Вот молодёжь пошла, – фыркнул воин. – В мои годы за эту выходку руки бы поотрывали.

– Не преувеличивай, – скромно улыбнулась Адрастея. – Никто не будет отрывать руки за чудо.

Воин пожал плечами, ведь возражать полемарху было бы дурным тоном или даже хуже – проступком.

Я подплыл ближе, и Адрастея аккуратно взяла меня за запястье, проведя моими пальцами сквозь иллюзию.

Мне никогда не приходилось трогать нечто ложное, совсем нематериальное. Я удивился тому, как ловко этот юный воин обманул моё зрение: я ожидал хотя бы лёгкого прикосновения, но вместо этого не ощутил совсем ничего.

После наших движений щупальца быстро исчезли: в конце концов, иллюзия не может долго поддерживаться, если в неё не верить. Но мы с Адрастеей верили. Мы знали, что сейчас, в этот миг, нам нужна вера хотя бы во что-то.

– А это правда? Что вы пленили Кракена? – спросил Захария, появившись за моей спиной.

Я и без того знал ответ.

– Не пленили, а приручили, – поправила его Адрастея, спешно выйдя из транса.

– И как же так вышло? – тут же поинтересовался Захария.

– Посмотри на чашу. История стара как мир, все её знают, и пересказывать её из раза в раз – только время терять. Время, которое мы можем потратить на то, чтобы двигаться вперёд.

Я нахмурился: удивительно, какое отношение в Эдельгвирской империи к таким значимым историям. Но чтобы не провоцировать разногласия, я вернулся к предыдущей теме.

– Я читал, что Кракен живёт в бухте, но может свободно гулять по морям, пока его не призовут, – объяснил я Захарии.

– Это разве не плен? У него нет своей воли, – возразил он.

– Если бы не наша рука, которая направляла бы Кракена на наших врагов, тот бы свирепствовал по всему морю и пожирал невинных смертных, – повела плечом Адрастея, будто говорила что-то очевидное. – Разве было бы лучше, если бы он был неуправляем?

Мы с Захарией переглянулись, и, кажется, в нас зрел один и тот же вопрос. Адрастея оказалась достаточно проницательна, чтобы снять слова с наших губ:

– Как мы решаем, кто достоин смерти, а кто нет? – спросила она. – Мы караем жестоких, тех, кто проливает кровь в наших водах. Действительно, мы порой можем ошибаться, но мы не оставим наши моря беззащитными.

– Получается, рыболюди должны исчезнуть из ваших вод? – задал я вопрос, который давно напрашивался.

– Нет, конечно, мы не чудовища, подобные им, – вскинула бровь Адрастея. – Уничтожать целый народ – это бесчувственно. Мы лишь хотим приструнить их.

– Каким образом? – напрягся я.

– Без лидера нет и армии, – сказал немолодой тритон. – Ноа Ка Ваи держится исключительно на вожде. Без него они даже государством считаться не могут: разбегаются, когда нужда отпадает. Более того, они и сами не прочь повоевать друг с другом, племя на племя.

– Именно, но полемарха, наверное, не стоит перебивать, – пробормотал юнец нарочито громко на ухо старшому.

– Прошу прощения… – тут же изменился в лице тот.

– Ничего, – махнула рукой Адрастея. – Я ценю слово каждого гражданина империи. – Она вновь обернулась ко мне: – Пойми, Феникс, мы преследуем благую цель. Рыболюди – жестокий, властолюбивый, неуправляемый народ.

С каждым днём мы рискуем потерять ещё один город, просто потому что очередное их племя решит его варварски разграбить. Ведь это гораздо легче, чем самим стараться и развиваться, чтобы что-то производить. Мы хотим остановить их, чтобы больше никто не страдал.

– Но разве переговоры не могут ничего решить? Возможно, всё не так однозначно… – предположил я.

Как я и думал, Адрастея лишь рассмеялась – отчаянно, злобно.

– Идти на поклон к этим варварам, что убивают эдельгвирцев? К Кракену это! Мой народ не будет попусту унижаться перед дикарями, которые сами едва ли умеют разговаривать. К тому же у нас есть армия, чтобы наконец-то заставить их прекратить набеги – не пустыми словами, а делом. Мы всего лишь защищаемся, не более того. Просто поверь мне.