Манфред

Переезд Клары

С наступлением холодов Лёхлер распорядился подыскать для своей помощницы жильё поближе к центру, Клара была ему симпатична. Всегда собранная, сдержанная, она, пожалуй, достойна жить в лучших условиях, чем халупа на окраине, хотя бы потому, что принадлежит к избранной расе.

К тому же, лучше пусть будет ближе к комендатуре, да и контролировать её здесь в центре легче…" — признаться себе, что вдали от истинных ариек, заскучал по приятным женским, лицам Лехлер не хотел.

Несколько добротных старинных особнячков в центре, на бывшей Шалинской улице, остались ещё с дореволюционных времен. Когда-то здесь жили семьи зажиточных еврейских фабрикантов и купцов.

Ситценабивная мануфактура, построенная Еромицким и Венгеровским, называлась "Фабрика немецких кубовых ситцевъ" выпускала хлопковую ткань "1-й доброты" (как писали на ярлыках тех времен) и настолько процветала, что могла себе позволить работать лишь в зимнее время, когда местное население было свободно от садово-огородных забот и охотно трудилось над производством ситца. На лето фабрика останавливалась, а хозяева уезжали в заграничный вояж.

После революции особняки реквизировали для семей военных и сотрудников наркоматов. Некоторые образцы старой архитектуры были заняты советскими учреждениями и вот теперь снова опустели.

Кларе здесь будет безопаснее, да и лучше, чтобы она была под рукой, если срочно понадобится в комендатуре. Вот только детям от этого никак не лучше. У свекрови Клара могла не волноваться за малышей, даже задерживаясь на службе. А теперь дети были предоставлены сами себе. Виктор-младший родился в 1935 и теперь должен был присматривать за сестренками. Найти толковую помощницу никак не удавалось — никто из женщин не хотел идти к фрау "немецкой овчарке". Виктора мальчишки дразнили "немчурой", уже не раз доходило до стычек.

Клара мысленно вернулась к словам Петра:

— Когда всё это закончится, мы сможем без страха выходить на улицу и быть собой.

" А ведь я раньше всегда была собой и не задумывалась, какое это простое, такое повседневное счастье. Мне казалось, что счастье где-то там — впереди, вот закончатся все эти трудности, голод, нехватка самых обычных вещей — и мы будем счастливыми людьми. Теперь только ясно: именно тогда и было счастье — мои родные были со мной, мирная жизнь. Остались лишь дети, что их ждёт? Судьба стать следующим поколением рабов Третьего рейха… Удостоверение фольксдойче не делает меня равной "чистым арийцам". В этом адском мироустройстве моя рабская цепь лишь немного длиннее, а подачки лишь немного сытнее. Как устроен мир, рожденный в безумных мозгах "сверхчеловека" пропаганда доходчиво обрисовала. Вот только, кто звал их сюда насаждать эти чудовищные правила…

Вдруг вспомнилась, как утешение, цитата из Марка Твена: "Быть хорошим для всех — вот, что изнашивает человека". А ведь, правда. Давно, ещё в период преподавания в трудовой коммуне, ей показалась эта фраза близкой её душевному состоянию. Немецких детей воспитывают в строгом послушании. В детстве я ждала одобрения родителей, потом мужа. Это мешает быть собой, особенно с её-то характером. Старик Твен прав — на всех не угодишь…"