Правитель

— Аллея позора. Пример возвращения домой на следующий день после незапланированного случайного сексуального контакта, обычно одетой в ту же одежду, что и предыдущим вечером.

Я сморщила лицо.

— Ты думаешь, мода так много значила для них?

— По-видимому, да, — задумчиво произнесла Кристина. — Представь, что ты стыдишь кого-то за то, что он носит одну и ту же одежду два дня подряд. — Кристина покачала головой. — Я делала это много раз.

— Я тоже. Тогда люди действительно были экстремалами, — отметила я. — Но было и другое выражение, о котором я задумалась, — сказала я. — Попробуй поискать «Натирать бобовый стебель».

— Хорошо. — Кристина только успела произнести команду, как дверь распахнулась и в комнату ворвались Хан и Боулдер.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — Хан был у меня перед носом. — Ты что, глупая?

— Нет, — сказала я, мое сердце бешено колотилось. Мать всего хорошего, он был так близко, что я могла видеть каждую ресничку вокруг обычно золотисто-карих глаз, которые сейчас потемнели от ярости.

— Чем вы двое занимались? — спросил Боулдер у Кристины неодобрительным тоном.

— Ничем, — невинно ответила она, пытаясь заставить замолчать виртуального помощника, который искал выражение, о котором я спрашивала.

Боулдер и Хан обменялись взглядами, когда были произнесены последние слова.

— Повторить, — приказал Боулдер, и виртуальный помощник снова заработал.

— Натирать бобовый стебель, один из многих эвфемизмов для обозначения мастурбации, например, дрочить, онанировать, влажная фантазия, гонять лысого, дергать, полировать хобот, надувать бобовый стебель, душить курицу, заниматься рукоблудием, натирать воском, смазывать ствол… — Она продолжала болтать, в то время как оба мужчины повернулись и уставились на нас с недоверием.

— Что именно вы исследуете? — спросил Боулдер Кристину, которая выдала меня, воскликнув:

— Перл интересовали некоторые выражения, которых она не понимала.

Губы Хана изогнулись в коварной улыбке.

— Не понимала?

— Нет… я имею в виду… да, но если бы я знала значение, я бы это не искала.

— Тебе интересно, как мужчины мастурбируют?

— Это просто недоразумение, — быстро сказала я, но Хан уже выходил из комнаты, и подразумевалось, что я должна последовать за ним.

Выходя за дверь, я бросила последний взгляд через плечо и увидела, как глаза Боулдера смягчились, когда он подошел к Кристине. С ней все было бы в порядке, но, глядя на то, как Хан стремительно спускался по лестнице, я также знала, что у меня большие неприятности.

— Хан, — крикнула я ему вслед, но он направился прямо в свою комнату, а я за ним по пятам, и захлопнул дверь, как только мы оказались внутри. — Хан, — попыталась я снова, и на этот раз он обернулся и с раздраженным выражением лица прижал меня к стене.

— Ты думаешь, это шутка? — угрожающе пробормотал он.

— Нет.

— Ты заложница, Перл.

Я с трудом сглотнула.

— Скажи это! — потребовал он.

— Я заложница, — быстро сказала я. — Я думаю, что это уже установлено.

— Тогда почему, черт возьми, ты думаешь, что ты хозяйка дома и можешь вальсировать тут, как тебе заблагорассудится?

— Я так не думаю, — запротестовала я. — Нас не было всего несколько минут.

Ткнув пальцем мне в лицо, Хан тихо зарычал.

— Ты никогда больше не будешь убегать от меня, или я накажу тебя за это.

То, как он возвышался надо мной своим гигантским телом и неприкрытой мужественностью, было пугающим, и мои ноги слегка дрожали.

— Хватит всех твоих криков и угроз. — Я подняла руку, как щит. — Я услышала тебя в первый раз.

— Слышать и понимать — это не одно и то же, — прорычал он и прижался ко мне, физически подчеркивая, что он больше, сильнее и гораздо более угрожающий, чем я.

— Если ты нарушишь свое слово, я тоже могу нарушить свое. — Его глаза сверкали в моих, а губы чувственно коснулись моих губ, что заставило меня оттолкнуть его. Он не сдвинулся с места, но держал меня в плену своего тела и мужского запаха.

Я с трудом сглотнула, в кои-то веки не в состоянии подобрать слов.

— Это не угроза, Перл, это обещание. Сделаешь это еще раз, и я накажу тебя так, как мне заблагорассудится.

В его словах было сексуальное обещание, от которого у меня по спине побежали мурашки. Мне нужна была дистанция, и я снова толкнула его, и на этот раз он отступил достаточно, чтобы я смогла протиснуться мимо него.

Я побежала в ванную, мое тело тряслось от необходимости избавиться от эмоциональной перегрузки, под которой я находилась.

— Пять минут, — усмехнулся Хан. — Ты не будешь дуться в ванной всю ночь. Пять минут, а потом ты вернешься сюда.

Захлопнув за собой дверь и посмотрев в зеркало, я не узнала в отражении сверкающие глаза или опущенные брови женщины. Я выглядела мрачной и сердитой, как человек, потерявший душевное равновесие.

«Да, вот что происходит, когда ты вынуждена жить с мужчинами», — сказала я себе и глубоко вздохнула.

«Помни, кто ты есть, — донесся изнутри голос моей матери, и, закрыв глаза, я призвала на помощь самую храбрую часть себя. — Я сильная, уверенная в себе, умная, отзывчивая, и я делаю это, чтобы защитить Лауру и моих людей. Этот ужасный человек ничего не может сказать, чтобы унизить меня. Мне не нужно его одобрение, чтобы чувствовать себя хорошо. Пусть он кричит и угрожает мне; я взрослая женщина, а не беспомощный ребенок».

Воодушевленная своей ободряющей речью, я повернулась, чтобы посмотреть на свое отражение.

Я не могла позволить ему так до меня добраться. Я должна была помнить, что Хан всего лишь играл в интеллектуальные игры.

И он в этом мастер.

На мгновение я подумала, что он собирается поцеловать меня по-настоящему, но я все еще помнила, как он сказал мне, что я не в его вкусе. Для него все сводилось к контролю и доминированию, и ни к чему другому.

Мои глаза пробежались вверх и вниз по моему телу. Мне всегда нравился мой рост и длинные ноги, но в остальном я была довольно стандартной по сравнению с женщинами в фильмах, которые я смотрела в последнее время.

Я расчесала ресницы. Они были длинными и густыми, но из-за того, что я была блондинкой, нужно было быть близко, чтобы это увидеть. Я не считала себя тщеславным человеком, и мое внимание всегда было сосредоточено на других, но, читая все эти старые книги о страсти между мужчинами и женщинами, я не могла не задаться вопросом, какой меня видят другие. Никто никогда не называл меня красивой, как в книгах. На самом деле, единственным мужчиной, который когда-либо комментировал мою внешность, был Хан, когда он сказал, что предпочел бы выключить свет, если бы хотел заняться со мной сексом.

В то время это меня не обидело, потому что я была совершенно равнодушна к его сексуальным желаниям, так почему же я почувствовала щемление в груди, думая об этом сейчас? И почему то, как Боулдер смотрел на Кристину, заставило меня почувствовать, что я что-то упускаю? Я не могла себе представить, что она была больше заинтересована в сексе с мужчиной Севера, чем я. Но этот голод в глазах Хана, когда он прижал меня к стене всего несколько мгновений назад, и секунды, когда я думала, что он собирается поцеловать меня, разбудили что-то глубоко спрятанное внутри меня, с чем я не знала, что делать.

Громкий стук в дверь заставил меня слегка подпрыгнуть.

— Открой и выходи сюда, — приказал Хан, и когда я не ответила, он постучал снова. — У твоих мужчин могут быть палки вместо оружия, но я, бл*ть, снесу эту дверь, если понадобится.

Зная его, он, вероятно, так бы и сделал. Сделав последний глубокий вдох, чтобы успокоиться, я открыла дверь и была встречена моим темпераментным тюремным охранником.

— Наконец-то, — ворчливо сказал Хан, повернулся и несколько минут хранил молчание, прежде чем начать разглагольствовать. — Я думал, что могу доверять тебе. Разве ты не должна быть исключительно честной и обладать невероятной порядочностью?

Я подошла к дивану, не отвечая.

— Я знаю, что они проверяют тебя, прежде чем ты попадешь в Совет — мой отец сказал мне это перед смертью. Однажды он пытался подкупить члена Совета, но, по-видимому, это не сработало.

— Это правда, — сказала я. — Только люди, достаточно самоотверженные и обладающие высоким уровнем честности, могут быть частью Совета.

Хан теперь был спокойнее, но все еще ворчал, поэтому я добровольно поделилась информацией, чтобы успокоить его.

— Некоторые дети выделяются, и их рекомендуют их учителя. Они должны преуспеть во всех пяти областях, необходимых для члена Совета, и лишь немногие отбираются для дальнейшего обучения. Как только они завершат свое обучение, они получат право участвовать в выборах, которые проводятся каждые три года.

— Означает ли это, что некоторые из вас заканчивают свое обучение, но никогда не избираются в Совет?

— Да. Только один из каждых десяти выпускников избирается в Совет.

— И в каких пяти областях вы должны преуспеть? — он спросил.

Я сосчитала на пальцах.

— Щедрость, бескорыстие, способность противостоять искушению, выносливость, позволяющая оставаться сосредоточенным в течение долгих часов, потреблять и понимать большие объемы информации со сложными деталями. — Я подняла пятый палец на правой руке. — И, наконец, сочувствие, потому что мы должны быть естественными защитниками слабых и оставаться верными своему слову.

— Да, но как вы проверяете это на ребенке? — снова спросил он.

— Есть разные способы.

— Хорошо, тогда приведи мне пример. Как они проверяли твою эмпатию? — Он насмешливо приподнял бровь и произнес последнее слово с сарказмом.

— Иногда придумываются тесты, в других случаях в их жизни возникают естественные дилеммы, где просвечивает истинный характер. Ребенок, проходящий оценку, не будет знать об этом.

— Ты не ответила на мой вопрос. Как они тебя проверяли?

— Одна из ситуаций в моем досье была та, которая произошла, когда мне было двенадцать. Моя семья решила устроить большую вечеринку с музыкантами, едой и танцами, но меня уже пригласила на день рождения девочка из моего класса, и я согласилась, прежде чем узнала о более масштабной вечеринке. Все говорили мне просто отменить вечеринку по случаю дня рождения, но девочка была новенькой в городе, и я знала, что у нее еще не так много друзей. — Я прикусила губу, все еще вспоминая, какой растерзанной я себя чувствовала. — Я хотела повеселиться со своей семьей и друзьями, но я продолжала представлять, как новенькая почувствует себя разочарованной, если я нарушу данное ей обещание. Я не смогла этого сделать, и в конце концов я пошла на ее день рождения, пока все веселились у меня дома.

— Это глупо, — твердо сказал Хан.

Я бросила на него раздраженный взгляд.

— Нет, это не так. Это знак солидарности, сопереживания и честности, и все это прекрасные ценности.

— Чушь собачья, — сказал Хан и забрался на свою кровать, резкими движениями откидывая одеяло. — То, что ты описываешь, — это негибкость. Люди, которые негибки, — самые худшие. Как только они принимают решение, они замыкаются в себе и отказываются менять свое мнение, даже когда становится чертовски очевидно, что они в чем-то не правы.