Малиновский. Солдат Отчизны

2

В холодный октябрьский день состоялось назначение Родиона Яковлевича Малиновского министром обороны СССР.

Казалось бы, для любого человека, обладающего здоровым честолюбием, а тем более для любого военного человека такое назначение было бы желанной высотой, наивысшим счастьем, пределом мечтаний. Для любого, но... только не для Малиновского.

Радости не было по многим причинам.

Прошедший все ступени военной карьеры, он отлично понимал, какой громадный груз — военную машину страны — взваливают на его плечи и что отныне, так же как и на фронте, не будет ему ни минуты покоя. Беспокоило и другое: стороннему наблюдателю кажется, что министр, да ещё такой, как министр обороны, — это царь, бог и комиссар своих решений и действий. Такой сторонний наблюдатель, никогда в жизни не попадавший в высшие эшелоны власти, даже не мог подозревать, что министр обороны в условиях мирного времени будет всецело зависеть от политиков, стоящих у руля государства, и не сможет сделать сколько-нибудь серьёзного шага без их согласия, без их прямого, часто совершенно некомпетентного, а то и невежественного вмешательства в его работу. Народ же, далёкий от этих скрытых плотной завесой действий высшей политической власти, все промахи и ошибки военного строительства и состояния вооружённых сил будет неизбежно сваливать на министра обороны, выставляя ему негативные оценки.

Не радовало новое назначение и ещё по одной, весьма серьёзной причине. Если бы Малиновский стал министром обороны, сменив на этом посту человека, ушедшего из жизни или же достигшего пенсионного возраста, это было бы естественно и понятно. Теперь же Родион Яковлевич занял кресло Георгия Константиновича Жукова, человека, чьё имя в стране воспринималось как имя народного героя, в мирное время ошельмованного и втоптанного в грязь. Получалось, что вроде как бы «съел» Жукова.

Кроме того, Малиновский как полководец чувствовал себя на своём месте на фронте, в стихии войны. Там он, хотя и был зависим от Ставки Верховного Главнокомандования и особенно от Верховного, но всё же имел возможность действовать но своему разумению, принимать сложные и ответственные решения вполне самостоятельно. В условиях же мира это было почти невозможно.

Поэтому не удивительно, что в день своего назначения маршал Малиновский был на редкость хмур, неразговорчив и сосредоточен. Вечером, приехав на дачу, Родион Яковлевич и в кругу семьи оставался молчаливым, не расположенным к душевным откровениям. Ужинать наотрез отказался. На предложение Раисы Яковлевны пойти прогуляться, как это делалось обычно, молча ответил кивком головы и вновь замкнулся в себе.

Стояла сухая поздняя осень. Они ходили по дорожке, которая, несмотря на свет круглых матовых фонарей, лишь угадывалась под ногами. Ноги скользили по палой листве, было зябко и неуютно. Малиновский за всё время прогулки не проронил ни слова. Раиса Яковлевна видела, что произошло нечто необычное, разительно повлиявшее на душевное состояние мужа, и потому не приставала с расспросами.

Стало темнеть, они поспешили к дому. В прихожей их встретил брат Раисы Яковлевны:

— Родион Яковлевич! Сейчас по радио сказали, что вы теперь — министр обороны!

Раиса Яковлевна заметила, как ещё более помрачнел муж, и жестом остановила возбуждённого брата.

Она подождала, пока Родион Яковлевич не повесил пальто на вешалку, и тихо спросила:

— Что ж ты не отказался?

Малиновский посмотрел на жену с укоризной:

— Поди откажись!

Позже, через несколько дней, Родион Яковлевич скупо поделился с женой, как проходила партийная конференция в министерстве обороны, посвящённая октябрьскому пленуму ЦК.

— Ты выступал? — спросила Раиса Яковлевна.

— Конечно. Сказал то, что думал. Смещение с поста — это не петля на эшафоте и уж конечно же не повод к улюлюканью. И заслуг у полководца Жукова никто не отбирает...