Империй. Люструм. Диктатор

— Нет, но не помешало бы иметь то, что можно показать вождям сената.

— Лично я, если не возражаешь, предпочел бы, чтобы ничего не записывалось. Тогда мы сможем говорить свободнее.

Вот почему не осталось дословной записи совещания, хотя сразу же после него я составил отчет для Цицерона.

Сперва Октавиан кратко рассказал о том, что творится с войсками, как он это понимал. Он имел — или вскоре должен был получить — четыре легиона: ветеранов из Кампании, солдат, набранных в Этрурии, а также легионеров Марсова и Четвертого легионов. У Антония было три легиона, в том числе «Жаворонки», и еще один, составленный из неопытных новобранцев. Антоний двигался на Децима; тот, как он понял из донесений лазутчиков, отошел в город Мутину, где резал скот и солил мясо, готовясь к долгой осаде. Цицерон сказал, что у сената есть одиннадцать легионов в Дальней Галлии: семь под началом Лепида и четыре под началом Планка.

— Да, но они на другой стороне Альп, — заметил Октавиан, — и им нужно держать в подчинении Галлию. Кроме того, мы оба знаем, что их начальники не всегда надежны, особенно Лепид.

— Не буду с тобой спорить, — сказал Цицерон. — Все сводится к следующему: у тебя есть солдаты, но нет законной власти, а у нас есть законная власть, но нет солдат. Однако у нас с тобой есть общий враг — Антоний. И мне кажется, это может стать основой для соглашения.

— Соглашения, для заключения которого, как ты только что сказал, у тебя нет законного права, — заметил Агриппа.

— Молодой человек, поверь мне: если вы хотите договориться с сенатом, я — ваша главная надежда, — повернулся к нему Цицерон. — И позволь сказать еще кое-что: даже мне будет нелегко убедить сенаторов. Многие скажут: «Мы не для того избавились от одного Цезаря, чтобы войти в союз с другим».

— Да, — ответил Агриппа, — многие из наших скажут: «Почему мы должны сражаться, защищая тех, кто убил Цезаря? Это просто уловка, они хотят от нас откупиться до тех пор, пока не станут достаточно сильны, чтобы нас уничтожить».

Цицерон ударил по подлокотникам кресла:

— Если вы так считаете, мы напрасно предприняли это путешествие!

Он сделал движение, словно собирался встать, но Октавиан подался вперед и надавил на его плечо:

— Не так быстро, мой дорогой друг! Не стоит обижаться. Я согласен с твоим разбором. Моя единственная цель — уничтожить Антония, и я предпочел бы сделать это, имея законные полномочия от сената.

— Давай проясним вот что, — сказал Цицерон. — Ты предпочел бы сделать это, даже если бы тебе пришлось спасать Децима, того, кто заманил твоего приемного отца в смертельную ловушку? Имей в виду, есть все основания предполагать, что именно так и будет!

Октавиан в упор посмотрел на него своими холодными серыми глазами:

— Это не составит никакой трудности.

С того времени я перестал сомневаться, что Цицерон и Октавиан заключат сделку. Даже Агриппа, похоже, расслабился. Было условлено: Цицерон предложит в сенате, чтобы новому Цезарю, несмотря на его возраст, дали империй и законную власть для ведения войны против Антония. Взамен Октавиан встал бы под начало консулов. Что может произойти в отдаленном будущем, когда Антония разобьют, оставалось неясным. И, как я уже сказал, не делалось никаких записей.

Цицерон заявил:

— Ты сможешь понять, выполняю ли я свою часть сделки, знакомясь с моими речами, которые я буду тебе присылать, и решениями сената. А я по передвижениям твоих легионов пойму, выполняешь ли ты свою часть.

— На этот счет у тебя не должно быть сомнений, — ответил Октавиан.

Аттик ушел на поиски управляющего и вернулся с кувшином тускского вина и пятью серебряными чашами, которые наполнил и протянул каждому. Взволнованный Цицерон произнес речь:

— В этот день юность и опыт, оружие и тога объединились в тесном согласии, чтобы спасти государство. Отправимся же отсюда в путь, каждый к своей цели, полные решимости исполнить долг перед республикой!

— За республику! — воскликнул Октавиан и поднял свою чашу.

— За республику! — эхом отозвались все мы и выпили.

Октавиан и Агриппа вежливо отказались остаться на ночь, объяснив, что им нужно добраться до их ближайшего лагеря до темноты: на следующий день начинались сатурналии, и ожидалось, что Октавиан раздаст своим людям подарки. После множества похлопываний по спине и торжественных заверений в вечной привязанности Цицерон и Октавиан распрощались. Я до сих пор помню последние слова молодого человека:

— Твои речи и мои мечи образуют непобедимый союз.

Когда они уехали, Цицерон вышел на террасу и прогулялся под дождем, чтобы слегка успокоиться, в то время как я по привычке убрал винные чаши — и заметил, что Октавиан не выпил ни капли.