Манфред

Без Лёхлера

Клара понимала, что рано или поздно ей снова предстоит проверка, и новая встреча с шефом Павлоградского гестапо — вопрос времени.

Шофёр Отто показывал его Кларе издалека ещё весной, когда вёз из комендатуры. Худой, жилистый, форменная фуражка с черепом высоко торчала над кожаным воротником. "Индюк" — мысленно припечатала тогда Клара по своей давней привычке давать прозвища.

И вот теперь этот "Индюк" пил кофе в кабинете Лёхлера.

Клара остановилась у порога, вопросительно посмотрела на Лёхлера.

— Прошу вас фрау Таблер. Это штурмбанфюрер Курт фон Экке, — приглашающим жестом Отто Лёхлер указал помощнице на ковер перед своим столом.

— Клара Таблер, — уверенно представилась переводчица и подошла ближе к столу, — я была у вас на приёме после ареста моего заместителя.

Экке сидя рассматривал её, светлые глаза не выражали ничего, лишь намёк на любопытство. Смакуя кофе, он вкрадчиво произнёс:

— Помню. Наслышан, после подброшенной вам записки с угрозами, у меня бы-ыл повод интересоваться вами, — Курт сделал паузу, предвкушая реакцию на свои слова, не найдя во взгляде женщины ожидаемого смятения, откинулся на спинку кресла.

Клара мысленно приказала себе включить "арийскую мать". С бесконечным терпением во взгляде твердо сказала:

— Я готова отправиться на фронт. Прошу лишь об одном: мои дети должны быть воспитаны в рейхе. Мне известно о программе Lebensborn. Я могу надеяться, что их воспитают в пансионе для арийских детей? В любви и гордости за Великую Германию.

[Проект Lebensborn "Источник жизни" в переводе с немецкого. Независимую организацию Lebensborn официально зарегистрировали в декабре 1935 года].

Экке помолчал, считая себя мастером психологического воздействия на собеседников, держал паузу, затем с громким стуком поставил кофейную чашку на блюдце.

— Нет фрау! Вы нужны здесь! Примите дела у герра Лёхлера! Временно назначаетесь исполняющей обязанности командира 134-й Украинского добровольческого батальона охранной дорожной жандармерии.

Пока не пришлют офицера вермахта.

За вами не замечено никаких проступков в работе. Герр Лёхлер дал вам весьма положительную рекомендацию и заверил, что вы вникли во все тонкости. Но знайте, вам придётся дать подписку! Как только в отряде окажется хоть один красный командир или коммунист, вас немедленно расстреляют вместе с ним. Думайте о ваших крошках, фрау!

— Спасибо за доверие герр штурмбанфюрер! Это честь для меня. Я выросла среди русских и, смею надеяться, смогу отличить лояльного рейху человека от коммуниста, — подумала: "Знал бы ты Индюк…" Эта мысль зажгла искорку во взгляде Клары, которую Экке принял за восторг энтузиазма фольксдойче, получившей признание истинных арийцев.

— Хайль! — небрежно вскинул руку штурмбанфюрер и открыл папку.

— Милая фрау Клара. Я горд, что смог воспитать в вас замену себе. И рад, что наконец-то уеду на родину. Альпийский воздух творит чудеса, — белесые ресницы теперь уже бывшего шефа дрогнули. — Помните, герр Хайнеман приедет с инспекцией, будьте готовы к этому, не ударьте лицом в грязь.

Начальник СД и полиции штурмбанфюрер Курт фон Экке вручил Кларе на подпись обязательство о том, что лица, не соответствующие условиям службы, не будут зачислены в 134-й батальон охранной дорожной жандармерии, а именно: коммунисты, командиры Красной Армии, комсомольцы, евреи. Личная подпись фрау Таблер под этим документом являлась, по сути, смертельным приговором для неё в случае обнаружения подобных лиц в её подразделении.

На самом деле, эта процедура нужна была Экке, что отследить реакцию этой, интригующей его, фрау.

Это означало, что теперь вся ответственность за работу дорожной жандармерии ложится на её плечи. Лёхлер уехал.

***

Теперь Клара, наконец, могла приступить к постепенной замене жандармов на людей из подполья: безжалостно увольняла за пьянство, за некачественно отремонтированные рабочими участки дороги.

Удостоверения дорожной жандармерии, настоящие, выданные майором фон Экке и заверенные Хайнеманом, позволяли легально носить оружие.

Отряд жандармерии стал реальной ударной группой из легализованных "умерших" узников лагеря.

В целях конспирации Прибер не раскрывал Эззи-Эзингу роль Клары в создании отряда. В свою очередь, и Клара не знала подробностей деятельности oberarzt. Эти люди под страхом смерти спасали жизни советских людей от "этнических собратьев".

Клару тревожили внезапные визиты Хайнемана, на её участке не было никаких проблем, подконтрольные 134-му батальону дороги считались одними из самых безопасных и ухоженных. Взамен уволенных, Клара приняла на службу спасенных из концлагеря и, до поры прятавшихся у подпольщиков, офицеров и красноармейцев, снабжённых новыми документами, якобы бывших раскулаченных и репрессированных дезертиров. Дисциплину в отряде жандармерии подпольщики подняли на небывалый уровень. Их задачей было помочь фрау Таблер доказать Хайнеману, что её не зря назначили и, тем самым, упрочить репутацию Клары. Её люди контролировали профилировку, ведущую в Синельниково.

Клара давно чувствовала со стороны Хайнемана интерес к себе, смешанный с недоверием и чисто мужским самомнением. Его взгляд всегда был наглым и, казалось, на дне его глаз притаилось какое-то ожидание. Вот только чего? Просчёта в работе? Или женского кокетства перед "арийским самцом"? Клара встречала очередной визит начальника Фельдкомендатуры с ожиданием провокации. Это не рыхлый ленивый Лёхлер. Хайнеман — хищник.

Вскоре, её непосредственный куратор — начальник Фельдкомендатуры — Управления дорожной жандармерии Кривого Рога — Хайнеман приехал передать фрау Таблер дела.

Фашисты не признавали административного деления Советов и распределяли территориальное подчинение по-своему.

[Оккупированные украинские области вошли в состав рейхс-комиссариата "Украина" и были разделены на шесть "Генеральных округов", в числе которых был "Генеральный округ Днепропетровск " — занимавший часть территории Запорожья и Днепропетровщину].

Тем неожиданней прозвучало в этот раз его предупреждение о слежке за ней.

"Как реагировать? — щёки вспыхнули, — изобразить удивление?.. Возмущение? Непонимание?" — Клара молчала, держала паузу. Она — выдержанная, собранная арийская женщина, безупречная службистка, доказавшая свою преданность. "Или нужны новые доказательства? Может сейчас самая естественная реакция включить "обиженную женщину"? — глаза Таблер заблестели от навернувшихся слез:

— За что? Разве мало я сделала для рейха? Вы думаете легко мне управляться со всем этим тупым мужичьём? Добиваться идеального состояния дорог?

— Ну что вы, фрау Таблер, я неудачно выразился. Я имел ввиду, что к вам проявляют пристальное внимание, не каждому фольксдойче оказывают такое доверие. Вы — уникальная женщина на мужской должности.

— Я и так не обижена вниманием жителей города, постоянно ловлю на себе взгляды, источающие ненависть. А те, кого я уволила и лишила пайка? Думаете, они мне благодарны?

— Успокойтесь, лучше выпьем. Криворожский самогон сварен специально для меня. Вам нужно выпить.

— Да… — Клара невероятным усилием загнала внутрь истерический смех: Хайнеман понятия не имеет, какую несуразицу произнес, потому что не знает дословного перевода "криворожский самогон" — самогон превращающий лицо в кривую рожу.

— Я понимаю, какая вы заноза для многих, в том числе и лично обиженных вами.

— А как иначе добиться подчинения и качества в работе?

— Да, видимо эти люди и написали на вас новый донос.

— Как?.. В чём суть доноса? — от самогона потемнело в глазах, стало душно. — Это зависть, — Клара решила подключить ударивший хмель в игру, пьяно дернула головой, — мне все завидуют. За то, что не боюсь, за то, что служу рейху и пользуюсь доверием и привилегиями фольксдойче! Эти плебеи, — пьяно скривилась, — даже не понимают, как с меня спросят, если я не обеспечу исправность дорожного покрытия! — Клара заговорила языком должностных инструкций.

Выяснив, в чём её обвиняет автор доноса, Клара онемела. "Как узнали?.. Кто…".

Франц Хайнеман расценил её молчание, как недоумение на слишком невероятное обвинение в том, что она берёт на службу бывших красноармейцев. С точки зрения куратора из Кривого Рога обвинение было настолько чудовищным, что выглядело абсурдом.

Хмель постепенно отступал, Клара подумала: "Если бы не выпила, сорвалась бы". Самогон одурманил, замедлил реакции, только благодаря этому удалось сохранить невозмутимость.

Клара опустила лист с корявым почерком на стол, с тоской подумала: "Кто же написал?"

В отряде действительно появилось несколько человек, направленных подпольем. Их оформлял Чумак. Такую страховку Пётр сделал обязательной. В случае чего, Клара может отпереться, сославшись на излишнюю свою доверчивость к недавно назначенному ею заместителю, а Степану проще скрыться, чем женщине с тремя детьми. Безусловно, есть обиженные тем, что фрау приблизила к себе "выскочку" Чумака.

"Интересно другое… Зачем Хайнеман показал ей этот пасквиль и начал доверительную беседу. Не дал ход доносу… пока. Расставляет ловушку? Следит за реакцией. Или, в самом деле, решил, что это банальная месть уволенных за разгильдяйство? Что же захочет за предупреждение, ведь явно рассчитывает на мою благодарность… нет, благодарить нельзя, воспримет благодарность только так, как привыкли получать женскую благодарность самцы всех времён. Значит, единственный выход — я оскорблённая в лучших чувствах арийка, жёсткая наци, никаких сантиментов".

Клара правильно рассчитала: терять сотрудницу, благодаря которой он был избавлен от недовольства начальства хотя бы за дороги этого региона, было глупо. Фрау Таблер прикрывает его тыл на этом направлении, и плевать ему на обиды уволенных. Надменность оскорбленной фрау Таблер не располагала к флирту.

— Клара, мне жаль, что вас так расстроила эта кляуза. Я должен ехать. Будьте бдительны, большевики могут воспользоваться вашей доверчивостью. Вы даже не представляете степень человеческой подлости и низости плебеев. Я ценю вас, здесь истинно немецкий порядок.

Уже во дворе, осмотрев строй дорожных жандармов, Хайнеман прочувствованно добавил:

— Я восхищён, как вам удалось добиться такого послушания с этим сбродом!

В структуре дорожной жандармерии были не только дороги, но и склады подразделений Тодта. Там и задержался Хайнеман до темноты.

***