Холоп-ополченец (1606-1612 гг.) [Книга 1 (1606-1609 гг.)]

IV

Громкие крики, ругань, топот множества ног разбудили спавших мужиков.

Из-под двери пробивалась узкая полоска света, рассеивая ночной мрак. Перепуганные спросонок мужики торопливо натягивали на себя армяки, обувались.

Михайла первый вскочил, подбежал к двери, налег плечом и распахнул.

Яркий свет морозного утра потоком ворвался в клеть, и вслед Михайле раздались удивленные голоса:

— Михалка! Откуда взялся? Увели ж его голову рубить. Ишь живущий!

Но Михайла не слушал. Он стоял на пороге, стараясь разобрать, что такое случилось.

У крыльца избы Болотникова шла остервенелая свалка.

Сперва Михайла никак не мог разобрать, кто с кем дерется. Все орали в голос. Но сквозь крики и вопли до него донеслось вдруг жалобное овечье блеянье. Он присмотрелся и увидел, что в самой гуще свалки несколько мужиков рвали из рук у казака большого барана. Другие казаки вступились за своего и расталкивали мужиков. Но мужиков все прибывало, и дрались они ожесточенно, пытаясь вырвать барана.

Из-за спины Михайлы просовывались головы обозчиков.

— Гляди, гляди, — кричал Савёлка, — разорвут барана-то! Казак-то саблю тащит.

— Ишь, казаки волю взяли, — подхватил Лычка. — Барана, стало быть, у мужика спер, бродяга.

Раздалось отчаянное блеянье барана, ручьем хлынула кровь, и мужик, державший барана за рога, откинулся назад, взмахнув вверх баранью голову. Казаки загремели хохотом и поволокли прочь баранью тушу.

Но обозленные мужики кинулись на них, и опять завязалась рукопашная схватка. Савёлка, оттолкнув Михайлу, бросился туда же и замешался в толпу мужиков.

Со всех сторон на площадь бежали мужики с топорами, с косами и казаки с саблями. Сквозь визг, вопли и топот вырывались крики:

— Сюда! Наших бьют!

— Ратуйте!

— Вконец ограбили, басурмане!

— Хуже приказных!

— Лупи их, ребята, саблями!

Вдруг распахнулась дверь избы, и на крыльцо вышел Болотников.

Суконный кафтан был надет в рукава и туго стянут поясом, шапка сдвинута назад. Глаза показались Михаиле совсем черными. Он ступил два шага, выхватил саблю и крикнул властным голосом, перекрывая гомон и визг толпы:

— Стойте вы, черти! Слушай меня! Казаки!

Толпа стала понемногу распадаться на части. Свалка кое-где обрывалась. Казаки совали сабли в ножны. Крики затихали. Но вдруг из толпы вырвался мужик, все еще державший за рога баранью голову, и бросился к крыльцу с криком:

— Заступи, кормилец! Что ж это будет! Сладу нет с казаками.

Сейчас же из толпы поднялись крики:

— Моченьки нашей нет!

— Грабят пуще приказных!

— Уйми ты басурманов своих.

— Всех баранов свели!

— Бычка зарезали!

— Чого ж? Чи с голоду нам пропадать, чи як? Ничого нема! — раздались ответные крики.

— Ни жита, ни паляницы. Галушок не с чого сварить.

— Хиба ж так по-божьи? Всю скотину переведемо!

— Молчать! — крикнул Болотников так грозно, что на миг вся площадь замерла. — Свару затеяли. Волю добывать сошлись, а барана не поделили. Срам глядеть на вас. Эй, вы, холопы! Воли хотите? А кто со стрельцами биться будет? Чай, за вас казаки поднялись. А вы чего ж? И кормить их не хотите? Велел я вам на каждый десяток по барану выдавать. А вы жалеете. Небось, с приказными да с боярами свару не затеете. Велят — последнего барана дадите да еще кланяться станете. А я вам волю дать хочу, чтоб не было вовсе холопства на Руси. Вырезать всех бояр и добро их поделить. Любо ль то вам?

— Любо! Любо! — раздались дружные голоса. — Веди на бояр! Головы сложим!

Болотников еще раз оглянул площадь. К нему протискивались казаки и окружали крыльцо.

— Спасибо, Иван Исаич, — проговорил седоусый казак. — С голоду вовсе заморили мужики.

— С голоду заморили, — повторил Болотников. — Так ты б, Гаврилыч, мне пришел сказать, я бы вновь велел выдать вам сколько положено. А вы — грабить! Вы у меня глядите! Аль вы и вправду воры да бродяги?

— А чого ж, колы добром не дають, Иван Исаич! — крикнул кто-то из толпы казаков.

— Не жрамши биться не станешь, — подхватил другой.

— Сказывал я, — повысил голос Болотников, — по барану на десяток выдавать станут. А самовольства не потерплю. Слыхали? Кто грабить станет — голову срублю! Тотчас в поход надо, а вы спозаранку драку завели. Вон к нам с Нижнего отряд привел князя Воротынского холоп беглый. Тут ты, что ли? Как звать-то тебя?

— Михайлой! — радостно отозвался Михалка.

— Так вот, — продолжал Болотников, — дознался тот Михайла по пути, что через седьмицу большую рать с Двинска Шуйский ждет и сразу, как придет она, на нас ударить ладит. Ну а я упредить его хочу. Завтра ж на Москву двинем. К Пашкову Истомке в ночь гонца послал, чтобы он со своими дворянами с вечера на Муромскую дорогу выходил — сторожить, не пришла бы к Шуйскому с Мурома да с Владимира подмога. А там в Москву б пробился со мной разом.

— А как дворяне на нас оборотятся! — крикнул, сам не зная как, Михайла.

— И то, — поддержал его кто-то из толпы. — Как на дворян положишься? Ляпунов, гляди, к Шуйскому ушел. А тоже с нами охотился за Дмитрия Ивановича биться.

— То так, — отозвался Болотников. — Они, дьяволы, всегда против нас оборотиться готовы. А и одним нам не осилить Шуйского. Пущай до времени Истомка подсобит. А вот из наших бы кто туда ж пошел, повестил бы нас, коли он недоброе замыслит.

— Пусти меня, Иван Исаич. Заслужу! — крикнул опять Михайла. Ему не терпелось показать скорей Болотникову свою верность.

— Ладно, ступай. Забери своих и еще охотников кликни десятка с два. Тотчас и выходите. Кони-то у вас есть?

— Есть! — весело откликнулся Михайла.

Расталкивая соседей, он бегом бросился к клети — собирать обозчиков и вызывать охотников.