Малиновский. Солдат Отчизны

27

На очередной приём к Сталину Лаврентий Павлович Берия пришёл с увесистой папкой. Увидев, как он кладёт её перед собой на стол, Сталин вкрадчиво осведомился:

— Что, Лаврентий, рукопись романа принёс? Решил знаменитым писателем стать?

Берия порадовался, что появился в кабинете, когда у вождя хорошее настроение.

— Завидую я писателям, товарищ Сталин! — Берия, в неофициальной обстановке называвший вождя запросто Кобой, во время официальных встреч подчёркнуто обращался к нему «товарищ Сталин» или «Иосиф Виссарионович». — Лучшей профессии на свете нет! Отвечает только за самого себя, никому не подчиняется короче, кум королю и сват министру.

— А не правильнее ли предположить, Лаврентий, что писатель, как инженер человеческих душ, отвечает не только за себя, он обязан отвечать перед всем народом за результаты своего творчества? К тому же писатель находится в постоянном подчинении воле нашей большевистской партии. Я думаю, что ты пришёл не для того, чтобы обсуждать преимущества той или иной профессии. Что там, в твоей папке?

— Товарищ Сталин, я располагаю сведениями о том, что готовится Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении генералу армии Малиновскому звания маршала.

— Молодец, Лаврентий, хорошо информирован. Такой указ действительно готовится. Мы тут приняли решение, что при восстановлении Государственной границы СССР командующим фронтами необходимо присваивать маршальское звание. И решили, что Малиновский и Толбухин вполне достойны этого звания. А ты что — против?

— Безусловно против, товарищ Сталин! Категорически! Вот в этой самой папке — досье на Малиновского, компромат такой силы, что ему впору не маршала присваивать, а генеральские звёзды снимать!

Сталин с интересом посмотрел на папку, будто ожидал, что из неё само собой появится нечто удивительное. Глядя, как Берия среди множества бумаг, содержащихся в папке, выискивает что-то особенно важное, он недовольно сказал:

— Зачем копаться в бумагах, Лаврентий? Ты наверняка уже изучил их. Память у тебя хорошая. Не тяни время, рассказывай.

— Товарищ Сталин, я постараюсь предельно коротко. Начну с документа, в котором изложено поведение Малиновского во Франции, когда он находился там в Русском экспедиционном корпусе. Ещё будучи в военном лагере Майи, что в ста пятидесяти километрах от Парижа, Малиновский был завербован французской разведкой. Не исключено, что уже позже, в лагере ЛяКуртин, его завербовала и немецкая разведка. Есть данные агентуры, что Малиновский намеревался не возвращаться в Россию, когда узнал об Октябрьской революции. Однако французская и немецкая разведка настояли на его возвращении в Россию с целью внедрения в Красную Армию и сбора информации.

Сталин слушал со скучающим видом.

— Всё это, Лаврентий, ты мне рассказывал ещё в тридцать девятом. Неужели запамятовал? В результате, когда Жуков просил, чтобы Малиновского назначили к нему начальником штаба во время боёв на Халхин-Голе, мы вынуждены были отказаться.

— Это было совершенно правильное решение, товарищ Сталин. — Берия даже привстал со стула. — Мало того что Малиновский прохлаждался во Франции, пока мы здесь беляков рубали, так он ещё и в нашу армию проник. Даже обладая большим воображением, товарищ Сталин, трудно себе представить, как он мог совершенно беспрепятственно пройти территории, занятые колчаковскими армиями! Между прочим, контрразведка у Колчака работала так, что мышь не могла проскочить!

— Тебе бы следовало знать, Лаврентий, — задумчиво изрёк Сталин, — что все контрразведки обладают свойством приписывать себе мифические заслуги. Мышь не могла проскочить! — Неприкрытая ирония зазвучала в его голосе.

— Но это же подтверждено фактами! — попытался доказать своё Берия.

— Ну, хорошо. — У Сталина не было никакого желания спорить на эту тему. — Сейчас ты будешь рассказывать мне, что Малиновский, являясь советником республиканской армии в Испании в тридцать шестом — тридцать восьмом годах, был к тому же завербован и гитлеровской разведкой.

— Именно так и было, — закивал Берия. — И тому есть неопровержимые доказательства!

Сталин встал и медленно прошёлся по кабинету, мимоходом взглянув на портреты Суворова и Кутузова, которые он приказал повесить на стене после начала войны с гитлеровской Германией.

— Посмотри, Лаврентий, на портреты этих великих русских полководцев, — тон у Сталина был дружелюбный. — Слушают они тебя и, наверное, очень удивляются. А знаешь чему? Удивляются они такому странному факту: как этот гитлеровский агент Малиновский вовсю лупит гитлеровскую армию, изгоняя её из пределов Советского Союза, вместо того чтобы, как Власов, перебежать на сторону немцев? И как этот гитлеровский агент Малиновский блестяще осуществил Ясско-Кишинёвскую операцию, которая войдёт в историю советского военного искусства как Ясско-Кишинёвские Канны? И ещё, Лаврентий, великие русские полководцы очень удивляются тому, что, оказывается, это не Малиновский разгромил армию Манштейна под Сталинградом, не Малиновский освободил Ростов, Одессу, Запорожье и другие города, и, наконец, вовсе не Малиновский победоносно вошёл в Бухарест. Всё это, оказывается, совершил товарищ Берия с помощью своего досье?

Произнеся эту длительную тираду, Сталин снова уселся в кресло и принялся раскуривать трубку.

— Товарищ Сталин! — Берия понял, что за вроде бы безобидной шуткой кроется пугающее своей непредсказуемостью раздражение. — В досье много других материалов, компрометирующих Малиновского. Можно предположить, что он и в Испанию улизнул, чтобы оказаться подальше от Ежова и чтобы сподручнее было передавать информацию нашим противникам. Кроме того, есть компромат и бытового характера — к примеру, его увлечение разными женщинами.

— Не тебе бы говорить об этом, Лаврентий, — негромко произнёс Сталин.

— А ещё, товарищ Сталин, у него в квартире висел портрет врага народа Уборевича, а вашего портрета не было!

Сталин молчал, а Берия приводил всё новые и новые «факты».

— Думаю, товарищ Сталин, что Малиновский оказался на крючке и у английской разведки. Недаром с таким упорством добивался встречи с ним английский журналист Александр Верт. А какой журналист не является одновременно и агентом?

— Ты уж выкладывай, Лаврентий, свой самый главный козырь, — проворчал Сталин. — Что Малиновский иногда принародно не боится покритиковать самого Верховного.

— Вы — гениальный провидец, Иосиф Виссарионович!

— В общем, Лаврентий, ничего нового в твоей папке не содержится. Интересно, кто это нарыл столько материалов?

— Один из моих лучших, опытнейших контрразведчиков, товарищ Сталин. Фамилия его Барахвостов. Не контрразведчик — рентген. Он этого Малиновского, можно сказать, с самой люльки пасёт. Не так давно выезжал на 2-й Украинский фронт, сообщил, что командующий фронтом встаёт на защиту выявленных агентов абвера.

Сталин пропустил эти слова мимо ушей. Его вдруг заинтересовало совсем другое.

— Как его фамилия? Барахвостов? Думаю, что если бы у твоего лучшего и опытнейшего оказалась другая фамилия, ему следовало бы сменить её именно на Барахвостова. Ты знаешь, что означает это слово?

— Ума не приложу.

— Так вот, запомни: барахвост — это наушник, сплетник. Ты, наверное, Лаврентий, словарь Даля[8] никогда в руки не брал, а то бы там прочёл: «Он такой барахвост, что с ним говори, да оглядывайся».

— Буду штудировать этот словарь, товарищ Сталин, — ничуть не смутился Берия.

— Должен тебе напомнить, Лаврентий Павлович, — впервые за всё время разговора Сталин назвал его по имени-отчеству, — что в нашем государстве человек, занимающий высокую должность, обязан хорошо знать русский язык. И кроме того, по возможности не быть завистливым. Полагаю, что ты очень завидуешь тем военачальникам, которым мы присваиваем высшие воинские звания. Придётся тебя огорчить: Малиновский будет Маршалом Советского Союза, он это заслужил. Но это вовсе не значит, что мы запрещаем тебе впредь наблюдать за нашими маршалами. Бдительность, высокая большевистская бдительность — это закон нашей жизни.

— Понятно, товарищ Сталин! — с облегчением воскликнул Берия. — Мы с честью выполним ваши указания!

— А чтобы товарища Берию не глодала зависть, могу тебе обещать, Лаврентий, что ты тоже будешь у нас маршалом. За победы, одержанные в тайной войне с агентурой мирового империализма.

Берия вскочил с кресла, порываясь обнять вождя.

— Подожди, Лаврентий, успокойся. Благодарить будешь, когда Указ опубликуем. Высшие воинские звания в нашем государстве присваивает не товарищ Сталин. Высшие воинские звания присваивает законодательная власть. А её, как известно, возглавляет товарищ Калинин.

— Да уж куда как известно! — хихикнул Берия. — На товарища Калинина у меня компромата побольше, чем в этой папке.

— Я в этом не сомневаюсь, — усмехнулся Сталин. — Не сомневаюсь я, Лаврентий, и в том, что у тебя компромата и на товарища Сталина не одна такая папка.

— Товарищ Сталин, Иосиф Виссарионович, клянусь вам, заверяю... — начал было Берия, но Сталин коротким взмахом ладони с зажатой в ней дымящейся трубкой остановил его:

— Не надо клятв, Лаврентий. Всё равно не поверю.

...Сидя в машине, Берия ликовал: он будет маршалом! Сталин не бросает слов на ветер! Пусть это звание присвоят ему не сегодня, не сейчас, а после войны, но среди всех прочих маршалов он, Берия, будет самым сильным. Потому что в его руках не просто войска какого-то там фронта, а огромная власть. Ну и пусть Малиновский станет маршалом! Зато в его, Берия, сейфе будет храниться папка с компроматом на этого маршала, и в нужный момент она будет извлечена на свет, чтобы сделать своё нужное дело.

Ублажив себя этими размышлениями, Берия стал думать о другом. Разве это справедливо, что о многих маршалах, например, о Будённом, Ворошилове, и даже не о маршалах — о Чапаеве, Щорсе или о каком-то там матросе Железняке сложены песни, написаны книги, сняты кинофильмы, а о нём, человеке, обеспечивающем государственную безопасность огромной страны, нет ни единого словечка?! Ну, ладно, можно смириться с тем, что нет книг, это ещё можно понять — он закрытый для общества человек, но кто мешает прославить его в песнях? Которые бы пели в воинских колоннах, передавали по радио, которые бы пел весь великий советский народ? Почему нет таких песен? А всё потому, что ты, дорогой товарищ, не в меру скромен. Но к чертям скромность! Товарищ Сталин тоже воплощение скромности, а сколько песен о нём гремит по всей стране каждый день!

И уже сейчас в голове у Берия начала складываться эта песня. Он был твёрдо убеждён, что в ней обязательно должны присутствовать такие, к примеру, строки: «Овеян славою народного доверия» по той простой причине, что «доверия» — прекрасно рифмуется с «Берия». И ещё: «Громи врагов, товарищ Берия, ты наш железный сталинский нарком!»

Берия всё больше укреплялся в мысли, что в самые ближайшие дни ему следует пригласить на свою дачу известного поэта и известного композитора, угостить их хорошим коньячком и воодушевить на создание такой песни. И пусть звание маршала ему пока не присвоено, ничего, песня дождётся своего часа, всё надо делать заблаговременно...