Космическая шкатулка Ирис

Как опасно быть причиной тревог могущественной Сирени

Когда Капа уехал домой, – его увёз на скоростной личной машине Сирени её водитель, – магиня вызвала к себе Кизила. Теперь она была уверена, что план сокровищницы Храма Ночной Звезды украл именно он. Барвинок бы не смог. Прежний Барвинок и Барвинок нынешний – это была два разных человека. Барвинок давно оставил свою семью и перебрался в дом Сирени на правах открытого сожителя. Мужа ей не полагалось иметь по статусу. Барвинок уже не мог делить свою жизнь на две половины. Так что, перебравшись в дом Сирени, он обрёк себя на то, что она, как острозубая мышь, каждый день обгрызала чёрствый сухарь его души. Иногда она о нём и забывала, как забывают сухарь в сухарнице, и даже, не найдя его, не очень-то о том и жалеют. Но Сирень всегда находила свой сладкий сахарный сухарик, когда шарила белой ручкой вокруг себя, и грызла, грызла его, стачивая свои зубки, но и его умаляя в его прежней силе. Такой обессиленный против прежнего, порабощённый человек мечтать о преступной воле уже не мог. Он был домашней вещью магини, а вещь, пусть и одушевлённая, никогда не мечтает о вольных свалках для ненужных вещей.

Кизил выглядел настороженным, хотя и мнил себя великим лицедеем. Сирень какое-то время бегала вокруг него кругами, отлично считывая всю нужную ей информацию из его носителей – смятённой души Кизила. Он не был спокоен. Он таил в себе тёмный сгусток преступного замысла. Он был переполнен ненавистью. К ней, своей повелительнице, к Барвинку, своему ничтожному начальнику – лизоблюду и утешителю развратной старухи, кем считал его Кизил. К жене Вешней Вербе, его не любящей нисколько, и наконец, к Капе, как к молодому небедному магу и возможному сопернику, о котором до него дошли кое-какие слухи. Кизил хотел уйти, куда подальше из столицы, от всех тех, кто его окружал, но не с пустыми руками. Его манила не нищая авантюрная воля, а воля скоробогача и расчёт на свою уже удачу.

По профессиональному договору Кизил был обязан исполнять любые поручения и приказы магини. Не обсуждать их, не анализировать, не прекословить. Любая угроза её жизни должна была пресекаться любым доступным способом.

– Одна преступная мерзавка замыслила меня погубить, – заявила Сирень Кизилу. – Поскольку она чужестранка, то в её арсенале могут быть самые неожиданные методы для нанесения мне смертельного ущерба. Ты должен сработать на опережение. Ты меня понял? Как ты будешь действовать, это уже дело твоего профессионализма. Но угроза мне должна быть нейтрализована полностью. Завтра утром я покажу её тебе. А уже к вечеру следующего дня ты придёшь ко мне и объявишь о выполненной работе.

– Она очень опасна? Владеет оружием?

– Не думаю. Но нож у неё может и быть. Чужестранцы все пребывают в вечной неуверенности за свою жизнь. Поэтому они научилась себя защищать. Сам понимаешь.

Арома плохо спала ночью, решая, уехать к Радславу сегодня или чуток обождать возвращения любимого Капы? Она прикинула вес сундучка. Он не был особенно тяжёл. Не настолько уж и много ню она заработала. Туда же, в сундучок, она положила подарки Капы. Она уже начисто забыла о собственных же угрозах магине, только не могла понять, окончательно отверг её Капа или же вернётся? Жить здесь без Капы она не хотела. И не нужны ей были его сокровища. Она понимала, что сокровища нужны ему для комфортного житья, а она уж как-нибудь проживёт и без них, раз Капа отказался от совместной жизни с нею. Не жить ей в большом дому при белом бородаче с большим мужским достоинством, как живёт Лотос Рассвета при Андоре, ну так что же. Будет жить, как и привыкла. Даже лучше, поскольку сундучок пустым не был. Главное, найти Радслава и напомнить об обещании. Волшебники не простые люди. Они слов на ветер не бросают.

Выйдя в просторный холл, Арома оторопела. Там на обширном диване, обитом шёлком, с вышитыми на нём узорами, – то была работа Аромы, – она увидела Сирень. Чуть поодаль сидел её телохранитель с очень неприятными и колючими глазами под припухшими веками. Он был богат телом, но явно не богат умом. Так почему-то подумала Арома, разглядывая его низкий лоб и квадратную челюсть, обрамлённую негустой бородкой. Если Сирень не вызывала у неё никогда неприятных чувств, наоборот, всегда нравилась своим благоуханием и нарядами, своим бархатным выразительным голосом, внимательными тёмными и крупными глазами, то телохранитель вызвал отвращение. Как-то сразу испортилось настроение. Сирень имела ключ от этажа Капы, поэтому её появление не вызвало протеста, она была привычна, но телохранителя захотелось прогнать отсюда. Арома тоже была тут хозяйкой. Капа так и сказал, живи тут и хозяйничай пока. Пусть пока, но хозяйка она.

– Уйди отсюда! – приказала она телохранителю. Тот мигнул наглыми глазами.

– Ты кто такая, чтобы мне приказывать? – отозвался он лениво и откинулся на выгнутую спинку дивана.

– Иди, Кизил, – ласково попросила его Сирень. Тот послушно встал и ушёл. – Ты куда-то собралась? – обратилась она к Ароме, видя её с сундучком и в уличном наряде.

– Да, – ответила Арома. – Ухожу отсюда насовсем.

– А куда? – полюбопытствовала Сирень.

– К одному знакомому. Он обещал мне доставить меня на родной континент, как только я устану тут жить.

– Он мореплаватель? Из океанической корпорации? – опять полюбопытствовала Сирень. – У него рыболовное судно? Или он владелец транспортного судна для перевозки рабочей силы туда и обратно через огромную воду?

– Вроде так, – ответила Арома.

– Так это как? Рыбу ловит или людей перевозит?

– Не знаю, чего он ловит, но меня перевезёт. Раз обещал. Он не из тех, кто бросает слова как мусор по ветру.

– Это похвально. Иметь таких знакомых. Ты девушка опытная, мужчин у тебя было много, и надо уметь их использовать, если тебе необходимо. Ты любишь мужчин?

– Я люблю одного. В единственном числе. Но он не хочет, чтобы я была в единственном числе.

– Так ты любишь Кипариса? Ты способна ради любви на всё?

– На что?

– На всё. Даже на преступление. Ты хотела бы меня убить, раз я мешаю тебе завладеть единственным для тебя мужчиной?

– Никто мне не мешает. Он сам не хочет. И я не умею убивать никого. Я умею только работать, любить и рожать детей. – Арома была холодна с Сиренью, давая ей понять, что очень спешит. Она даже не угостила её завтраком, как делала всегда, если Сирень захаживала в гости.

– Ты рожала?

– Да. Два раза. У меня мальчик и девочка.

– И где же твои дети? – изумилась Сирень искренне, плохо зная привычки и традиции златолицых людей.

– Их воспитывает община. Я теперь привезу много ню и отплачу за заботу о моих детях.

– Община? Как это мило. Твой сын и дочь, вероятно, скучают без тебя. Вдруг их кто обидит?

– Никто их не обидит. Вашего сына тоже воспитывали не вы, – выпалила Арома.

– Он и об этом тебе разболтал, – нахмурилась Сирень, – вот уж болтун знатный. Никак не может изжить из себя комплекс сироты. Всякой шлюшке плачется на свою сиротскую долю. Чтобы пожалели его, приласкали пожарче. Тебе с ним было хорошо? Будешь его вспоминать на своём континенте? Или выкинешь из памяти? А у тебя память-то есть?

– Даже у животных есть память. Даже у птиц. А я человек. Да. Мне очень было хорошо с моим любимым. И ему со мною. Он будет сожалеть обо мне. А я не буду.

– Отчего же?

– Не хочу дарить ему себя даже во сне. А когда есть сожаление, то приходят сны к тому, о ком сожалеешь.

Сирень задумалась. – Ты чувствительна и тонка. Я удивлена. Но для чего ты угрожала мне? Ты же знаешь, какой властью я обладаю тут. Нельзя было так себя вести в присутствии великой магини белого континента. Никому нельзя, а тебе, чужестранке, и подавно. Ты будешь за это наказана. Таков закон. Нельзя прощать его нарушение.

– Как наказана? Я ухожу прямо сейчас. Я не знаю ваших законов. И я ничего тут не нарушала. Или вы заберёте меня, чтобы посадить в клетку? Чтобы там меня отхлестали до красных рубцов плёткой за проступок против вас? А в чём был мой проступок? Я вас обозвала? Побила?

– Я и не собираюсь тебя задерживать. Иди, куда и собралась. Но не удивляйся потом ничему. – Сирень встала. Расправила свои плечи, выгнула спину. Широко зевнула, даже не прикрыв рот ладонью, поскольку презирала Арому всегда. Лицо её в румяном гриме выражало удовольствие от хорошо проведённой ночи в объятиях молодого любовника, от сытного домашнего завтрака, от ясной погоды за большими окнами. – Давай ключи, – Сирень протянула ладонь к Ароме. – Раз ты уходишь, ключ тебе уже не нужен. И от ателье отдай мне ключ. Я на свои деньги тебе его открыла. Сундучок забирай себе.

– Сундучок тоже ваш? – усмехнулась златолицая женщина. – Это вы не разгибались над вышиванием и шитьём долгие два года? Вы меняли деньги на маленькие серебряные слитки по невыгодной заниженной цене? А другой никто не давал. Вы платили половину от заработанных денег общине? Вы спали в душной тесноте под самым потолком на третьем ярусе жёсткой кровати?

– Здесь всё моё. В том числе и твоя жизнь. Но твой сундук мне без надобности. – Сирень отпихнула его ногой и сморщилась, ушибив кончик своей ступни. Туфельки у неё были мягкие и тонкие. – Иди отсюда!