Космическая шкатулка Ирис

Возвращение в старый дом

Ива очень удивлялась тому, как изменился Капа за те два года, что она видела его в последний раз во время их совместной поездки на лодке через реку. Из недружественного в целом, как казалось, ко всем ближним и дальним, из человека, одновременно и нервного и претендующего на некую таинственную значимость, Капа стал спокойным, величавым и затаённо-грустным. Он ни на кого не огрызался, никого по пустякам не дёргал, не кривил губы как прежде, если его что раздражало, а был внутренне отстранённым от происходящего, хотя и принимал во всей суете деятельное внешнее участие. Иногда его тёмные глаза застывали на Иве, как будто он ждал от неё важного ответа на важный вопрос, хотя никакого вопроса он не задавал.

Она сидела в беседке Вяза и также удивлялась тому, насколько Капа занимает её мысли, чего никогда не было прежде. Не то чтобы он стал ей чуть больше нравиться, но он, действительно, сильно изменился. Что за события могли тому поспособствовать? Любопытная, как и всякая женская душа, она не могла ни к кому обратиться за разъяснением, поскольку никого из знакомых рядом не было. Пойти было уже не к кому. Вся их улица была расселена в гигантском заречном «Городе Создателя» за то время, из которого она выпала. Тёмно-синяя река катила внизу свои безмолвные воды. Мелькали и звонко перекрикивались в густых кустарниках прибрежные птицы, серовато-белый песок отмелей был пуст и печален. Никто там не бегал, не купался. Близилась осень. Чай, принесённый молодым парнем, исполняющим теперь должность помощника мага, остыл, пирог с лесными ягодами не тронут.

До самого вечера она прослонялась по лесу, не понимая, чего там не хватает, чего она ищет. Но чего-то не хватало, и что-то требовало себя найти. Она смотрела издали на бывший свой родной дом, и он казался миражом, выплывшим из сна, войти куда невозможно. Потому и ноги туда не хотели идти. И отчего-то было больно видеть контур его красной крыши с трубой, пока ещё белой и ничуть не почерневшей. Живёт ли там кто? Она напрягла память, вспоминая, а что из ценного там осталось из прежней её жизни? Ценного не по стоимости, а для памяти. Детские игрушки? Потрёпанные книжки? Пыльная старая посуда? Посуда… Выплыли какие-то гофрированные изящные чашечки, вызолоченные изнутри и украшенные объёмными синими цветами снаружи, каких у них точно не было, а казалось, что они там есть. И она пошла в дом. Чтобы проверить. Ключ она с собой взяла, или мать его сунула, предполагая, что она захочет вдруг поехать за реку. Он лежал в кармашке маленькой сумочки, болтающейся на её поясе. Но возможно, ключ так и остался там с тех самых пор, как они уехали, а сумочкой она редко пользовалась. Только ради пеших прогулок и брала её.

Калитка была полуоткрыта, просела в почву и не открывалась. Ива еле протиснулась в щель, испачкав подол нарядного платья. Двор, сад не только неимоверно зарос сорными травами, но был запутан какими-то зарослями, сквозь которые ничего нельзя было и рассмотреть. Она вздрогнула, настолько заброшенность напомнила тот самый образ, что и возник в ней, когда она шла к реке и глядела на отдалённое заброшенное селение. Только не было в саду страшного пугала, да и сам дом вполне себе неплохо смотрелся, – краснокирпичный под красной кровлей. А вот ставни были открыты, что наводило на мысль, что кто-то там и обитал. Если не теперь, то не так уж и давно. Стёкла не производили впечатления ухоженных, были тусклы, но хотя бы целы.

Она вступила в тёмные и необитаемые его недра. Ударил стылый дух покинутого жилья. Углы были заметно прогрызены подпольными грызунами. Пол тихо и страдальчески скрипел, вторя её робким шагам. Как будто она была вором, пришедшим тайком.

Разбросанная одежда, смятая постель, коробка у дивана, которую она не помнила. Она открыла верхнюю крышку и увидела те самые чашечки, о которых и подумала. Они сияли золочённым донышком, синели выпуклыми ажурными цветами, из-за лепестков которых выглядывали ярко-алые и розовато-блёклые птички с золотыми клювами среди цветных камушков, чья фактура наводила на мысль, что они сами по себе – немалая ценность. Она вертела чашечку в руках, ясно помня, что пила из неё чай. Но где и когда? Даже для того, чтобы купить одну лишь такую штучку, ей надо было работать не день, не два, а сто дней кряду. И при всей их узнаваемости такие чашечки не были принадлежностью их дома никогда. У них просто и не могло быть такой посуды. Из-за её непомерной стоимости, из-за того, что это была посуда ручного изготовления, художественная диковинка, из каковой не пили чай простые люди.

Оставив непосильную задачу, она подошла к постели и легла поверху смятого белья. И будто чьи-то незримые руки обняли её, и будто бы она спала тут много ночей не одна, а с кем-то пронзительно-любимым, чьего лица она не могла себе представить, как ни силилась. Ива заплакала от утраты кого-то, кого никогда не было. Потому и утратить она никого не могла. А чувство утраты было! А одиночество души, от которой отрезали самую драгоценную её часть, было. И ноющая боль была, как в ноге до её исцеления. Она села и стала растирать полностью здоровую ногу. Как-то сразу полегчало. Она мысленным окриком вернула душу в реальность из её болезненных снов наяву. Раздумывая о том, чтобы не забыть вернуться после ритуала в Храме Ночной Звезды за роскошными чашечками перед тем, как Капа выделит ей перевозчика обратно через реку, как и обещал, Ива весьма практически обдумывала, чего бы взять ещё. Парня – одного из помощников Капы вполне можно нагрузить скарбом, который так поспешно они бросили тут с родителями, и который столь удачно никто не успел расхитить. В скрипучем шкафу лежала очень дорогая шаль ручной вышивки. Алые маки посреди зелёных резных листьев. Шаль-то откуда ещё? И в то же время она ясно видела, что сама расстановка вещей, мебели вокруг какая-то иная. Не та, что была в день их отъезда. Кто же тут обитал после? Почему оставил свои вещи? Решив расспросить обо всём у Капы при удобном случае, пользуясь качественной переменой его характера в сторону улучшения, она успокоилась, закрыла дом и отправилась в сторону Храма Ночной Звезды.

Вокруг Храма толпился народ. Никого, к кому Ива могла бы подойти, поболтать, порадоваться встрече. Только Берёзка где-то мелькнула голубым платьем, небрежно помахала пышным рукавом и равнодушно отвернула в сторону свою голову на прямой и гордой шее. Рядом стоял муж Берёзки и те из девушек и парней, кого Ива не знала близко. Никто из них, считая и Берёзку, не проявил никакого интереса к тому, что Ива уже не хромает, что на ней короткое платье до колен, что ножки её ровны и одинаково стройны. Ива сразу передумала к ним подходить. К чему, если Берёзка как была, так и осталась недоброй зазнайкой. Она отлично всё заметила, но сделала вид особы важной значимости, к кому надлежит бежать и радостно приветствовать, едва увидев её издали. Для Ивы уж точно она никогда не была такой вот важной значимостью. Ива прохаживалась среди мало знакомых и совсем незнакомых людей, ища хоть кого из своих приятелей, пока всех не пригласили в Храм. Так и не пришла Рябинка, не было Ручейка.

При входе в Храм Берёзка обняла её вдруг за талию, прошептала в ухо, – Как же я рада, что ты стала такой же, как прежде, до… Ты бесподобна! Теперь ты обязательно найдёшь себе уже настоящего мужа. Если хочешь, можешь после ритуала заночевать у нас с Пионом. – Так вот, оказывается, как звали её мужа. – Обо всём мне расскажешь.

Добрая Ива тотчас же простила её за важность, ответно пожала её ладонь. – Благодарю тебя. Но меня отвезёт на ту сторону помощник мага. Капа уже дал ему распоряжение. Берёзка, а ты не знаешь, кто жил в нашем доме после нашего отъезда?

– Как кто? Разве не ты со своим бродягой?

– Что? – Ива застряла в проходе. Берёзку уволок внутрь Храма её муж Пион. Он на самом деле был белолиц и румян, с пышной шевелюрой, соответствуя своему имени. Внезапно рядом возник сам маг Храма Ночной Звезды. На его чёрном наряде, усеянном звёздами, на груди в области сердца пылало «Око Создателя». Он взял застывшую Иву за руку и повёл в Храм. Проходя мимо Берёзки, он сурово той сказал, – Не маши своим языком как веником. Был же разговор с тобою?

Берёзка согнула голову в извинительном полупоклоне, – Простите, хранитель сияющего «Ока Создателя», – таким манером и надлежало обращаться к магу. – Я забыла…

– О чём она забыла? – Ива ухватила Капу за длинный рукав, не желая отпускать от себя.

– Когда в вашем доме поселился молодой бродяга, то некоторые нехорошие люди стали распускать слухи о том, что ты, считая себя неполноценной и приговорённой к одиночеству, вошла с бродягой в связь, надлежащую лишь супругам. Но я-то знал, что ты была в лечебном центре. А те, у кого порченая душа и нечистый язык, наплели всякий вздор. Может, тот бродяга и жил там с какой-нибудь бродяжкой себе под стать. Чего о том? Я сам взял ваш дом по охрану. Там больше никто не живёт.

Ива сразу успокоилась, поскольку объяснения Капы были похожи на правду. Маг не будет лгать. Капа – маг. Он уже не прежний помощник Вяза, разудалый гуляка и бахвал.