Космическая шкатулка Ирис

Чаепитие в заброшенном доме

Баба Верба включила огромную свечу в большой глубокой чашке. Селение было давно отрезано от подачи атмосферного электричества. Комната озарилась тёплым золотым светом. На столе на чистейшей скатерти стояли удивительно-хрупкие чашечки из гофрированного фарфора. Стояли в мисочках столичные вкусности. Чайник был горяч, о чём говорил пар из его носика. Большая печь была совсем белая, не порченая от заброшенности. Тёплая. Ива прижала к ней ладони. Она вспомнила грязь, которую явила им баба Верба в тот день прибытия в «Город Создателя». А тут что за шик на столе? Откуда?

– Откуда у тебя такая дорогая посуда? – спросила Ива, не удержавшись от любопытства. – Я на похожую посуду два месяца работала. Да и то у меня проще.

– А жила на что? – спросила баба Верба. – Если на посуду такую тратишься.

– У меня же муж теперь есть. Он зарабатывает тоже.

– А-а, – протянула бабка, – муж. Где ты его нашла-то? Слышала я, что он бродяга?

– Да и я много чего слышала о тебе. Что утонула ты. А ты вон из каких чашек элитных чай пьёшь.

– Что чашки, – баба Верба пригласила их сесть. Стулья были тоже из хорошо сохранившихся предметов обстановки. – Я у себя клад хранила. В этом самом доме. Вот достала, чтобы вас чаем угостить как дорогих гостей. А сладости из столицы один друг мне привёз. Я долго жила, не только болезни, но и друзей нажила. – Она зорко следила за тем, как Вешняя Верба накинулась на изысканные сладости. – Не жадничай! Тебе вредно много сладкого. Ребёночек может с диатезом родится. Больше ягодных соков пей, овощей ешь. Мясо тоже нужно для развития плода. Девочка у тебя будет, – она вглядывалась в лицо Вешней Вербы. – Девочка это хорошо. Девочку рожать всегда легче, у девочки голова меньше, чем если бы мальчишка был. К тому же в тебя, дуру, характером не пойдёт. Девочки в отцовскую родовую линию обычно вливаются. А с другой стороны, она по любому часть твоей низкой природы унаследует, чем отцовское вложение уполовинит. Нет, внешность твою не похаю. Ты хороша. Сочна. Грудаста. Вон грудь как у моей козы была, когда она с полным выменем домой приходила. Небось, отрадно всякому мужику тебя прощупать за неё. Талия тонка, а бёдра круглы. Ты можешь запалить низшие мужские инстинкты. Жарко, неистово. Даже Капа не устоял против твоего влекущего созревшего тела, его ароматных ловушек. Но таковые страсти быстро отгорают. Ты не способна на подлинную любовь. У тебя высокие духовные сферы пребывают в зачаточном состоянии. Это и выражают твои глаза, да и всё в тебе. Ты сорная трава, каковой много. А вот она, – бабка указала рукой на Иву, – цветок диковинный, хотя и стебель надломленный.

– Уж будто Капа способен сам на любовь, – подала голос Ива.

– Капа? Способен на многое. Только он вырос в глухомани. Старый Вяз не больно был озабочен его развитием. Развивал только то, что было практически необходимо ему самому.

– Не любишь ты Капу. Почему? – спросила Ива.

– Не то слово подобрала. Он всего лишь мне не нравится, – ответила баба Верба.

– Так в чём и разница? – допытывалась Ива. Не потому, что была потребность защитить Капу, а задевала сама манера старой обо всех судить как о собственных подданных. Её, Иву, постоянно калекой обзывала, Вешнюю Вербу обижала. Сама-то она кто была? Кем уполномочена давать те или иные уничижительные характеристики посторонним людям, с нею ни дружбой, ни враждой не связанных.

– Можно любить больше жизни и того, кто не нравится. А нравятся многие, но это вовсе не обязывает всех их любить. Вот ты очень мне нравишься, но к чему мне любить тебя? Любить это душой болеть о том, кого любишь.

– А ты баба Верба сильно мне не нравишься, и в то же время я тебя нисколько не люблю, – ответила Ива.

Вешняя Верба, как ни была она простовата, учуяла явную не простоту старухи в бедном синем платье в белую крапину. – А тебя саму кто развивал? Ты говоришь, как Капа один умеет.

– Чего он там умеет, когда на тебе лежит, или ты на нём, тебе лучше знать. А вот речь его выдаёт как раз неважное развитие. Вернее, недоразвитие. Он груб, и боюсь поздно уже его развивать. Время упущено. Он же не мальчик, как ты понимаешь.

– Да мне и не нужен был мальчик. Я всегда хотела настоящего мужчину.

– Ты и нашла. Настоящего, опытного на разные фасоны случек, кобеля, – выдала баба Верба, с шумом дуя на чай в чашечке. Несколько капель пролилось на скатерть.

– Бабка, – вдруг разозлилась по-настоящему Вешняя Верба, потому и осмелела, а Вешняя Верба никогда не была девушкой робкой, – я одного не понимаю, зачем ты обрядилась в такое вот чучело, когда ты являешься кем- то ещё. Уж точно ты не живёшь в такой развалюхе. Чем тут жить? И мне зачем надо было к тебе ехать?

– Не волнуйся, доченька, – ласково пропела баба Верба, – тебе нельзя себя волновать из-за пустяков. А я только проверю, нормальное ли у тебя течение твой беременности, здоров ли будет твой будущий ребёночек. По лицу вижу, ты девочка крепкая, ядрёная, хотя положением своим двусмысленным ты издёргана.

– Как же ты проверишь?

– Животик твой пощупаю, расспрошу тебя о тайном, когда Ивушка уйдёт отсюда. Она тебя подождёт у переправы в доме. Но потом. Пока мы чайку попьём, поговорим по душам, отдохнём, успокоимся, а там уж.

– Как же я одна по темени потом пойду?

– Не по темени. Я сама тебя провожу до переправы.

– Пусть Ива возле дома погуляет, как ты со мною поговоришь. А то, к чему ей уходить? – не нравилось Вешней Вербе предложение бабки. Да и Иве оно казалось странным каким-то. – Никак я не пойму, чего мы сюда и припёрлись с тобою, а, Ива? Всё Капа толкал для чего-то. Боюсь, говорит, что дитя может родиться негодным. С чего бы ему родиться негодным? А баба Верба всё равно как магиня. В душе и в будущем читает. Да разве магини так выглядят как это чучело, забытое кем-то в огороде? Да я и побрезгую, чтобы ей разрешение давать к себе прикасаться. Руки –то…. – Вешняя Верба вдруг замолкла. Руки бабы Вербы были тонки и не похожи на руки старой изработанной селянки. На указательном пальце левой руки сиял, вдруг появившийся неведомо как, большой перстень с прозрачным камнем. Свет свечи, попадая на камень, делал его похожим на око Создателя, каковое было вшито у мага Вяза в его ритуальное одеяние. В структуру камня словно бы была включена звезда, пойманная в ночном небе. Она переливалась всеми возможными цветами радужного спектра, и сияние это острыми точками ослепляло глаза, если баба Верба шевелила своей рукой. Она наслаждалась чаем, не принимая к сведению слова Вешней Вербы. – Хочешь, тебе подарю? – обратилась к Вешней Вербе старая Верба.

– К чему оно мне? Скажут ещё, что украла. А ты его где взяла?

– Моё. Даровано мне по линии матери. А той от предков её.

– И вот так запросто мне отдашь? – усмехнулась Вешняя Верба, решив, что это розыгрыш. Об этом подумала и Ива.

– Отдам, когда дочку свою родишь. – Тут баба Верба повернулась к Иве. – Расскажи мне дочка, пока я не занялась этой козой и её брюшком, откуда ты своего мужа себе добыла?

Ива молчала. Баба Верба продолжала, – Я знаю, что твой дед тебе в видении сказал, что вылечат твою ногу пришельцы из-за пределов неба.

– Ты не можешь этого знать. Я никому не говорила… – Ива обхватила пустую чашечку так, что та едва не хрустнула.

– Знаю. Я входила в твои видения в Храме Ночной Звезды. Ты же меня там видела, в видении своём. Забыла? А вот скажи мне, не в лесу ли ты и нашла своего странного бродяжку? Ведь ты с ним поселилась в старом родительском доме как раз после праздника -проводы лета. Где же ты могла ещё? В «Городе Создателя» бродяг нет. А твой муж – бродяга и есть. Все об этом знают. Да я не осуждаю. Нашла хорошего парня, я рада за тебя. Другого-то где тебе взять, увечной? А бродяга кров себе нашёл, девушку чистую и пригожую. Что с того, что нога повреждена немного. Ведь ты отлично ходишь, работаешь за себя и за него. А прочее до кого касаемо? Да и красив бродяжка тот, как я слышала. А вот не слышала ли ты, доченька, о том, что упало в наш лес престранное огромное тело, на звезду похожее, как пролетало оно по ночному небу? Может, бродяжка твой видел чего? Не рассказывал о том? О том, как в Храм входил некий человек, на человека мало похожий, расплавленным серебром облитый, мне Капа рассказал. Ты-то не могла того видеть, поскольку все люди в мирах предков путешествовали на тот момент. – И старая Верба искоса взглянула на застывшую Иву. – А то многие рассказывали, как ты из леса выходила с высоким мужчиной в старой одежде, почти обтрёпанной, а вот ботинки у него блестели, как из чистого благородного серебра отлитые. Я не поверила. Кто же в серебре ходит? Выдумщики люди у нас. А тут вот ещё. Видел один человек, а он перемещается с ремонтными бригадами по многим местам, где Храмы старые чинит, как муж твой на утренней заре в лес пошёл. Тот тоже любитель по грибы пораньше ходить. Но муж твой налегке шёл. Тот за ним следом так и шёл. Тропа удобная была, а одна она в лесу. И вот нырнул твой муж в заросли. А рабочий думает, а ну как там грибное место? Следом за ним. Видит он поляну обгорелую. Муж твой подошёл к её краю. Заискрил вдруг воздух, и пропал муж твой, как не было его. Тот работяга подбежал, не устрашился. Помочь решил. А его страшная сила отбросила прочь. Так он только к вечеру вышел из леса. Без грибов. Память отшибло настолько, что дорогу вспомнил только к вечеру. А так целый день блуждал. Он магу Вязу о том рассказал. Маг никому о том брехать не позволил.

– Ты-то откуда узнала? – с сомнением спросила Вешняя Верба, видя, что подруга молчит, как онемела.

– Так Капа и рассказал. Я же по-свойски обещала ему тебя осмотреть, совет дельный дать, помощь предоставлю, как время выйдет. Я денег, доченька, не беру за свою помощь и советы ни с кого. – Она опять повернулась к Иве, – Я уж подумала, не пропал ли твой муж навсегда. Как думаю, молодая Ивушка одна останется? Нет. Ты с ним как жила, так и живёшь.

– Душная какая комната, – только и сказала Ива. – Свеча ещё тут чадит. Пойду я к реке. Погуляю, раз выдался такой пригожий день. Я, Вешняя Верба, подожду тебя на переправе, где и Капа. Мне в этом селении гулять не хочется. Тут страшно. Дома пустые, а над головой гул стоит от дороги. Машины свистят, того и гляди вниз низвергнутся. А случаев таких столько! Я ещё в «Городе Создателей» насмотрелась на такие страшные аварии, что и не забудешь, как ни старайся. – Ива встала и вышла. Её никто не удерживал.

За домом в заглохшем саду, в переплетении голых едва расцветших ветвей, кто-то замахал вдруг руками в старых рукавах. Ива обмерла. Да нет! Это же весенний ветер трепал старое огородное и полуистлевшее пугало, торчащее на покосившейся палке. Страшная ипостась бабы Вербы с её ласковой речью, пропитанной посылом тревоги, посланной самой Иве, вдруг изумила её внезапно только за пределами дома, в заросшем дворе. Страшная тем, что за ряженым фасадом старой нищей старухи была скрыта совсем не баба Верба. Ива вспомнила рассказ Вешней Вербы о магине из КСОР, что разгуливала там в платье со шлейфом, усыпанным звёздами, с волосами, искрящимися от золотой пудры. А как сам Капа попал в такое вот здание, да ещё на самый верх, это и вообще не поддавалось объяснению. Ива, спеша и ковыляя сильнее, чем при обычной походке, направилась к реке, чтобы вызнать у Капы причину его непостижимой болтливости о том, о чём ей самой он приказал молчать. О пришельце в Храм в ту ночь. Поразмыслив во время прогулки, она решила, что Капа со своими сокровищами, полученными у прежнего мага разрушенного заречного Храма на сохранение, присвоил их себе. Пробрался в КСОР и решил выкупить себе там место, найдя такого же мздоимца. А магиня? Она могла показаться Капе просто похожей внешне на бабу Вербу. Носатая и старая. Молодым мужчинам все старухи кажутся на одно лицо.