Иного не желаю. Часть третья

По походу приказал Винсенту приготовить «сиреневую» гостиную и вызвать Блеза ко мне в кабинет.

В детали (потому что держал Таис на руках) я не вдавался, но дворецкий не просто так был дворецким герцога, а потому понял мои приказания с полуслова.

На самом деле, «сиреневая» гостиная» представляла собой небольшую комнату, которую предпочитали герцоги, когда им хотелось позавтракать интимно — только семьёй.

В моем детстве такое случилось только раз, и то это был не завтрак, а ужин: когда отец и мать торжественно рассказали мне о том, что скоро у меня родится сестра.

Я горько усмехнулся: неприятные воспоминания, но что делать? Может, лучше думать о том предке, который отделал эту комнату в сиреневые цвета – любимый цвет его истинной пары, который он сам, по легенде, терпеть не мог… Хотя не удивительно: на самом деле, все истинные суки рано или поздно начинают вить веревки из своих мужей.

Направляясь в свой кабинет, я снова усмехнулся, соглашаясь со своими собственными мыслями. Вот взять хотя бы Таис. Ещё год назад, когда она впервые оказалась в моём замке, я подталкивал её к самостоятельности; к тому, чтобы она проявила себя как сильная герцогиня и сильная же самка.

И, казалось бы, после всего, что она натворила, я должен был прижать её своей Альфа-силой и уже никогда не выпускать её из повиновения, но…

… взамен я собираюсь унизить своего будущего бету.

Нет, моё раздражение на Таис никуда не делось — я злился из-за её мягкости. Вместо того чтобы дать отпор одной наглой девице, которая появилась в замке позже её самой, Таис просто поджимала губы и проходила мимо… в то время, как её мысли моментально становились серыми, печальными.

К счастью, я теперь всё чаще слышал её волчицу – в том числе и Таину боль, в те моменты, когда той чертовке удавалось поддеть мою пару.

А ещё я просто млел от Таиных чувств в те моменты, когда она думала о нашей дочери. Не знаю, как облечь всё это в слова… В общем, как только дело касалось безопасности и счастья нашей наследницы, тихая забитая полукровка превращалась в яростную волчицу, фурию, готовую растерзать каждого, кто мог даже только помыслить причинить вред нашей дочери.

Я не понимал – не мог понять – почему всё это касается только ребенка, а не её самой, но…

…мне и этого пока было достаточно.

Несмотря на все глупости, которые совершила моя беременная жена, сейчас я более чем когда-либо был уверен, что делала она это только ради ребенка.

Глупо, недальновидно, неправильно — но, по крайней мере, она не вытравливала ребенка из своего тела в угоду любовнику.