Иного не желаю. Часть третья

Таис глядела на меня так, будто я собираюсь её сейчас ударить… или загрызть.

— Я не услышал, — рыкнул я. – Ты меня поняла?

Моя сука сжала зубы и… промолчала. Я ожидал покорного повиновения, усиления запаха страха, но…

…она молчала, а в её взгляде постепенно загоралось волчье золото.

— Ты ме-ня по-ня-ла? – по слогам, принципиально на французском, спросил я.

— Oui, — зашипела она, совсем не затравленно. Только поэтому я и продолжил давить.

Нет, если бы Таис не продемонстрировала мне сейчас влияние своей волчицы, я бы конечно просто заставил бы её улечься спать и даже бы позвал Гийома, чтобы проверить состояние своей женщины.

Но в её запахе снова чувствовался зверь.

— Я напомню тебе, что сейчас ты здесь бесправная сука: наши самки не предают ни стаю, ни мужей… Они также не торгуют своими детьми, даже чтобы сбежать от мужа.

Таис вздрогнула.

— Что? – ехидно продолжил я, выплескивая накопившуюся боль. — Интересно, как быстро ты согласилась продать Баю нашу дочь, а? Как долго тебя обрабатывал его бета, расписывая распрекрасную супружескую жизнь сразу, как только меня убьют в статусе одичалого? А ещё, Гильермо бы мог возглавить мою стаю. Вы это обсуждали? Вряд ли бы Бай надолго оставил здесь Марка: ведь все бы знали, кто предал вожака.

— Прекрати, — закричала Таис. – Не было ничего такого. Вообще ничего не было!

—Да? – ухмыльнулся я. – Кого ты обманываешь, дорогая? Моя дочь будет прямым потомком Валуа, а значит, единственной наследницей рода. Да, она не может наследовать стаю, но мои финансовые активы как французского герцога и бизнесмена достаточно обширны, чтобы стать лакомым куском даже для Бая. Ведь как всё прекрасно получается: его бета будет хранить мою стаю, став официальным супругом моей вдове и отчимом для дочери, по факту, с пеленок воспитывая девочку под сына Бая.

Я зло ощерился.

—Прекрасная перспектива, не так ли?

—Нет!!! — Таис заплакала, пытаясь одновременно со слезами выдавить из себя что-то связное. Выходило это плохо.

— Я хотела уберечь… хотела, чтобы дочка росла в любви…я не знала про их сына… я не думала, что Гильермо…

А затем, спрятав лицо в ладонях, она начала выдавать что-то совсем бессвязное. Какие-то числа …

Она просто считала по порядку. На французском.

Я испугался… испугался, что передавил, что она окончательно сломалась… ведь не стоит забывать, что Таис была полукровкой, а у всех полукровок изначально более слабая психика. Я уже подался к дверям, чтобы позвать Гийома, как в этот момент Таис тихо заговорила, на это раз абсолютно четко. Со слезами, но без истерики.

—Я клянусь, о том, что наша дочь родится парой Володи, я узнала только перед самым Советом. Но тогда это уже казалось не таким важным.

—Из-за моих недомолвок, ты сбежала от меня в Шотландию, прихватив с собой мою наследницу, — фыркнул я. – А враньё Баевых так легко проглотила? И даже больше того, поспешила выдавить нашу дочь из своего тела, лишь бы она не оказалась в родной стае?

—Недомолвок???

Она задрала голову и теперь уже её волчица смотрела прямо на меня.

—Ты спал с другими женщинами в тот момент, когда я забеременела. Ты делал вид, что тебе важна наша дочь, важна я – а за моей спиной сношался, как помешанное животное. При этом радостно рассуждая о дополнительных щенках.

Женщина-волчица клацнула зубами так громко, что эхо от этого звука разнеслось по нескольким комнатам.

— Ни в стае Баевых, ни в стае альфа Рамзи оборотни не ведут себя так развязно. А твои воины не стесняясь, трахают всё шевелящаяся вокруг – ничем не отличаясь от своего вожака.

Она положила ладонь на свой живот, явно не замечая того, что ладонь это сейчас явно не была человеческой.

— Любая мать скорее согласиться отдать своего ребенка чужаку, чем принесёт ребенка в несчастливое, плохое место.

—Та мать, которая вместо того, чтобы просить прощения у собственного мужа, сосалась с тем самым чужаком? – фыркнул я, чувствуя, что хватил через край. Да, Таис явно почти обернулась, распространяя изумительный, сладкий для моего зверя, аромат. Но слова… её слова заставляли моего волка злиться и требовать наказания для зарвавшейся суки.

—Знаешь, почему в стаях Баева и Рамзи порядок? – криво усмехнулся я, понимая, что это край. Мой край. Пора было заканчивать этот разговор. – Потому что у них дома сильные Луны стай! Потому что Настя и эта девка Рамзи – властные суки, которые знают не только как вести дом, но и как привязать к себе своего мужика.

Схватив её за налитую грудь, я рыкнул.

— Если бы ты не билась в истерике каждый раз, когда я хотел насладиться твоим телом, мне не пришлось бы трахать других.

Подойдя к столу, я вытащил из шкатулки кольцо Валуа.

— Подумай об этом, когда в следующий раз решишь совершить очередную глупость.

Положив кольцо на поверхность стола, я процедил:

—Это кольцо должна будет надеть моя настоящая герцогиня – женщина, которая будет готова принять и нести всю ношу: герцогство, бремя рода Валуа и стаи оборотней.

Чувствуя, не могу уже контролировать своего волка, я принялся раздеваться, прохрипев напоследок:

— Я больше не позволю эгоистичной суке носить на руке это кольцо.

Мне не стоило вспоминать о матери в этот момент. Но вот не удержался… Интересно, чем оправдывала себя та сука, когда вытравливала мою сестру из своего тела?

Наверняка, у неё тоже имелись какие-то оправдания.

Перевоплотившись в зверя, я выпрыгнул с балкона прямо в парк, отпуская своего волка порадоваться Луне. Пусть уж хотя бы так.

Впрочем, даже отправившись на короткую пробежку возле замка, я не забыл о Таис.

И о нашем разговоре.

Наслаждаясь родным воздухом Ангулема, щедро сдобренным сегодня лунным светом, я неожиданно осознал, что практически не злюсь на неё. Точнее, злюсь, но лишь за её побег, за её безразличное отношение к стае… в остальном, во мне не было настоящей злости.

Даже мой распалённый зверь и то оправдывал нашу самку: несмотря на двусмысленность ситуации, я мог охотно представить, что она говорила правду. Что её поведение с Гильермо было обусловлено экспериментами необученной полукровки. Моя сука провоцировала чужого бету просто для того, чтобы окончательно убедиться, что заводится она только от меня — старики на Совете надавили на неё своей силой, так что Таис не могла в этом соврать.

Что же касается дочери, то… ещё ночью, подкармливая своего щенка силой, я вдруг отчетливо понял, что двигало Таис все это время. Забота. Если её действительно совсем не принимали в моей стае, то моя глупая женщина могла подумать, что это отношение переместится и на дочку. Да она сама говорила об этом на Совете, пытаясь во что бы то ни стало выпросить для себя «развод».

Таис, конечно, несла полную ересь – моя наследница в любом случае стала бы сокровищем для стаи, даже если бы и родилась простой оборотницей. Но ведь факт не в этом.

А в том, что она боялась за нашего ребенка. И готова была пойти на что угодно, лишь бы обеспечить её счастливое будущее.

Пусть, она ведь предала меня вчера. Предала, по факту, трижды:

Позволила чужаку коснуться себя – это раз;

Выступила против меня на Совете – это два;

Согласилась на кесарево и, скорее всего, хотела отдать дочь Баю – это три.

Три долбанных предательства за один день.

Только вот…

… я усмехнулся, признавая за собой это: в глубине души, я не считал её действия за настоящее предательство.

И тогда я окончательно понял, почему во мне нет настоящей злости.

«Она хотела как лучше».

Тая

Глядя в пустое распахнутое окно, я пыталась прийти в себя. Этьен… мне было страшно признаваться в этом самой себе, но в его словах была своя правда: со стороны всё происходящее выглядело совсем иначе.

А не так, как было на самом деле.

Интересно, неужели и у моего отца были какие-то причины, которые если не извиняли его поведение, то хотя бы объясняли всю ту боль, что он причинил моей маме?

Горько усмехнувшись, я потянула на себя теплый плед. Окно мне закрывать почему-то не хотелось.

А можно ли вообще как-то объяснить жестокость мужчины к своей женщине?

Натан когда-то пытался меня убедить, что в наших с Этьеном бедах виновато моё детство: отец, который причинял маме как физическую, так и моральную боль просто потому, что не умел по другому любить; мама, которая так и не смогла пойти навстречу отцу и перешагнуть через своё отторжение к нему.

Навстречу, а?… после всего, что он с ней сотворил…

Этьен тоже только что сказал, если бы мы чаще проводили время вместе, ему бы не пришлось искать удовольствия у других.

Честно, между прочим.

Только всё равно больно.

Сжав зубы, чтобы не расплакаться в голос, я смотрела на лунный луч, бегущий по стене все равно что прожектор.

Слишком быстро, слишком неровно… слишком странно.

А затем будто эти самые лучи соткали человеческую фигуру… так, что уже через минуту, улыбаясь, на меня смотрела знакомая серебровласка.

— Вы… — ошарашено протянула я, чувствуя, как начинаю мелко дрожать.

Это была не Настя, не Аля … это была она — Луна Оборотней. Настоящая.

Женщина, улыбнувшись клыкастой улыбкой (от которой меня тут же бросило в дрожь), осторожно присела в кресло напротив меня.

— А здесь ведь не так уж и страшно, — оглядев спальню Этьена, пробормотала Луна Оборотней. – Правда, обстановку я бы всё же сменила… Но французы любят всё помпезное.

— А вы не француженка? – глупо спросила я, просто потому, что не представляла как вести себя в подобной ситуации. Это ведь Луна Оборотней – сверхъестественное существо, которое… которую…

—Не беспокойся, — снова сверкнула клыками моя посетительница. – Это наша последняя встреча…. по крайней мере, до грани.

Указав рукой на мой живот, она пояснила:

— Твоя дочь связывает нас. Я могу приходить только к ней… И к тебе, пока она внутри твоего тела.

Я замерла, не зная, как вести себя дальше.

А женщина хрипло рассмеялась.

— Когда-то давно, когда мы были не двуликими, в нас был мир… с тех пор прошло много столетий, но мои дети никак не обретут потерянное тогда.

Она с любопытством посмотрела на меня.

— Я могу провести тебя дорогами памяти, если ты этого хочешь.

Проведя нечеловеческими когтями по обивке кресла, Серебровласка задумчиво протянула:

— Здесь так давно не было счастья… А несчастья было хоть отбавляй.

Она подняла голову и пристально посмотрела на меня.

— Решай, Тая. Сегодня я пришла к тебе в последний раз.

Если честно, то в тот момент я не думала ни о чем таком… Просто в моём рациональном мышлении, воспринимавшем оборотней как продукт странной мутации, не укладывалось, что Серебровласка говорит «о дорогах памяти» в прямом смысле этого слова. Я наивно предполагала, что это всего лишь метафора для длинного, обстоятельного рассказа о прошлом — возможно, даже чего-то, что касалось моих родителей, ведь не просто же так Луна Оборотней появилась, когда я воспоминала о маме и отце.

Я была настолько вымотана, настолько морально иссушена своими страхами, что когда Серебровласка протянула руку, я тут же протянула свою в ответ, рассчитывая, что сегодня мне, наконец, объяснят, почему отец был настолько несдержан с матерью.