Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

38

Аполлон. 1911. № 10.

ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Изб (Вече), Лекманов, Москва 1988.

Дат.: октябрь 1911 г. — по времени публикации.

Перевод на англ. яз. — Lapeza.

Балтрушайтис Юргис Казимирович (1873–1944) — поэт, переводчик, дипломат. Сын бедного литовского крестьянина, Ю. К. Балтрушайтис сумел получить университетское образование, причем, помимо занятий на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета, являлся вольнослушателем историко-филологического. Вместе с С. А. Поляковым, К. Д. Бальмонтом и В. Я. Брюсовым Ю. К. Балтрушайтис был организатором книгоиздательства «Скорпион» и журнала «Весы». Дебютировав как поэт в 1899 г., Балтрушайтис публиковал свои стихи, помимо «Весов», во всех крупных модернистских изданиях «серебряного века», но плодовитым автором назвать его нельзя, прежде всего — из-за большой требовательности к качеству собственного творчества. Его творчество, являющее собой «содружество поэзии и философии» (см.: РП I. С. 147), было сознательно отчуждено от проблем и образов «повседневности»:

Среди людей я средь — чужих...
Мне в этом мире не до них,
Как им в борьбе и шуме дня
Нет в жизни дела до меня. («Одиночество»)

До революции вышло две книги его стихов (о второй книге — «Горной тропе» — см. № 49 наст. тома и комментарии к нему). После революции и отпадения стран Балтии от России Ю. К. Балтрушайтис был чрезвычайным посланником и полномочным представителем Литовской Республики в РСФСР (позднее — в СССР), затем — советником литовского посольства во Франции. Умер в оккупированном Париже. О творческом пути Балтрушайтиса см.: Дауетите В. Юргис Балтрушайтис. Вильнюс, 1983.

Об И. Г. Эренбурге см. № 30 и комментарии к нему.

Стр. 18–20. — Терцинами написаны ст-ния «Пан», «На кладбище», циклы «Флорентийские терцины», «Времена года», «Сандро Ботичелли». Гумилев, очевидно, имеет в виду ст-ние «Пан» (Ты знаешь, этой ночью Пан воскрес. <...> Он в наши окна как в ручьи глядится, / И так влекут в непроходимый лес / Его звериностройные копытца).

Грааль Арельский (Петров Стефан Стефанович, 1888 или 1889 — 1938 (?)) — поэт, беллетрист. Дебютировал как поэт в 1910 г., будучи студентом астрономического отделения физико-математического факультета Петербургского университета. В 1911–1912 гг. состоял одновременно в «Академии эгофутуризма» (который понимал как «слияние с природой» — см.: РП II. С. 6) и «Цехом поэтов», сделав, в конце концов, выбор в пользу последнего. Под маркой «Цеха» вышла вторая книга Грааля Арельского «Летейский брег» (1913), стихи которой развивали традиции «научной поэзии». После революции публиковал книги о Космосе — фантастические и научно-популярные — и стихи для детей. В 1937 г. был арестован и пропал без вести в ежовских застенках.

Стр. 24–25. — Грааль — предмет мистического поклонения Рыцарей Круглого Стола, по самой распространенной версии — чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Христа. Блок называл этот псевдоним «верхом кощунства и мистического анархизма» (см.: РП II. С. 6). О книге И. Г. Эренбурга «Стихи» (Paris, 1910) см. № 30 наст. тома и комментарии к нему. Стр. 26. — Игорю Северянину посвящено ст-ние «Песнь Суламифи», а многие из ст-ний книги выполнены в узнаваемой «северянинской» стилистике:

И в руке детски-маленькой, с книжкой тонкой и длинной,
Лепестки розоватые мне струили наркозы!
И на мех леопардовый их, с небрежностью чинной,
Вы бросали насмешливо, не нарушивши позы. («В гостиной. Сонет»)

Под «поэтами-экзотиками» Гумилев должен был, прежде всего, разуметь самого себя, ибо книга Грааля Арельского буквально нашпигована реминисценциями и прямыми заимствованиями из его ранней поэзии:

Я тебе расскажу (ты забудь наши хмурые дни?!)
Про далекие страны, где жрицами черные девы...
<...>
Будет снится тебе о другой золотистой весне,
И о стройных растеньях тропически яркого сада. («Berceuse»)

Колебался синий дым курений,
Содрогались мускулы лица
Перед ней склонившего колени,
Бледного, влюбленного жреца.
<...>
И когда над знойно спящим Нилом
Полосы жемчужные легли,
Сириус, — сияющим могилам,
Что-то стал шептать цветам земли. («Клеопатра»)

На поляне, залитой огнями,
Сатаною бал давался странный, —
Танцевали девушки с козлами,
И уста алели, словно раны. («Au-to-dafé» (так! — Ред.))

Ср. №№ 81, 53 и 63, 167 в т. I наст. изд. Стр. 27–28. — В первом ст-нии книги («Au-to-dafé») — «Был закат. Бледнели все инфанты». Во втором ст-нии («Инквизитор») — «Пройдут маркизы горделиво / В своих сребристых париках». В третьем ст-нии («Рабыня») — «Грезится, что все она царица / В царской изумрудной диадеме!».

Сведений о С. Константинове нет.

Стр. 38–40. — Ст-ния «Миниатюр» весьма близки по содержанию и форме поэзии самого Гумилева эпохи ПК. Это «страшные» баллады («Легенда», «Мы пили с ней вино в роскошном кабинете...», «Сон»), мистическая поэма «Старая сказка», почти дословно повторяющая «Деву Солнца» и «Сказку о королях» (см. №№ 19 и 21 в т. I наст. изд.): рассказ о «могучем царе», увидевшем во время триумфального шествия прекрасную деву — и выбежавшего к ней из колесницы (...А бог земной забыл свой трон / И меч, и скипетр, и венец). Ст-ние «Мыши» (оставаясь оригинальным) повторяет сюжет «Крысы» (см. № 30 в т. I наст. изд.):

Ночью в доме бродят мыши,
Ночью дождь стучит по крыше
И о чем-то стонет, плачет,
Ночью ведьма в ступе скачет
И метлой на звезды машет,
На болоте черти пляшут, —
То-то страха! то-то горя!
Соня плачет, ветру вторя,
И, чтоб ведьма не поймала,
Прячет нос под одеяло.
Шорох: — Васька на ловитву
Тихо вышел, и молитву
Соня шепчет, чуть живая:
«Это ведьма! злая, злая —
Боже, Боженька мой милый,
Сохрани меня, помилуй!
Вот идут... вот кто-то рядом,
Черный, длинный с страшным взглядом,
Точно черт на стенке храма...
Мама! мама! где ты? ма-ма!»
Входит няня со свечою:
«Соня, спи! Господь с тобою!
Ты весь дом перебудила...
Что ты? С нами крестна сила!»
Ночью в доме ходят мыши,
Ночью дождь стучит по крыше.

Стр. 40–41. — Имеются в виду ст-ния «Непропетая песня Заратустры», «Заратустры кольцо золотое...», «Заратустра! Заратустра!..». Стр. 41–42. — «Брюсовские мотивы» в ст-ниях «Миниатюр» — экзотико-исторические (Храмы, колоннады, термы Каракаллы / Зарастали мохом и травою. / Вместо олимпийцев и богов Валгаллы / В небе души реяли толпою» («Шестое столетие)), «бальмонтовские» — романтически богоборческие:

У моря сидел я, у сумрачных скал,
И тихо шептал умирающий вал:
«Нет Бога!»
Я был на вершине, и ветра порыв
Слова мне примчал, тороплив и пуглив:
«Нет Бога!»
<...>

Брюсов и Бальмонт «периода “Горящих зданий”» (эта книга Бальмонта вышла в 1900 г.) были той «школой», которую «проходил» в 1903–1905 гг. и Гумилев.

Тартаковер Савелий Георгиевич (1887–1954) — выдающийся шахматист, один из основоположников современных шахмат, автор многих шахматных учебников и теоретических работ. Известен также как переводчик немецких поэтов и автор мистификации — сборника «Антология лунных поэтов» (Париж, 1928). Рецензируемая книга издана в 1911 г. в Ростове-на-Дону (см.: ПРП 1990. С. 316).

Стр. 49. — Имеются в виду ст-ния «Я раб!» (Господь! Ослабши, упаду ли...), «Беспорочная ли?» (Но тот изрек: Ведь отвергла / Любовь! Не смог в ней грех прочесть я...), «Отче наш!» (Отче наш! Бог! Погляди: изнемождены / Тщетным исканием счастья возможного...), «Desperado» (Мечась в тяжком бреду и пылая в огне, / Издыхает надежда во мне...). Стр. 52–53. — Бялик Хаим-Нахман (1873–1934) — еврейский поэт, писавший на иврите. Аш Шолом (1880–1957) — еврейский прозаик и драматург, писавший на идиш.

Конге Александр Александрович (1891–1916) — поэт. Коренной петербуржец, потомок обрусевших датчан, сын чиновника. Будучи студентом политехнического института, печатался в журнале «Gaudeamus»; в начале 1910-х гг. знакомится с Б. А. Садовским и молодыми писателями его «свиты», в т. ч. — с М. А. Долиновым, вместе с которым и выпустил свою единственную книгу стихов. К каким-либо литературным «течениям» не принадлежал, его публикации рассыпаны по второстепенным петербургским журналам. Во время мировой войны поступил в военное училище, был призван в действующую армию и погиб. М. А. Зенкевич в «фантастических воспоминаниях» «Мужицкий сфинкс» вспоминает два стиха Конге, которые «похвалил в Цехе Гумилев»:

Как будто сердце укололось
О крылья пролетевших лет...

(см.: Советская литература. 1990. № 6. С. 72; РП III. С. 46). Долинов Михаил Анатольевич (1892–1936) — поэт, режиссер. Сын актера и режиссера Александрийского театра А. И. Котляра. После окончания 2-й Петербургской гимназии (1911) поступил на юридический факультет Петербургского университета; тогда же стал активно «вращаться» в литературных кругах петербургского «серебряного века». В 1915 году выпустил уже «индивидуальную» книгу стихов «Радуга» (см. № 67 наст. тома и комментарии к нему), печатался в журналах «Лукоморье», «Новый Сатирикон», занимался театральными проектами. В начале 20-х годов эмигрировал, жил в Берлине, затем в Париже, где и умер.

Стр. 56. — Кондратьев Александр Александрович (1876–1967) — поэт, прозаик, переводчик, критик, мемуарист. Печатался в «Новом пути», «Весах», «Золотом руне», «Перевале», «Аполлоне». Был секретарем литературного «Кружка Случевского», который посещал Гумилев, оставил воспоминания о нем (Кондратьев А. А. Из литературных воспоминаний. Н. Гумилев // Последние известия (Таллинн). 20 февраля 1928). Отношение А. А. Кондратьева к молодому Гумилеву точно сформулировано в письме к И. Ф. Анненскому от 16 июня 1908 г.: «Гумилев подает большие надежды и, когда, по примеру Брюсова, перестанет ломаться, безусловно даст несколько хороших вещей» (РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 334. Л. 4; цит. по: Русская литература. 1988. № 2. С. 174). В цитате из предисловия Кондратьева (стр. 56–62) Гумилевым выпущены фрагменты, очевидно намекающие на критическую позицию Кондратьева по отношению к рецензенту и прочим литераторам-модернистам: «Музы любят молодых поэтов, ибо знают они, что не будут их мучить эти избранники, не станут требовать от них verilay, или какой-либо особенно трудной и утомительной пляски, дабы передать потом на суд знатоков ритмические движения бедер и чресел; не станут, подобно пресыщенным мастерам стиха мучить их, требуя гиератических поз и священных фигур. <...> Читатель сам увидит, какие стихотворения стоят выше, как в отношении яркости красок, так и в области техники, какие отличаются музыкальной певучестью, в каких заманчивы образы и какие заставляют желать лучшего. Эти наблюдения облегчат ему рецензенты и критики, которые не преминут сообщить, на кого из обоих стихотворцев имел большее влияние тот или иной из уже пользующихся славой собратьев, и на какие лавры и тернии может каждый из них рассчитывать в будущем». Стр. 63–69 являют собой «ответ» Гумилева по набросанному Кондратьевым «плану».

Стр. 64–65. — Названия ст-ний Конге и Долинова, действительно, повторяются, равно как их общий «тон»:

Вечер (М. А. Долинов)

Ивы надречные гнутся печально
Дальше луны над нивой,
Струнные звоны одежды зеркальной
Колышет покой молчаливый.
Лотос, азалия, бледности лилий
Дышат во сне аромата,
Словно убитые чайки без крылий,
Парившие где-то, когда-то...