Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

5

Речь. 22 мая 1908.

ПРП 1990, Соч III, Изб (Вече), Гумилевские чтения 1984, Лекманов, ЛО.

Дат.: до 22 мая 1908 г. — по времени публикации.

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — сыграл значительную роль в творческом и человеческом становлении раннего, «доакмеистического» Гумилева. Рецензия на «Сети» была написана до их личного знакомства и, вероятно, способствовала ему. «Летом 1908 г. я жил у родных в Новгородской губернии с Кузминым, — вспоминал С. А. Ауслендер. — Тогда мы впервые обратили внимание на рассказы в газете «Речь» за подписью Гумилева. На его стихи мы не обращали тогда никакого внимания. И вот нам захотелось узнать, кто этот Гумилев. Мы слышали только, что это какой-то чудак, живущий в Париже, близкий, кажется, к кружку Мережковских, кружку для нашей группы совершенно чуждому» (Жизнь Николая Гумилева. С. 40). В «предакмеистический» период 1909–1911 гг. общение Гумилева с Кузминым было интенсивным и плодотворным. Последний играл важную роль в издании журнала «Остров» (1909 г., см. комментарии к № 21), деятельности «Общества ревнителей художественного слова» и затем — в создании журнала «Аполлон». Статья Кузмина «О прекрасной ясности» (1910) воспринималась некоторыми историками «серебряного века» непосредственной предшественницей акмеистических «манифестов», ср. утверждение Ахматовой: «Жирмунский признается, что напутал с Кузминым и его прекрасной ясностью» (Ахматова А. Собрание сочинений. В 6 т. М., 1998–2002. Т. 5. С. 93). О статье Кузмина как предшественнице акмеистических манифестов писали такие критики, как В. Марков (Марков В. О свободе в поэзии // Воздушные пути. № 2. 1961. С. 231), Г. П. Струве (см.: СС II. С. XI; Struve Gleb. Russian Literature under Lenin and Stalin, 1917–1953. London, 1972. P. 4), С. Драйвер (Driver Sam. Acmeism // Slavic and East European Journal. 1968. Vol. 12. № 2. P. 148) и мн. др. Более подробный (и тонкий) анализ вопроса — см., к примеру: Mickiewicz D. «Apollo» and Modernist Poetics // Russian Literature Triquarterly. № 1. 1971. P. 245–246; Doherty. P. 144, 147; Богомолов Н. А., Малмстад Джон Э. Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха. М., 1996. С. 149–157; Лекманов О. А. Книга об акмеизме. М., 1998. С. 45–50 (глава «К вопросу о Кузмине и акмеизме (суммируя общеизвестное)»; перепеч. в кн.: Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000. С. 45–50); ср. также анализ статьи Кузмина в кн.: Eshelman, Raoul. Nikolaj Gumilev and Neoclassical Modernism: The Metaphysics of Style. Frankfurt-am-Main, 1993. P. 46–49 и далее.

Подробнее о личных и творческих отношениях Гумилева и Кузмина в этот период см.: Богомолов и Малмстад. Указ. соч. С. 145–159; Лекманов. Указ. соч.; см. о М. А. Кузмине №№ 22, 24, 28, 36, 44, 48, 54 наст. тома и комментарии к ним.

Стр. 3–4. — Гумилев имеет в виду древнегреческое различение двух Афродит — Афродиты Пандемос (Всенародной, Низкой) и Афродиты Урании (Небесной). В «Пире» Платона (180c–181d) Афродита Небесная — покровительница любви мужчины к юноше, в теле которого воплощена высшая красота (см.: Платон. Сочинения: В 3 т. М., 1978. Т. 2. С. 106–107). В газете «Последние новости» (23 мая 1908 г.) анонимный обозреватель откликнулся на это место из рецензии Гумилева: «Решительно непонятно, как могла мерзкая пропаганда Афродиты-Урании под видом рецензии о мерзких виршах Кузмина так цинично и откровенно располагаться на столбцах солидной «Речи» <...>?». 15 июня 1908 г. Гумилев писал Брюсову: «За мои стихи и рецензии в «Речи» меня травит маленькая вечерняя газета «Последние новости». Но пока довольно неостроумно: так, например, «Афродиту-Уранию», про которую я однажды упомянул, она спутала с Афр[одитой] Уранистов и т. д.» (ЛН. С. 479). «Уранистами» в начале XX века называли мужеложцев, а откровенно-гомоэротическая направленность творчества Кузмина была злободневной скандальной темой тогдашнего литературного сезона; см.: ЛО. С. 104. Стр. 10–12. — Цикл «Ракеты» (ст-ния «Маскарад», «Прогулка на воде», «Надпись к беседке», «Вечер», «Разговор», «В саду», «Кавалер», «Утро», «Эпитафия») открывает вторую часть «Сетей» и обладает внутренним сюжетным единством, соответствующим канону куртуазного любовного романа (свидание любовников, ревность мужа, выследившего их, дуэль на рассвете, смерть), стилизованного в реалиях XVIII в. (эпиграфом к циклу является стих из «Фонариков» В. Я. Брюсова: «Две маленькие звездочки — век суетных маркиз»). Сам Кузмин так писал о своих настроениях во время создания цикла: «Любовь к радугам и фейерверкам, к мелочам техники милых вещей — причесок, мод, камней. Сомовщина мной овладела» (дневник, 6 июля 1907 г.; цит. по: Кузмин. С. 696). Сомов Константин Андреевич (1869–1939) — один из художников-«мирискусников», чьи полотна на темы «века суетных маркиз» играли важную роль в формировании «декадентского» мировосприятия русского «начала века»; близкий знакомый Кузмина. См. гумилевскую оценку творчества Сомова в статье «По поводу салона Маковского» (№ 13 наст. тома, стр. 27–29). О том, что Кузмин воспринимает «восемнадцатый век под сомовским углом зрения», Гумилев упоминает и в рецензии на его вторую книгу стихов (см. № 44 наст. тома стр. 73–74).

Стр. 14. — Имеются в виду строки первого, вступительного ст-ния сборника, «Мои предки»: «франты тридцатых годов, / подражающие д’Орсэ и Брюммелю, / внося в позу дэнди / всю наивность молодой расы». О возможном отзвуке этого ст-ния в более позднем творчестве Гумилева см. комментарий к ст-нию «Мои читатели» (№ 60 в т. IV наст. изд.). Стр. 14–15. — Ср. с высказыванием Гумилева в интервью К. Бегхоферу (1918) о «великих религиозных воззрениях» русского народа, которые обуславливают его чуткость к «мистической поэзии» (Исследования и материалы. С. 307). В этой части рецензия Гумилева перекликается с рецензией Блока, который назвал автора «Сетей» «подлинно русским поэтом, не взявшим напрокат у Запада ровно ничего, кроме атласного камзола да книжечки когда-то модного французика Пьера Луиса» (Пьер Луис (Louÿs) — псевдоним писателя Пьера-Феликса Луи (Louis, 1870–1925), автора «Chansons de Bilitis», использованных Кузминым при создании «Александрийских песен» — Ред.), и считавшего, что «если Кузмин стряхнет с себя ветошь капризной легкости, он может стать певцом народным» (см.: Блок А. А. Собрание сочинений: В 8 т. М.-Л., 1962. Т. 5. С. 294–295). Стр. 16–17. — «Александрийские песни» — один из самых известных стихотворных циклов Кузмина, составивший самостоятельную (четвертую) часть «Сетей», — стали объектом активной критической полемики еще со времени своего появления в «Весах» (1906. № 7). Гумилев полемизирует с М. А. Волошиным, утверждавшим в своем отклике на «Александрийские песни» (Русь. 22 декабря 1906) «ретроспективно-стилизационную» природу художественного мира Кузмина: «Когда видишь Кузмина в первый раз, то хочется спросить его: «Скажите откровенно, сколько вам лет?», но не решаешься, боясь получить в ответ: «Две тысячи». <...> Не есть ли он одна из египетских мумий, которой каким-то колдовством возвращена жизнь и память? <...> Он жил своей настоящей жизнью в этой радостной Греции времен упадка, так напоминающей Италию восемнадцатого века» (Волошин М. А. Лики творчества. Л., 1988. С. 471, 473). Стр. 21–22. — Имеется в виду стихотворение П. Верлена «Art poetique» («Искусство поэзии»): «De la musique avant toute chose <...>. Et tout le reste est littérature».