Малиновский. Солдат Отчизны

8

Едва только операция «Анадырь», сойдя с помеченных грифом «Совершенно секретно» страниц, стала воплощаться в жизнь, как Малиновскому вновь вспомнились дни войны. Министр и его Генеральный штаб, как во времена уже давно отгремевших сражений, перешли на круглосуточный режим работы.

Неожиданно произошёл как бы возврат к военной страде. И не только потому, что приходилось работать сутками на износ, главное было состояние души. Малиновский прекрасно сознавал, какое чудовищное бремя ответственности легло на него. В случае провала операции политики, конечно же, все ошибки и просчёты «спишут» на военных, легко доказав даже недоказуемое. Мол, военные исполнители не так поняли их гениальные замыслы, сделали не тот шаг, который обязательно надо было сделать, да и не в том направлении, которое определил их указующий перст. Кроме того, операция такого масштаба, конечно же, зависела не только от министра и Генерального штаба. Она напрямую зависела от действий командиров, вовлечённых в реализацию сложнейшего плана, требовавшего не только предельного напряжения сил, но и доведённой до высшего предела организации во всех его звеньях. Зависела она и от любого из десятков тысяч участников этой ещё невиданной в истории операции, не только военных, но и гражданских.

Но более всего беспокоило то, что политические власти США, и в первую очередь президент Кеннеди, внезапно почуяв у своего виска дуло ядерного пистолета, испытают, несомненно, величайший шок. Их нервы могут не выдержать, и они, поддавшись панике, нажмут на ядерную кнопку. А шок произойдёт неизбежно, ибо преуспевающая, кичливая, заносчивая страна, две сотни лет не знавшая войн, впервые за всю историю ощутит вблизи своей территории грозную опасность, исходящую от стратегического противника.

Именно этот непредсказуемый, но возможный результат затеянной политиками операции более всего угнетал Малиновского. На карту ставилась судьба не только СССР и США, но и других государств планеты, если не всех континентов. И конечно же, в историю этого безумного и губительного для обеих сторон обмена ядерными «подарками», если, не приведи Господь, такой произойдёт, будут вписаны не только имена авантюрных политиков, организаторов «конца света», но и тех, кто исполнял их замыслы. Эта мысль не раз приходила в голову министру обороны, но не она была самой болезненной: занозой сидела мысль о том, что могут погибнуть десятки, а то и сотни миллионов людей, а огромнейшие территории превратятся в горы радиоактивного пепла. Пройдут многие тысячелетия, пока произойдёт распад радиоактивных веществ, заразивших и погубивших Землю и всё живое на ней, прежде чем жизнь на планете начнёт возрождаться с нулевой отметки.

Но что было делать? Конечно, можно было бы решительно отказаться выполнять авантюрный замысел и подать в отставку. А что от этого изменилось бы? На решение Хрущёва это не повлияет: план осуществит другой человек...

Лето стояло жаркое, природа звала и манила к себе. Иной раз мелькала в голове шальная мысль: эх, искупаться бы сейчас в реке, порыбачить на водохранилище. Куда там! Родион Яковлевич отгонял от себя несерьёзные мыслишки. До этого ли сейчас?!

За плотно зашторенными окнами буднично шумела Москва, даже не подозревавшая, какая грозная опасность уже подстерегает и столицу, и всю страну.

Малиновский ежедневно заслушивал многочисленные доклады о ходе операции, держал постоянную связь с Кремлём и лично с Хрущёвым. Чаще всего докладывал маршалу генерал Анатолий Иванович Грибков, который непостижимым образом держал все нити и детали начавшейся операции в памяти.

В этот день Малиновский поинтересовался, как идёт погрузка ракет и другого вооружения.

— Товарищ Маршал Советского Союза, — Грибков был прирождённым военным и строго соблюдал требования военной этики, — погрузка осуществляется точно по плану. Министр морского флота товарищ Бакаев назначил нам в помощь своего крупного специалиста — заместителя начальника одного из Главных управлений Морфлота товарища Карамзина.

— Знатная фамилия, — позволил себе улыбнуться министр.

— Да и специалист он знатный, — заметил Грибков. — Помощь поистине неоценима.

— Какова последовательность погрузки?

— По графику первой намечено отправить ракетную дивизию, так как для приведения её в боевую готовность потребуется значительное время.

— Правильно ли это? — после непродолжительного раздумья спросил Малиновский. — Ведь в таком случае в портах выгрузки и в районах стартовых позиций эта ракетная дивизия может стать мишенью как для авиации противника, так и для его диверсионных отрядов. Мы не можем рисковать ракетчиками. Более целесообразно перебросить на Кубу вначале зенитно-ракетные и мотострелковые части, а уж затем ракетные.

— Но в таком случае мы теряем фактор времени, — возразил Грибков.

— Это верно. Но тут из двух бед нам надо выбрать наименьшую. Иначе наши ракетные части окажутся совершенно беззащитными.

— Понимаю, товарищ маршал. Незамедлительно внесём коррективы в план погрузки.

— Я сегодня доложу товарищу Хрущёву и о его решении вам тотчас сообщу. Продолжайте доклад, Анатолий Иванович.

— Карамзин ознакомил меня с планами судов тех классов, которые будут поданы нам для погрузки людей и техники с указанием габаритов. Морфлот будет подбирать соответствующие суда, — докладывал Грибков. — Собственно, эта работа уже идёт. Мы начали размещать на судах зенитно-ракетные комплексы и радиолокационные станции. Все данные своевременно направляются в порты погрузки начальникам оперативных групп Генштаба, находящихся в этих портах.

— Это хорошо. Только не забывайте строжайше следить, чтобы с оперативными группами в местах погрузки были совершенно исключены телефонные переговоры.

— Слушаюсь, товарищ маршал. За этим следим неукоснительно. Если возникают какие-либо срочные вопросы по согласованию, на места выезжают наши офицеры и генералы.

— Какие порты уже задействованы?

— Это порты трёх морей — Балтийского, Чёрного и Баренцева. Конкретно: Кронштадт, Лиепая, Балтийск, Севастополь, Феодосия, Николаев, Поти, Мурманск.

— Сколько времени уходит на погрузку одного морского транспорта? — Малиновского интересовали даже мельчайшие детали.

— Для погрузки мы используем портальные и судовые краны. Один транспорт грузится двое-трое суток. Тяжёлую технику — танки, самоходные артиллерийские установки, спецмашины — грузят в нижние трюмы, а более лёгкую технику и автомашины — в твиндеки и на палубы. Твиндек — это междупалубное пространство...

— Я знаю, Анатолий Иванович, — усмехнулся Малиновский.

— Простите, — смутился Грибков: надо ли было давать такое пояснение министру, который ещё в молодости совершил почти кругосветное плавание из Владивостока в Марсель в составе Русского экспедиционного корпуса! — Я прошу вашего разрешения, товарищ маршал, выехать в один из портов, чтобы лично проверить, как идёт погрузка.

— Какой порт вы наметили?

— Хотел бы побывать в Феодосии, там идёт погрузка дивизии ПВО. Возможно, там будет полезна моя помощь.

— Хорошо, Анатолий Иванович. Считайте, что разрешение вы получили. Особое внимание обратите на соблюдение военной и государственной тайны.

Проследите, чтобы весь личный состав — естественно, кроме моряков — был переодет в гражданскую одежду. Военную форму можно будет носить только после особого распоряжения. Какой транспорт стоит сейчас в Феодосии?

— Сухогруз «Ленинский комсомол». На него грузится ракетный полк. Я хочу особо проследить, как выполняются наши указания о том, чтобы ракетные установки были самым тщательным образом замаскированы под корабельные надстройки и чтобы на каждом судне было достаточно вооружения для отражения возможного нападения с моря и воздуха.

— Все ваши действия правильны, — подытожил разговор Малиновский. — Желаю успеха.

...Когда генерал Грибков вернулся из поездки, министр снова принял его. К этому времени погрузка судов завершилась, и они были уже в пути. Путь предстоял очень и очень дальний.

Выслушав доклад, Малиновский прочитал принесённые документы и, отвлёкшись от бумаг, раздумчиво сказал:

— Ну что же, вроде бы всё идёт гладко. Из вашей справки следует, сколько судов убыло, сколько приближается к берегам Кубы. Но это, Анатолий Иванович, сухие цифры. А как мне узнать в деталях, что происходит с кораблями, с людьми в пути следования? Вот они проходят Босфор, Дарданеллы, Гибралтар, Скагеррак и Каттегат, Норвежское море. А в этих местах без конца шныряют корабли и подводные лодки НАТО. Да и воздушные стервятники не оставляют наши суда в покое. Всё ли у наших людей нормально? Как министр я обязан знать об этом.

— Немедленно исправим недоработку, — заверил министра Грибков. — Запросим у Морфлота ежедневные сводки о прохождении судов, о том, как чувствуют себя экипажи, не случилось ли что-либо непредвиденное по курсу следования. И главные сведения будем своевременно докладывать вам, товарищ маршал.

— Принимается, — коротко ответил тот.

Вскоре генерал Грибков побывал в новой командировке, теперь уже в Севастополе. Там полным ходом шла погрузка на суда ракетной дивизии, которой командовал генерал-майор Стаценко. Анатолий Иванович встретился с адмиралом Николаем Михайловичем Харламовым, опытным моряком, для которого Севастополь был почти родным городом — настолько хорошо он его знал. В Севастополе всё обстояло хорошо, погрузка шла организованно, однако Анатолий Иванович обратил внимание на один весьма существенный недостаток. Трюмы корабля заполнялись людьми настолько, что человек едва мог повернуться. Но недостаток этот был «объективного характера»: как ни старался Грибков вместе с Харламовым рациональней разместить грузы, чтобы высвободить больше места для людей, цели достигнуть не удалось.

— Это особенно меня мучает, — признался он. — Ведь солдатам, сержантам и офицерам придётся плыть в адскую жару, — представляете, как раскалятся стальные борта корабля!

— К сожалению, ничегошеньки тут не поделаешь, — откликнулся Харламов. — Прибавьте к этому, Анатолий Иванович, такую мерзкую штуку, как морская болезнь. Уверен, что не меньше половины личного состава испытает на себе эту «прелесть». Если уж легендарный адмирал Нельсон не переносил морской болезни, то куда уж нашим солдатикам!

Вернувшись из Севастополя, генерал Грибков получил донесение начальника политотдела мотострелкового полка полковника Шорохова и при очередном докладе министру обороны рассказал ему о содержании документа.

— Вот что докладывает Шорохов, товарищ маршал. Двадцатого августа их корабль уже приближался к Азорским островам. Начался сильный шторм. Почти у всех людей — морская болезнь. Чтобы облегчить последствия сильной качки, ночью догадались вскрыть две бочки с солёными огурцами. Корабль идёт по намеченному маршруту уже десятые сутки. Невыносимая жара. Её трудно выдерживать, даже раздевшись до трусов. Ночью весь личный состав стремится выйти на палубу, но это мало помогает.