Авалон. Возвращение короля Артура

Глава 42

В ту ночь премьер-министр Уоринг вместе с несколькими миллионами других зрителей сидели, как завороженные, перед «Шестичасовым репортажем» и смотрели, как молодой король вырывает маленького ребенка из пасти хищных псов, а затем сражается не только со свирепыми питбулями, но и с бандой неонацистских отморозков.

Нападение, без сомнения было тщательно спланировано и отрепетировано, однако цели не достигло. Скорее, наоборот. Скандал сделал монарха центром внимания; импровизированное появление в «Ораторском уголке» гарантировало присутствие многочисленных представителей СМИ; нападение, столь внезапное, жестокое и бессмысленное, мгновенно сделало его героем.

Беда, с точки зрения Уоринга, заключалась в том, что это не было игрой. Трубы и цепи были настоящими, собаки пугающе реальными, как и мужество, которое противостояло им. С точки зрения средств массовой информации, это была неопровержимая демонстрация личной честности короля, бесспорный аргумент в пользу его характера.

На следующий день воскресные газеты поместили великолепные полноцветные фотографии короля с крошечной Ханой на руках, закрывающего ребенка собой от злобного питбуля. Почти каждая первая полоса превозносила Короля в громких заголовках. Несколько опытных папарацци запечатлели момент, когда король перебросил малышку в руки Кэла, тем самым придав Калуму Маккею ореол второстепенного героя драмы.

«Сан», до сих пор стойкий недоброжелатель монарха, опубликовала семистраничный фотоотчет о нападении, которое, впрочем. почему-то называлось «бунтом толпы», с диаграммами и поминутной хронологией. Две страницы были посвящены роли таинственной подруги короля; на главном фото Дженнифер утешает испуганную Ханну, их лица рядом, слезы все еще блестят на личике ребенка, крошечная ручка перебирает длинные черные волосы Дженни. Этот кадр разом заставил нацию полюбить доселе неизвестную женщину. Никакие гламурные портреты, которые так нравились членам королевской семьи, не дал бы подобного эффекта.

«Обсервер» постарался не отстать и вышел с аршинным заголовком: «АРТУР ЖИВ!» Под ним безоружный король сражался с бандой скинхедов, размахивающих цепями и обрезками труб. Репортер-очевидец с торжественной искренностью заявлял: «В нашем храбром новом короле возрожден древний британский дух рыцарства». Заканчивал он свою статью словами: «Дух Артура снова живет!»

Ролики о нападения повторялись в новостных программах следующие нескольких дней. Когда бы Уоринг не включил телевизор, перед ним оказывалась очередная сцена из Гайд-парка. Казалось, что каждый мужчина, женщина, ребенок или турист в пределах мили от этого места имел видеокамеру, без конца шли нечеткие, смазанные, с плохим светом кадры, на которых Добрый король Джеймс учит жизни плохих парней во славу Великобритании. В очевидцы попала чуть ли не половина Лондона, и они щедро делились своими впечатлениями. Другая половина названивала в редакции ток-шоу на радио, чтобы подробно обсудить инцидент.

А в довершение к этому король не унимался и продолжал навязывать людям свое абсурдное и примитивистское видение. В понедельник утром он оказался на вокзале и непринужденно болтал с пассажирами, агитируя их поддержать монархию на референдуме; тем же днем его видели в Сити, он говорил с бизнесменами и служащими в пабах, кафе и ресторанах, где общался с высокопоставленными чиновниками; а вечером он обрабатывал население бедных жилых комплексов Тауэр-Хамлетса и Ист-Энда.

Во вторник король появился в Бирмингеме, попал в прямой утренний эфир и под камеру поговорил с восточными торговцами на рынках, владельцами магазинов и таксистами. К полудню вторника он оказался в Манчестере, где посетил две больницы, три школы и кампус Манчестерского технологического университета. Вечер застал его в Ливерпуле. Там он пообщался с молодежью, алкашами и полицией.

Неофициальная свита короля из теле- и фотокорреспондентов старалась не отставать. Они освещали каждый шаг монарха и сетовали лишь на то, что король передвигается, казалось бы, совершенно хаотично. Это вызвало многочисленные спекуляции почти профессиональных экспертов и стало увлекательной игрой для зрителей и слушателей. Все пытались угадать, где Король появится в следующий раз и что он скажет.

Наступила среда, и любопытная нация проснулась с желанием узнать, где на этот раз оказался король. А оказался он в Ньюкасле, где выступил на собрании профсоюза дальнобойщиков. Разумеется, оно было записано и продемонстрировано по телевизору по всей Англии, Уэльсу и Шотландии. Люди отправлялись на работу, переживая слова короля, волнующие, вызывающие и вселяющие надежду. К обеду он был уже в торговом центре Гейтсхеда, в окружении продавцов и покупателей, позируя с посетителями фуд-корта. Затем монарх отправился в Мидлсбро, выпил чаю с бутербродами в доме престарелых и поужинал за кулисами с актерами гастролирующей труппы Английской национальной оперы в Дареме. Беспокойный день закончился в Глазго, в ночном приюте для бездомных, где король подробно рассказал о своем видении будущего Британии, в котором все приюты по всей стране закроются не из-за отсутствия финансирования, а за отсутствием нужды.

Уоринг наблюдал за всем этим с тупой, жгучей ненавистью, нараставшей час за часом, по мере того, как неутомимая пресса безжалостно сообщала о каждом шаге короля в течение дня. Он наблюдал, как новый харизматичный монарх постепенно меняет общественное мнение, как растет популярность короля, а его собственный рейтинг неумолимо стремится к нулю. Экс-премьер-министр чувствовал себя отчаявшимся человеком на опасно кренящейся палубе, осознающим, что ничего не может сделать, чтобы выправить тонущий корабль.

В четверг король вернулся в Лондон на похороны своего друга и сторонника Дональда Роутса, и Уоринг вздохнул с облегчением. По крайней мере, присутствие на похоронах несколько замедлит медиа-триумф, и на этот раз проклятый король не окажется в центре внимания. Уорингу тоже придется посетить службу в качестве парламентского коллеги бывшего депутата. Он намеревался максимально использовать ситуацию и попросил пресс-секретаря подготовить речь, гарантированно соблазнительную для СМИ и призывающую заблудших сторонников вернуться в его лагерь. Такой шанс восстановить руины своего рухнувшего правительства упускать было никак нельзя.

Панихида по Дональду Роутсу проходила в церкви Святой Маргариты — серой каменной церкви, притаившейся в тени могучего Вестминстерского аббатства. Уорингу, как действующему члену парламента, оказали столько внимания, сколько позволял прецедент. Присутствовали все его коллеги по Комитету за отмену монархии. Бывший премьер-министр и его соратники по кабинету, а также Хью Гриффит и другие лидеры оппозиционной партии получили избранные места на хорах; прочие депутаты с задних скамей парламента заняли места в соответствии с иерархией, в точности как в зале парламента. Присутствовали с десяток друзей и многочисленные родственники. Церковь быстро переполнилась, люди стояли. Репортеров в церковь не пустили, и они смешались с толпой, собравшейся на площади, изрядно осложнившей движение транспорта по территории аббатства и вокруг него.

Кэролайн и Изабель, мрачные и суровые, в черных траурных шляпах с вуалями, сидели в первом ряду на стульях, поставленных по обе стороны от гроба. Здесь же расположились близкие друзья и ближайшие родственники Роутса — его младший брат Александр, а также несколько деловых партнеров и соседей Дональда. Дженнифер и Калум сидели в четвертом ряду позади семьи и друзей; Эмрис, Рис и Гэвин встали у стены позади скорбящих. Джеймс в качестве оратора сидел на возвышении рядом с архиепископом Кентерберийским, который сам вызвался произнести проповедь. По просьбе Кэролайн Джеймс подготовил простую короткую речь. Службу вел священник прихода Дональда.

Панихиду назначили на утро. Потом гроб собирались отправить в фамильное поместье в Гленротес в Шотландии, где Дональда и захоронят на местном кладбище. День выдался тихий, небо затянули тяжелые низкие облака, но сквозь них изредка пробивались солнечные лучи. Возле церкви ждал кортеж черных лимузинов. Отсюда лорд Дональд Роутс начнет последний долгий путь на север.

Со своего места Джеймс мог наблюдать за теми, кто сидел в первых рядах. Он заметил, что Уоринг выглядел явно осунувшимся и не в своей тарелке. Не связано ли это, подумал Джеймс, с тем фактом, что две самые уважаемые газеты страны в день похорон Дональда вышли со статьями в поддержку Королевской партии реформ?

Служба началась ровно в десять. Исполнили знаменитый христианский гимн «Изумительная благодать». Преподобный Сэмвейс начал молебен. Прихожане спели «На Тебя уповаем», потом последовал отрывок из Послания св. Павла к римлянам, короткая литургия, после чего преподобный Сэмвейс передал слово королю. Джеймс поднялся на кафедру, прочитал несколько стихов из Иоанна о последнем суде, через который предстоит пройти каждому человеку.[Откровение св. Иоанна, 20:10.] Затем он произнес надгробную речь, которая, по замыслу, в равной степени прославляла жизнь прекрасного человека и скорбь по случаю столь неожиданной его смерти.

Речь была короткой. Произнеся последние слова, Джеймс сошел с кафедры и занял свое место. Однако тишина длилась недолго. Встал архиепископ Питер Риппон, человек внушительного роста, с копной белоснежных волос, волнами ниспадавших на высокий лоб. Манерами и внешним видом он напоминал Джеймсу одного из тех энергичных стариков, которые занимаются банджи-джампингом [Прыжки с высоты на растягивающемся канате.] или отправляются изучать белых медведей; в общем, он выглядел так, как выглядели некогда суровые караванщики, ведущие верблюдов по землям Коста-Брава [Территория Испании на границе с Францией.].

Риппон начал в освященной веками манере англиканских священников, но быстро отошел от принятой формы.

— Посмотрите на дубовый гроб перед вами, — сказал он. — Скоро его увезут и опустят в землю, а мы вернемся к своим повседневным делам и занятиям. Жизнь продолжается, скажем мы; и это правда. Но пока гроб стоит перед нами, я хочу, чтобы вместе со мной вы ощутили нестерпимую трагедию жизни, загубленной в расцвете сил.

Архиепископ говорил, как сильно повлияло на него известие о смерти Дональда сразу после объявления о создании новой Королевской партии реформ. Затем он призвал прихожан встать и заявил:

–Как убежденный роялист, я нисколько не сомневаюсь в том, что убийство лорда Роутса было прямым следствием его усилий по спасению монархии.

Это неожиданное заявление огорчило многих собравшихся, поскольку в церкви присутствовали, в основном, члены недавнего правительства. Многие из тех, кто слушал архиепископа — в первую очередь Уоринг и его соратники, — никак не ожидали, что с амвона их обвинят в причастности к убийству бывшего коллеги.

— А теперь я объясню, что имел в виду, — продолжил архиепископ. — На кого в конце концов падет вина за смерть нашего брата, одному Богу известно. Но причина его смерти ни в коем случае не является загадкой. Я сказал, что наш собрат по вере был убит, потому что он осмелился встать на сторону ангелов. Его убили, потому что он бросил открытый вызов злу нынешней политической системы.